Семья как семья - Давид Фонкинос
Мерзавец по-прежнему заставлял себя ждать; это тянулось бесконечно. В какой-то момент Патрик вообще хотел встать и уйти, но это было бы равнозначно заявлению об увольнении по собственному желанию. И потом, не мог же он уйти, так и не узнав, зачем его вызвали. Что он сделал не так? Какая-то путаница в документах? Но Патрик не представлял, в каких именно, – объективно он всегда работал хорошо. Никто никогда на него не жаловался, и все клиенты оставались ему верны. Тогда в чем же дело? Увольнение по экономическим причинам? Разве что так. Неизбежная чистка перед очередным слиянием. Но жалованье Патрика составляло ничтожную часть всей массы зарплат, а его уход приведет только к осложнениям, ведь в некоторых делах разобраться нелегко. Да, но вот у Жербье было множество клиентов, однако это не помешало избавиться от него. Клиентов распределили по другим сотрудникам, и все приняли дополнительную нагрузку и глазом не моргнув. А кому не нравится адский темп работы, будьте добры на выход. Честолюбивые молодые люди, жаждущие вас заменить, – да их тысячи. Об этой колоссальной конкуренции – неизвестно, реальной или выдуманной, – сотрудникам напоминали постоянно.
Время шло, и Патрик только укреплялся в уверенности: он больше не хочет жертвовать здоровьем ради сохранения своей территории, не хочет подчиняться чужой воле. После часа ожидания он решил уйти, но тут его наконец позвали. Он вошел в кабинет спокойным, чуть ли не величественным шагом. Дежюайо предложил ему сесть, даже не взглянув на него, даже не извинившись за такую долгую задержку. В царстве презрения это было нормой. При этом внешне Дежюайо был довольно симпатичен: высокий, худощавый, с идеально круглой головой. Хотя появлявшаяся иногда жизнерадостная улыбка противоречила общей суровости облика. Согласно распоряжению Дежюайо к нему нельзя было обращаться первым. Поэтому Патрик сел на стул молча, ожидая, пока хозяин удостоит его взглядом. Комедии власти пора было начаться.
О травле рассуждают много, но обычно с точки зрения жертв. А какова психология абьюзера? Как он ведет себя вечером, в темноте? Наслаждается своей властью без малейшего облачка вины? Мстит за тяжелое детство? Из Дежюайо вышел бы замечательный главный герой. Мне хотелось бы узнать о его личной жизни, о его отношении к сексу. Есть ли у него дети? Любит ли он читать, и если да, то кого – Пруста или Селина, Камю или Сартра? Снова трудность, связанная с реальной жизнью; я ведь не всезнающий. Когда книга выйдет, ему, несомненно, скажут, что речь идет и о нем. Может, он захочет как-то улучшить нарисованный мной малопривлекательный портрет? Я был бы рад, если бы некоторые из моих персонажей после выхода книги представили свою собственную версию.
– Как дела, Мартен? – спросил в конце концов Дежюайо.
– Хорошо. Спасибо.
– На стресс не жалуетесь?
– Нет-нет.
– Вы же знаете, что мне можно рассказывать абсолютно все?
– Да.
– Вы и правда не страдаете от стресса?
– Ритм интенсивный, но ничего, справляюсь.
– Ну раз так, можно вам предложить новых клиентов?
– …
– Что же вы молчите?
– Я размышляю. Конечно, решаете вы, но, по-моему, у меня и так много работы. И стало еще больше после ухода Ламбера.
– По-вашему, не надо было его увольнять?
– Он хорошо работал.
– Хуже, чем вы.
– …
– А Мартинес? Что насчет Мартинеса? По-вашему, он достойный сотрудник?
– Да, конечно.
– Вас послушать, так все хорошие, все симпатичные, да?
– Нет… нет, – выдавил из себя Патрик, все больше и больше смущаясь. – Но вы говорите о коллегах, а я знаю, что они работают хорошо, вот и все.
– Если бы вы сидели на моем месте и требовалось бы кого-то уволить, кого бы вы выбрали?
– Простите?
– Нужно кого-то уволить. Кого именно?
– Но я не могу ответить. Я не знаю…
– Послушайте, Мартен, вы человек умный, специалист в своем деле, вы знаете здешнюю ситуацию лучше всех. Честно говоря, есть тут один, который ниже общего уровня. У меня имеются на этот счет кое-какие соображения, но мне хотелось бы знать ваши. Чтобы сравнить.
– Простите, но вы ставите меня в неловкое положение. Я никого не могу назвать.
– Вообще-то, ваш ответ меня не удивляет. Я понимаю, почему вы не двигаетесь дальше. Не хотите и никогда не хотели рисковать. Что ж, это ваш выбор, Мартен. Ваш выбор. Но я разочарован. Я жду от вас бóльшего, если вы хотите продолжать карьеру в новой структуре компании.
– Вы ждете, что я буду доносить на коллег?
– Ни в коем случае! Сразу громкие слова! Я просто хочу поговорить с вами. Услышать ваше мнение. Вот почему, в частности, я вас и пригласил.
– Услышать мое мнение?
– Да. Вы у меня в кабинете ничего не заметили?
– Нет, – ответил Патрик, окинув кабинет взглядом.
– Точно?
– Да. Хотя не знаю. Я же бываю тут очень редко.
– Шторы.
– Что – шторы?
– Я поменял шторы.
– Вот как…
– Я хотел узнать ваше мнение.
– О чем? О шторах?
– Да, именно.
– Вы хотели узнать мое мнение… о шторах?
– Сколько раз вы собираетесь повторять одно и то же? Ничего особенного тут нет. Да, я хотел узнать ваше мнение о моих новых шторах.
– И для этого вы захотели меня видеть?
– Да.
– В обязательном порядке? Три дня назад?
– Да, потому что не был уверен в своем выборе. А потом подумал: «Кто-кто, а Мартен уж точно в этом разбирается…»
– Я?
– Да, так мне подсказала интуиция. Ну и что скажете? Как вам цвет – ничего, что коричневый?
– Не знаю. Шторы очень хорошие, – ответил совершенно ошеломленный Патрик; абсолютно невероятный поворот разговора вызвал у него нечто вроде шока, тормозящего любую реакцию.
– Очень хорошие? И больше вам нечего сказать?
– …
– Вас ничего не смущает? Рисунок, эти вот ромбы – они вас не раздражают?
– Нет.
– Хорошо, я полагаюсь на ваше мнение.
– Значит, для этого… теперь… я могу идти?
– Да, конечно, Мартен, теперь можете идти. Всегда приятно с
