Свет – это мы - Мэтью Квик
– Хочешь, поговорим о твоей матери?
Он не ответил, и тогда я стал рассказывать ему о своей матери, упомянув многое как из того, что мы разбирали на наших встречах, так и из того, что я изложил в этих письмах. Я нарочно не смотрел на него, потому что боялся, что в противном случае не смогу продолжать, но я чувствовал, что он внимательно слушает, впитывает в себя мои слова. И что-то в глубине моей души подсказывало мне, что таким образом я проявляю о мальчике заботу, предоставляя ему в точности то, в чем он в этот момент нуждался, развеивая его одиночество.
Когда я выговорился, Эли сказал:
– Почему они нас не любят? В смысле, наши мамы.
– Невозможно давать то, чего у тебя нет, – ответил я. Мы немного полежали, ощущая на себе тяжесть этой истины.
Потом Эли сказал:
– Но ведь у других есть любящие мамы. У большинства людей, которых я знаю, мамы по крайней мере сносные. Нам что, просто не повезло?
Я не совсем понимал, как на это можно ответить, поэтому промолчал.
– Мама заставляла Джейкоба красить губы и надевать платье, когда мы были маленькие. В качестве наказания, – сказал Эли, снова давая мне понять, что его мать, разумеется, и с ним обращалась похожим образом.
Потом он добавил:
– Я не такой, как Джейкоб.
В промежутках между словами этого утверждения таился невысказанный вопрос. Я ответил на него вот как:
– Нет, ты полная противоположность. Его тень.
Я догадывался, что Эли не полностью осознавал, что я имел в виду под «тенью», поскольку он не встречался с Вами по два часа каждую пятницу на протяжении четырнадцати месяцев. Но он не попросил меня объясниться, так что я и не стал.
Через какое-то время мы перебрались к Дарси в кабинет и принялись за изготовление сценария с водяными знаками, что заняло у нас удивительно много времени, потому что каждую копию необходимо было готовить отдельно, и мой старенький компьютер начал сбоить. Зато весь этот процесс отвлек нас от мрачных мыслей о темных матерях и братьях-убийцах.
Не успели мы оглянуться, как Джилл вернулась со смены и принесла макарон в соусе песто. Тогда мы расселись за столом в столовой и принялись за еду.
После ужина стало понятно, что у нас недостаточно бумаги, и работу пришлось отложить до утра. Потом кончились чернила. Потом оказалось, что нужны большие плотные конверты. Пару дней мы, казалось, только тем и занимались, что бегали между домом и писчебумажным магазином. Наконец каждому Выжившему был подготовлен отдельный конверт, на котором мы надписали имя и вложили внутрь копию сценария с правильным водяным знаком.
Вы наверняка уже получили свою копию сценария, помеченную Вашим полным именем.
Не подумайте, что я не доверяю Вам хранить нашу интеллектуальную собственность – я, конечно же, доверяю, особенно учитывая, сколько всего я Вам уже рассказал, – но кинематографический мир лежит полностью снаружи от нашего психоаналитического ящика, и в нем я не имею права выказывать предпочтения. Могу Вас заверить, что в кумовстве меня никто обвинить не сможет. Поскольку Вы все еще не ответили, я сделаю предположение, что сценарий Вы пока не прочли, в противном случае он непременно побудил бы Вас наконец вступить в контакт. Музы вдохновили меня на то, чтобы один из персонажей в точности подходил Вам. Уверен, Вы сразу же поймете, какой именно, как только откроете сценарий (намекну: это юнгианский психоаналитик). Мы хотели бы распределить роли как можно скорее, чтобы показать премьеру до конца лета – хотя бы для того, чтобы не задерживать излишне процесс исцеления, столь необходимого нашему городу.
Надеюсь также, что не обидел Вас тем, что доставил конверт лично, просунув его в щель для писем и газет на Вашей двери. Я не заглядывал при этом в окна, и обещаю, что никогда больше не загляну. Клянусь. Мы с Эли просто не хотели рисковать, что наш труд окажется в чужих руках или вовсе потеряется на почте. Мы лично разнесли все остальные помеченные копии, так что Вам не было оказано предпочтение и в этом вопросе, и я не пытался использовать это обстоятельство, чтобы подглядывать за Вами.
Так что если это Вы вызвали Бобби, то в этом не было никакой необходимости.
Впрочем, не беспокойтесь. Я все выдержу.
Лучшая часть моей души по-прежнему любит лучшую часть Вашей души.
Личность продолжает говорить мне: «Достучись до Карла. Включи его в действие. Освободи его».
Исцели его.
Психоаналитики – тоже люди.
Приходите к нам.
Ваш самый верный анализируемый,
Лукас
12
Дорогой Карл!
Я думаю, сначала стоит покончить с плохими новостями, прежде чем перейти к хорошим.
Бобби принес Ваш конверт обратно к нам домой и сказал, что я не имею права приближаться на такое-то и такое-то расстояние к Вашему дому, хотя я и не заглядывал в Ваши окна уже несколько недель из уважения к Вашему праву на частную жизнь, что я ему и объяснил, на что он ответил, что это не имеет значения. Эли попытался сказать, что это он отнес Вам сценарий и мое предыдущее письмо – это было бы совершенно законно, поскольку в отношении него никаких судебных предписаний не вынесено, – но тут Бобби возразил, что существует видеозапись того, как мы оба стоим на крыльце и я просовываю конверт в щель.
Когда это Вы успели установить у себя в доме видеозаписывающую аппаратуру? И зачем? Я не заметил объектива, но Эли говорит, что их научились делать очень маленькими и что, возможно, он был встроен в звонок, и тогда мы бы его и не различили, если не всматриваться внимательно.
Не понимаю, почему Вы меня так боитесь. Никогда в жизни я не смог бы причинить Вам вреда. Но мне пришлось еще раз согласиться «держаться на указанном расстоянии от границ владения». Я дал Бобби клятву, потому что он сказал, что у него будут большие неприятности, если я буду продолжать «нарушать закон», потому что арестовать меня у него не хватит твердости. Джилл также подчеркнула серьезность последствий для карьеры Бобби, по каковой причине я и собираюсь выслать это письмо, вместе с Вашей копией сценария, посредством почтовой службы.
Как вскоре станет ясно, мы уже практически закончили распределение ролей, за исключением роли психоаналитика, которую я для Вас все еще придерживаю, в надежде, что Вы все-таки опомнитесь. Вместе с тем Исайя благосклонно
