Девушка по имени Йоханан Гелт - Алекс Тарн
– Если уж ты женщина… – начал было он, но Джуниор, уже хорошо подкованный в гендерных вопросах, оборвал копа на полуслове:
– Я не женщина! Но и не мужчина! Я нахожусь в процессе самоопределения. У тебя с этим проблема?
– Нет-нет, что ты! – испуганно замахал руками шериф. – Просто хотел узнать, не будет ли логичным сменить еще и имя. Допустим, не Джордж, а Джорджия. Или Джорджино…
В ответ Джуниор лишь ухмыльнулся: похоже, коп держит его за дурачка. Но он не настолько глуп, чтобы своей волей отказываться от непробиваемой брони, дающей черному братку заведомое право грабить, насиловать и убивать. Имя было единственным ценным подарком, который он получил от тупой мамаши-алкоголички. Подумать только: сначала эта дура спьяну назвала его Леброном Джеймсом, а потом меняла имена чуть ли не каждый год. Кем он только ни звался: и Мохаммедом Обамой, и Клинтоном Каддафи, и даже Каннибалькомом Иксом – всего и не упомнишь… По-настоящему выигрышный билет мамочка вытянула лишь полтора года тому назад. Вряд ли сама догадалась – кто-то надоумил, не иначе. И вот теперь он Джордж Флойд, и твердо намерен оставаться Джорджем Флойдом до гроба – желательно, золо-того…
Представляя классу нового ученика, директор Шелдонской школы мистер Глен Маккалиф выразил твердую уверенность, что старшеклассники, особенно те, кто желает впоследствии поступить в университет, хорошо усвоили истинно либеральные ценности и понятия о толерантности. Дети слушали серьезно, без каких-либо улыбок и посторонних эмоций. На университет здесь рассчитывали почти все. Даже когда стоявший за спиной директора новичок повернулся к классу задом и приподнял подол юбки, никто не был шокирован или возмущен. Истинная толерантность обязует с открытым сердцем принимать «другого», даже когда тот ведет себя подобно павиану в зоо-логическом саду.
Маккалиф остался доволен. Он заступил в должность всего два года тому назад, но уже успел многое поменять как в учебном процессе, так и в системе прогрессивного воспитания. Помимо внедрения новейших методик, директор ввел в школе обязательный курс «Критической теории рас», которую преподавал лично… И надо же такому случиться, что нам с Мики заказали именно этого высокообразованного, либерального, преисполненного самых лучших намерений человека!
В этом месте я сделала перерыв. Предыстория оказалась настолько объемной, что, вбив в ее изучение едва ли не полдня, я только-только подошла к имени заказанного, в то время как заказчица и вовсе пока не появилась! Но, если честно, меня уже подмывало желание прямо сейчас купить билет на самолет, чтобы лететь в город Шелдон и своими руками без всякого заказа оторвать подонку Джуниору то, что он не слишком тщательно прячет под юбкой. Я очень чувствительна к историям об изнасилованиях, что, в общем, неудивительно, если учесть моё личное прошлое.
Не так давно по телеку один очень старый кибуцник рассказывал о своем богатом жизненном пути. Интервью брала молоденькая, но уже много о себе разумеющая ведущая – старикан весьма неполиткорректно называл ее «мейделе».
– Дана, – поправляла она. – Зовите меня Дана.
– Хорошо, мейделе, – отвечал он. – Так о чем бишь я?
– О добрососедских отношениях с арабскими деревнями вокруг кибуца.
Ведущая, в полном соответствии с этим словом, умело вела старика к нужным в воспитательном смысле умозаключениям.
– Ах да, – оживился кибуцник. – Отношения с соседями. В арабских деревнях всегда было много озабоченных молодых парней. За порчу своих девок их могли освежевать, как баранов, вот они и выходили искать чужих.
– Мы ведь договаривались про добрососедство… – певуче напомнила Дана.
– Ну дак а я про что, мейделе? Но мы им тоже не спускали. Бывало, поймаем такого охотника, ну и… чик!
– Неужели убивали? – ужаснулась ведущая.
– Зачем убивать? – Кибуцник солидно расправил густые усы. – Ты ж сама говоришь: добрососедство. Опрокидываешь его на забор задом кверху, разрезаешь штаны, оттягиваешь хорошенько мужское хозяйство и ножичком кривеньким – чик! Крови почти не выходит. Чисто, по-добрососедски…
Вот и сейчас мне живо представилось, как Мики кладет Джуниора на забор, а я вынимаю острый кривой нож и, задрав юбку, вижу отсвечивающую при луне черную задницу проклятого подонка. А потом оттягиваю то, что семьдесят лет назад оттягивал арабским насильникам тогда еще безусый кибуцник – оттягиваю, и оттягиваю, и оттягиваю, пока он не начинает визжать от боли, и только тогда уже – чик! Чисто, по-добрососедски… Я залила эту умиротворяющую картину двумя чашками кофе и вернулась к чтению материалов.
