Пепельная Луна - Ольга Михайловна Фарбер
* * *
Ожидание затягивалось. Катя сидела на железном стуле в коридоре, выкрашенном зеленой краской. Напротив нее висела информационная доска с призывами бороться с терроризмом и коррупцией.
На исходе третьего часа в голову сами собой стали лезть совершенно диковинные мысли. Например, куда сперва везут коррупционеров и террористов, неужели в такой же приемник? А если нет, то, может, и Этери отвезли не сюда, а в еще более страшное и мрачное место?
Катя отдавала себе отчет, что рационального зерна в ожидании не было. Этери не просила ее приехать, что она хотела услышать – не знала. Раве что все это – чья-то злая шутка, нелепый, затянувшийся розыгрыш, но разговор с подполковником развеял сомнения.
Уже сто раз можно было встать и уйти, никто бы не спохватился, тем более что никто и не горел желанием пустить ее к узнице. Но что-то Катю держало в этом унылом коридоре, и она даже знала что. Взгляд Этери: печальный, упрямый, строгий. Незаметно ставший за этот год родным.
Человека с таким взглядом невозможно оставить в беде. Потому что он сам бы никогда так не поступил. Катя была уверена в том, что, если бы ей самой потребовалась помощь, Этери сидела бы сейчас на этом самом месте.
Когда к ней подошел невысокий сухопарый человек в штатском, она уже совсем потеряла счет времени и даже не взглядывала на часы в телефоне.
– Это вам нужна леди Макбет из Чертанова? – весело спросил он Катю, и веселость эта, при всей своей чудовищной неуместности, как ни странно, принесла ей некоторое облегчение. Как будто еще не все потеряно для Этери, раз остается место шутке.
Катя хотела подыграть ему и ответить в тон тоже с юмором, но сама способность шутить, кажется, онемела и отмерла за время ожидания в казенном коридоре, поэтому она поспешно вскочила и молча кивнула.
– А вы кем ей приходитесь? – Вопрос, прозвучавший третий раз за день, был задан тоном, не требующим ответа. Видимо, подполковник Степанов уже все объяснил, потому что человек тут же добавил: – Майор Фадеев Андрей Васильевич, я следователь, это дело поручат вести мне. Раз уж вы приехали, попрошу вас остаться после встречи с задержанной и дать мне показания.
Он провел Катю длинным коридором, распахнул двери, и они очутились во внутреннем дворе серого бетонного здания. Следователь быстро шел впереди, Катя старалась не отставать. Еще одна дверь и коридор, лестница. Обратно без его помощи она точно не выйдет.
– Тут ступенька, осторожно, – он предупредительно придержал очередную тяжелую железную дверь. – Почти пришли. Ее уже осмотрел врач, поговорил кризисный психолог. Назначат медицинское освидетельствование. Сейчас у вас будет пять минут. Разумеется, в моем присутствии…
Когда в кабинет привели Этери, у Кати сжалось сердце. На плечи девушки был накинут тот самый платок, который она подарила Этери на день рождения, – черный с красными розами. Она зябко, по-старушечьи, в него куталась.
Появление Кати ее не удивило. Казалось, внутри этого человека садится батарейка. Немного заряда еще осталось – каких-нибудь пять процентов, но скоро они иссякнут, и свет в глазах погаснет. Впрочем, его уже не было. Этери смотрела перед собой отрешенно, и было совершенно очевидно, что глядит она не по сторонам, а внутрь себя, по инерции волоча ноги на оставшиеся пять процентов заряда.
Следователь молчал. Катя тоже – в горле у нее пересохло, она ничего не пила с утра, слова испарились. Они стояли друг перед другом как в пустыне. Катя забыла, зачем приехала, да она и не знала.
Еще утром воображение рисовало, что бедняжка Этери бросится в ее объятия, как ребенок, ищущий защиты у взрослых. Сбивчиво объяснит, как все произошло, и они вместе придумают, как быть дальше. По крайней мере, может быть, Этери даст понять, зачем представилась ее племянницей. В присутствии посторонних не поговорить, но Катя попыталась бы угадать ее мысли.
Сейчас одного взгляда на Этери было достаточно, чтобы понять, как далеки от реальности были эти представления. Между Этери и всем миром лежала выжженная пустыня. Во взгляде ее сквозило безумие. Эта девочка ничего не скажет, никого ни о чем не попросит и покорно взойдет на свою Голгофу, если так суждено.
– Этери, – Катя сделала к ней шаг и хотела обнять, но девушка отшатнулась, как дикий зверь от протянутой руки, стянула на груди концы платка и стала нещадно мять их в руках так, что платок вот-вот мог разорваться.
Следователь кивнул стоящему за спиной Этери охраннику. Тот понял без слов и осторожно, но настойчиво развернул ее к выходу. Она не сопротивлялась и даже не взглянула на Катю.
Что было потом, Катя помнила плохо. Они опять куда-то шли коридорами, следователь придерживал ей двери, предупреждал о ступеньках. Она писала о том, какая заботливая была племянница, хотя они познакомились только год назад, она была дочерью двоюродной сестры… Приходила вовремя, уходила тоже – к мужу… Писала и не узнавала свой почерк, кто теперь пишет от руки…
По дороге домой Катя остановилась на долгом светофоре прямо у тумбы с большой театральной афишей. «Опера Чайковского «Пиковая дама», – было написано крупными буквами, чуть ниже курсивом эпиграф из повести: «Пиковая дама означает тайную недоброжелательность». Силуэт старухи графини напомнил ей Этери, кутающуюся в шаль.
О боже, театр! Только сейчас она вспомнила о билетах на сегодняшний вечер. Посмотрела на часы. Так и есть, спешить поздно. Надежда давно подарила цветы Александре Дурсеневой и, конечно, злится на Катю, что та не приехала и даже не позвонила. Почему-то представился Герман. Вот он мечется по сцене, повторяя в безумии: «Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, дама!»
Зажегся зеленый. Катя еще раз взглянула на афишу и тронулась с места. Графиня как будто кивнула ей на прощание, а может, Этери еще раз что-то беззвучно прошептала в темноте своей камеры. То ли Кате, то ли самой себе, вытянувшей сегодня туз, ставший приговором.
Глава 7. Черный ворон
В первую субботу июля был запланирован выезд на дачу всей семьей. Повод достойный – Анне Ионовне исполнилось девяносто лет.
Оставшийся в наследство от Семена дом на Николиной Горе Аня и Надя называли по старинке дачей, Соня – фазендой, а Леонид – загородной резиденцией. Для Кати это был просто Дом, ее второй дом с большой буквы, частица сердца, память о Семене, дух которого, словно часовой, стоял у ворот и защищал Катин дом от
