Андрей Зарин - Казнь
Вера испугалась, встретившись с нею утром. Она любила мачеху как человека, с которым она сжилась за многие годы.
— Мама, что с вами? На вас лица нет! Идите, голубушка, лягте! — сказала она участливо, целуясь с нею.
Елизавета Борисовна слабо улыбнулась.
— Нет, Вера, я просто дурно спала. Было очень душно сегодня!
— Это потому, что ваши окна выходят в цветник. Цветы душат вас, — с волнением сказала Вера.
Елизавета Борисовна согласно кивнула головою.
Анна Ивановна безмолвно сидела за столом и все время долгим испытующим взглядом глядела на нее, но в ее взоре было столько участия и ласки, что в измученной душе Елизаветы Борисовны на миг мелькнула мысль: "Вот кто бы мог быть моим другом. Она тоже страдает", и она с благодарностью взглянула на Анну Ивановну, та тихо улыбнулась ей в ответ и нагнулась к крошечной Лизе.
— Привет вам, а мне стакан чаю или кофе! — шутливо сказал Весенин, быстро входя в столовую.
— Вы? Так рано? — воскликнула Вера.
Елизавета Борисовна тревожно взглянула на него и побледнела.
— Я еще не за вами, — ответил Весенин, — мне надо зайти в контору, потом побывать еще дома, и тогда я уже к вашим услугам.
— Вы собираетесь куда-нибудь? — спросила Елизавета Борисовна.
— Да. Вера Сергеевна скучает, и я предложил ей проехать со мною в наше новое имение, там снимают сено теперь. К обеду мы будем дома.
— Ты пустишь? — с тревогой спросила Вера. Елизавета Борисовна улыбнулась.
— Уезжай! Тебе правда скучно, а мы здесь с Анной Ивановной…
Вера благодарно кивнула мачехе и радостно засмеялась. Анна Ивановна сняла Лизу со стула и взяла ее за ручку.
— Мы пойдем в сад, — сказала она, — как няня управится, пошлите ее, Вера Сергеевна!
Весенин наскоро допил кофе и поднялся тоже.
— А я в контору!
Он вышел, нарочно обошел дом и со стороны двора вошел в сад.
Лиза возилась в песке, Анна Ивановна медленно брела по аллее и не заметила Весенина.
— Анна Ивановна! — позвал он ее. — Я к вам с поручением и просьбою.
Анна Ивановна остановилась и с испугом прижала к груди руку, краска залила ее лицо, она порывисто дышала.
— Что вы так взволновались, — ласково сказал Весенин, — присядьте. Это в двух словах.
Анна Ивановна послушно опустилась на скамью.
— Ко мне приехал Николай Петрович, — начал Весенин.
Она вздрогнула всем телом, и лицо ее стало бледнее мрамора.
— Он… бежал?.. — с усилием прошептала она.
— Что вы?! Он невинен, и его отпустили на свободу.
Анна Ивановна со вздохом перекрестилась, и краска вернулась на ее побледневшие щеки.
— Он приехал, чтобы повидаться с вами, и не решился этого сделать, не предупредив вас.
— Это невозможно! — с болью ответила она.
Весенин нахмурился.
— Это необходимо, Анна Ивановна! — убежденно произнес он. — Живые сношения не прерываются так… — он подбирал слово, — жестоко!
Анна Ивановна тихо покачала головою.
— Что я скажу ему? Зачем? — прошептала она.
Весенин взял ее холодную руку.
— Все, что передумали, пережили за это время, вы должны сказать ему! Он любит вас (она закрыла глаза), и ради этого чувства к нему надо отнестись с уважением. Да и вы сами? Разве вы не хотите увидеть его, разве вы не виноваты перед ним в том, что сомневались в нем?
— Я несла этот позор с ним вместе, — ответила она чуть слышно.
— Позора нет теперь! Вы свободны оба!
— Нет, нет, нет! — с ужасом воскликнула она. — Не говорите так. Между нами — стена, пропасть!
— Пусть! — ответил Весенин. — Это все вы должны объяснить ему. Увидите его — и скажите ему. Это необходимо.
Она закрыла лицо руками и тяжело дышала. Потом отняла руки. Лицо ее стало спокойно, она встала. Встал и Весенин.
— Хорошо, — сказала она, — пусть он придет сюда. В двенадцать часов, Лиза спать будет.
Она наклонила голову и повернулась.
— Сюда, в сад? — спросил вслед Весенин. Она кивнула головою.
— Вы это откуда? — крикнула с балкона Вера, увидев Весенина, идущего по аллее.
— Из конторы. Ну готовьтесь. Я домой и за вами. Самое большее три четверти часа.
— Не опоздайте! — погрозила Вера, и Весенину опять стало весело.