Две недели спустя школьнице по имени Саманта Вайт приспичило в туалет аккурат в разгар урока по вышеупомянутой «Критической теории рас». Обычно директор мистер Маккалиф не делал таких поблажек никому, но в данном случае Саманта переминалась с ноги на ногу с таким отчаянием, что человеколюбие возобладало над учительской строгостью. Минуту спустя после того, как она опрометью выбежала из класса, поднялся со своего места и Джордж Флойд-младший. Уже привычным жестом одернув юбку и проигнорировав вопрос «Куда ты?», он прошел мимо недоумевающего директора и исчез за дверью. Мистер Маккалиф пожал плечами и продолжил занятие.
Когда Саманта, закончив свои дела, вышла из кабинки, ее поджидал Джуниор. В девичьем туалете находились лишь она и он – и никого больше. Дальнейший диалог – как и многие другие – Мики почерпнул из архивов социальной сети. Насильники любят похваляться насилием, жертвы изливают отчаяние, совестливые каются в бессовестных поступках, равнодушные оправдываются и обвиняют других… Как правило, доверив свою тайну интернетовской ямке, они тут же закапывают, то есть стирают ее, как тот греческий царь с ослиными ушами, но в Сети, как известно, ничего не пропадает, и уши так или иначе вылезают наружу.
– На колени, сучка! – скомандовал Флойд-младший.
– Что? – холодея от ужаса, переспросила девочка.
Он достал из кармана нож и приставил лезвие к щеке Саманты.
– Хочешь, я тебе прямо сейчас глаз выну? Нет? На колени, я сказал! Ну!
Она подчинилась – и не только от страха перед ножом – просто подкосились ноги.
– Как тебе? – сказал Джуниор, задирая юбку. – Нравится? Соси, тварь! Ну?! Открой хайло и соси, а то порежу!
Добившись своего, он ушел, оставив ее на полу с содранными в кровь коленками, перемазанным мерзостью лицом и убитой душой. Пятнадцатилетняя Саманта происходила из семьи религиозных евангелистов, умеренных в быту и строгих в личной морали. Поцелуи девочек с мальчиками она видела к тому времени лишь по телевизору. Даже в самом кошмарном сне она не могла вообразить гадость, которую только что проделал с нею этот подонок. Она заставила себя подняться, чтобы избежать еще большего позора, хотя понимала, что большего позора не бывает. Она заставила себя умыться, хотя понимала, что от такого не отмоешься до конца жизни.
Скрыть подобное потрясение невозможно – во всяком случае, не в такой семье. Когда в ответ на вопрос «Что случилось, Сэмми?» дочь едва не захлебнулась в истерике, родители поняли, что произошло что-то ужасное. Отец девочки, Саймон Вайт, держал в городе скобяную лавку; его знали в Шелдоне все без исключения. Здесь так и говорили: «купил у Вайта», «сходи к Вайту», «посоветуйся с Вайтом», «Вайт поможет». Теперь в помощи нуждался он сам. Выйдя из комнаты рыдающей дочери, Саймон набрал номер шерифа – они дружили еще со школьной скамьи, – и шериф немедленно рассказал своему давнему приятелю, что в городе и в школе появился серийный насильник, который, видимо, к величайшему сожалению, попал в один класс с Самантой…
– Секунду… – прервал копа Вайт. – Если так, почему я узнаю об этом только сейчас?
– Служебная тайна, – вздохнул шериф. – Прокуратура издала строжайший запрет на публикацию. Во всем городе известили лишь меня и директора Маккалифа. Взяли подписку о неразглашении. Но теперь-то, наверно…
Саймон бросился в школу. Директор выслушал его в кабинете при закрытых дверях и спросил, чего мистер Вайт хочет. Мистер Вайт хотел общего родительского собрания. Принятия мер. Немедленного отстранения насильника от занятий. Подключения полиции. Открытия уголовного дела.
– Что ж, если вы требуете внеочередного собрания, то необходимо собрать достаточное количество подписей, – доброжелательно проговорил Маккалиф, игнорируя остальные пункты. – Минимум шестьдесят процентов. Попробуйте, хотя, боюсь, это вряд ли сейчас возможно: с предыдущего заседания прошло всего две недели. Родители, знаете ли, не любят посещать школу, даже дважды в год. А уж дважды в месяц… фью…
– А отстранение? Полиция? Уголовное дело?
Маккалиф развел руками:
– А вот
