Под синим солнцем - Рома Декабрев
Не жизнь, а попытка пробудить в сознании причастность к мировым событиям, к важности, которой в пустой оболочке попросту не уместиться. Навязчивая, доведённая до исступления нужда исключить из своей парадигмы провинциальные черты с потрохами выдавала в них саму эту провинциальность. Большие амбиции, жадные до ажиотажа глазки и маленькие ручки, как у тираннозавров. И это я.
Шкура_сорокина: «я/мы надя».
гермиона_пейджер: «твои родители – мои кумиры».
утюг_влад: «слоняра».
Неужели эти сложенные из продуктов распада чужих лозунгов и ультиматумов фигурки доверили бы себе право быть пастухами человечества или хотя бы глашатаями совести? Я бы им не доверила не то что воспитание детей, даже выбор фильма на пятничный вечер.
Каждую пятницу, тринадцатое, я пересматриваю «Аризонскую мечту», мне кажется, это про нас.
Быть человеком мира – хорошо, быть гражданином мира – высшее благо. Твердится, скребётся, но что для этого скорее нужно: приобрести или потерять? Необходимо составить конкретную инструкцию!
1. Быть гражданином мира – значит иметь прописку в интернете и вместо снулой рамки три на четыре сыпать из пачки видами Эйфелевой башни, Тауэрского моста и Колизея?
2. Быть сознательным гражданином мира – значит поддерживать инициативы общепризнанных международных институтов, всегда и во всём ссылаться на цивилизованное общество, объективные факты и научные исследования?
3. А может, быть человеком мира – значит следовать зову рекламы? Быть прозрачным и понятным? Полезным и ярким? Отставить всякую закостенелость!
4. Быть человеком мира – значит краснеть жестяной банкой из вторсырья, чьё содержимое утоляет жажду, стекая жирными каплями по сексуальности тела.
5. Быть уважаемым гражданином мира – значит громыхать эхом свободы? Следовать за универсальным флюгером добра и зла? Солидаризироваться-индивидуализироваться в ритм с легитимной справедливостью? Левой-правой, левой-правой! Никакой жалости! Всех, кто не с нами, – к стенке! Орудие к бою! Огонь! Пли!
Ничто из этого меня не характеризует как личность и не может считаться хотя бы малой долей моей антииндивидуальности, но и выпрыгнуть из этой ямы не получается, поэтому-то и больно за грудиной, всё существо зудит культёй: я безвозвратно оторвана от корней, как и всё вокруг, – сохну сорняком в борозде, неприкаянно блуждаю от одной пустышки к другой. А взамен мне, видимо, полагается свобода. Но что такое свобода? Небо без звёзд, море без рифов, лес без компаса? Что я такое? Констатирую наличие отсутствия в своей душе и поэтому каждую пятницу, тринадцатое, пересматриваю «Аризонскую мечту». И напеваю под нос:
In the Deathcar, we're alive.
In the Deathcar, we're alive.
Я – отрицание отрицания, сомнение в сомнении, брезгливость к брезгливости. Коммуналки, провинциальные свадьбы, сортиры на улице, проводы в армию и похороны – я никогда лично этого не наблюдала, как никогда не читала бумажных газет. Иногда, чтобы избавиться от кошмаров, нужно просто научиться смотреть с ними в одну сторону: я и есть деструктивное)).
Now come on, mandolins, plaaay.
Эту брешь в душе я закономерно унаследовала от родителей, и через триединство опустошённости в нашу жизнь проникает нечто постороннее, что понимает нас исключительно как объект экспансии, не имеющий права на будущее. Жадно чавкая, оно потребляет нас, задорого втюхивая инфантильные мечты и порнографию. А мы и не прочь! С восторгом закатаем себя в острый куриный кляр и вскипятим в прогорклом масле. И этот акт мы, брошенные на произвол, венчаем очередной оттепелью. Оттепель достаточно паршивая пора в наших краях: постоянно нужно быть начеку и смотреть под ноги, чтобы не вляпаться в подтаявшее дерьмо. Зато впереди обещается простой путь нужности и внимания, куда это инородное нежно-заботливо подталкивает нас через культ самоудовлетворения. Слишком человеческое замыкается на плоти, на имманентности тела, на том, что можно потрогать, попробовать на вкус, свести к выгоде, измерить портновским метром, объяснить работой той или иной железы. Я – это то, к чему меня тянет, – с одной стороны, и то, что тянется ко мне, – с другой. И больше ничего: расслабься, будь собой, будь распахнутой настежь пи…
грусная_пук: «подскажите название фильма? стоит смотреть?»
утюг_влад: «база».
пориж_с_малиной: «какая же ты тупая. отписка».
Мой подростковый бунт был обусловлен тем, что, находясь внутри гедонистического мировоззрения, я с ужасом (ещё скорее – с недоумением) обнаруживала, что никаких личных желаний у меня нет. Они попросту не умещаются во мне. Я – ноль. Я – тишина. Я хочу – не хотеть. Я хочу быть ответственной за сложности на моём пути. Мой путь! Моя дорожка! Мои кочки! Мои ямки! Мой бух! Я… стоит ли удивляться, что сердце моё предпринимает попытки честно освоить окружающие оттенки, вопреки родительским наставлениям и экологичным трендам? Не за прошлое – там пустота, не за настоящее – здесь я (пустота и «пи»), но за будущее, которого не существует. Просто так. Назло «неопровержимым аргументам».
Родители принадлежали к той человеческой породе, что очень много говорит. На словах они отчаянно искали пути выхода из «сложившейся ситуации», слушали подкасты успешных единомышленников, читали соответствующий нон-фикшен, вступали в масштабные переписки, но выхлоп от этого был невелик, весь их запал расшибался о скелеты в собственном шкафу.
Что-то удерживало их здесь, что-то скрытое от моих детских глаз, что-то патологическое, древнее. Пытались ли они? Безусловно, но каждый раз выгорали ещё до того, как дело доходило до реализации. Ногу не успевали занести, как тут же встревало какое-то обстоятельство, то кризис, то пандемия, то непланируемые расходы. Палки в колёсах обрушивали все планы, что не могло не сказываться на ментальном состоянии граждан мира.
И только когда они повстречали эту ведьму – Маргариту Набережную, дело пошло на лад (по крайней мере, они не уставали об этом твердить по случаю и без). Она напоминала персонажа Миядзаки, не внешне, но духом. Произошло это во время церемонии рапэ, на которую маменька отправилась, дабы избавиться от стресса.
Она взялась работать со мной бесплатно. Их это не смутило.
Гляжу на мрачную пелену тумана за окном и вижу призрак уютного застолья с какой-то ненастоящей семьёй, неправильной семьёй, неправдоподобной семьёй, тем не менее подающей все признаки счастья. Не моей семьёй. А под столом пёс и волк: «щас спою», и мать бросается в истерике на экран, прикрывает меня от травмирующего воздействия. И всё это в замедленной съёмке.
– Переключи! Переключи! – орёт распахнутый рот.
грусная_пук: «это откуда?»
степашка: «прыгай в окно, уродина».
петлясостразами: «пи как дышишь».
Родители сочли невинное столкновение моей детской психики с айсбергом советской анимации чрезвычайно деструктивным фактором, потенциальной причиной будущих душевных болезней и как минимум «личной местью системы им».
– Вы правильно сделали, что приняли моё предложение. Теперь Надя в надёжных руках. Здесь прекрасно понимают всю seriousness ситуации. Вам наверняка уже многие отказали?
– Да! Отыскать грамотного специалиста в наше время просто невозможно.
– Не невозможно, конечно, но actually непросто. Это системная проблема, я с вами абсолютно согласна. Государство не заинтересовано в well-being населения. Надя уже определилась с gender identity? Как мне следует к ней обращаться?
– Насчёт этого… в ваш профиль входит сексуальное воспитание подростков?
– Безусловно. Parents непросто даётся этот разговор, к тому же ninety nine percent совершают mistakes, грозящие впоследствии вылиться в serious душевные увечья.
– Вы даже не представляете, как нам отрадно это слышать. Мы боимся, что она растёт, как бы это сказать… чересчур нормальной под давлением традиционного социума.
– Я разделяю вашу solicitude и guarantee, что подойду к dialogue предельно delicately.
– Мы бесконечно вам признательны!
– Не за что, я хочу, чтобы наши meetings стали неотъемлемой частью вашего partnership.
В соответствии с представлениями родителей, наличие чуткого исповедника – первостепенная необходимость для поддержания ментального здоровья. Не помню, какой по счёту, за свою недолгую жизнь я прошла через добрую сотню «передовых специалистов». Заискивающие, важные, некомпетентные, льстивые, чрезмерно самоуверенные, бездарные, обиженные, лояльные, нарциссичные, возмущённые, щепетильные, пассионарные, внесистемные, конструктивистские, революционистские, марксистско-ленинистские, большие адронные и просто смешные – все без исключения брались