Он гнал свою лошадь в карьер и через двадцать минут уже соскочил с седла у ворот своего домика. Долинин выбежал ему навстречу.
— Ну, что? Она согласна? Позволила?
Весенин кивнул ему головою. Долинин в порыве восторга обнял его.
— Как благодарить мне вас? Что она говорила с вами?
Весенин не хотел смущать его радости.
— Со мной ничего; говорить с вами будет, — ответил он шутливо, — а теперь вот что: вы верхом ездите?
Долинин кивнул.
— Ну, и отлично! Елизар даст вам лошадь и укажет дорогу. Это раз; два — вы отсюда выедете ровно через час, тогда в усадьбе никого не будет. Вера Сергеевна уедет со мною, Елизавета Борисовна уйдет купаться, вы будете одни.
Долинин благодарно пожал руку.
— Затем, — продолжал Весенин, — приехав в усадьбу, вы прямо идите в сад и ищите там Анну Ивановну. Ну, все! — окончил он. — Елизар, давай двуколку!
Елизар вывел красивого Мальчика, запряженного в легкую двуколку. Весенин взял вожжи.
— Ну, желаю вам успеха, — сказал он, пожимая руку Долинину, — и до свидания за обедом!
Он вскочил в двуколку.
— Смотрите, через час, — крикнул он Долинину и выехал на дорогу.
. .
Это был день свиданий. Долинин вошел в сад и нервным шагом шел по тенистой аллее с замирающим сердцем, ожидая каждую минуту увидеть ее. Что он будет говорить с нею, он не знал, но сердце его, истосковавшееся по ней, жаждало вылиться в мольбах, в упреках, в страстном порыве ласки или гнева. Аллея становилась все гуще и уже. Столетние ивы склоняли над нею свои корявые, золотые ветви, которые, сплетаясь, образовывали душистый свод; впереди Долинин увидел серый деревянный павильон с прогнившею крышей, с разбитыми стеклами в черных рамах. «Здесь», — подумал он и остановился в волнении. В тот же миг на пороге павильона он увидел Анну Ивановну и радостно бросился к ней…
А в этот же час по лужайке, среди густой заросли леса, недалеко от дороги и от купальни, медленно ходила Елизавета Борисовна рядом с незнакомцем, оказавшимся почтенным Косяковым.
В изящном летнем платье французского ситца, в соломенной шляпе с большими пригнутыми к лицу полями, с полотенцем и сумкою в руках, Елизавета Борисовна представляла странный контраст с Косяковым, в его белой фуражке, потрепанных брюках со вздутыми коленками и рыжих сапогах. Только сообщничество могло позволить этому господину так развязно идти подле прекрасной Елизаветы Борисовны и так фамильярно говорить с нею.
— Если бы я был один, — говорил, прижимая руку к сердцу, Косяков, — за один взгляд ваш я согласился бы…
Но гневный, презрительный жест сразу прервал его излияния, и он поспешил закончить:
— Но я только доверенное лицо и не смею…
— Поймите же, глупый вы человек, — с раздражением и отчаянием ответила Елизавета Борисовна, — что мне неоткуда достать семь тысяч. Мне и эти деньги доставать было трудно! У меня нет своих, все мужа…
— Но если муж стар и влюблен…
— Молчите! — резко крикнула она и тяжело перевела дух: "Господи, сколько унижения!" — Вот что, — сказала она, сдерживаясь, — скажите вашим: я не могу так! Я заплачу все деньги, но не сразу. Вы должны все засчитывать, и в год… меньше, я отдам их. А теперь вот! — она достала кошелек, высыпала из него все деньги и протянула их Косякову.
Тот внимательно пересчитал их и сделал презрительную гримасу:
— Сорок пять рублей! Это насмешка! — сказал он, пряча деньги в карман.
— У меня нет больше. Я дам вам еще вот это. Он стоит двести рублей, за него всегда дадут сто. Возьмите его! — она сняла с руки браслет и протянула его.
Косяков жадно схватил драгоценное украшение и стал его рассматривать.
Елизавета Борисовна с отвращением взглянула на него и горячо сказала:
— Я не спорю, мне огласка тяжела, но проиграете вы, вы одни. Ах, да вы и сами это знаете!
— Сладка месть, madame! — ответил Косяков и, кладя браслет в карман, сказал: — Хорошо, я уговорю компанию, и она согласится отстрочить. Я уговорю (он прикоснулся к своей груди), и она согласится на ваши условия. Мы все сосчитаем, но, — и он поднял корявый палец, — больше уже не допустим просрочки! Ни одного дня!
Елизавета Борисовна воспряла. Глаза ее блеснули благодарностью.
— О, ни одного часа! — сказала она с убеждением. — Только не сто рублей в неделю. Это так много!
Косяков поправил на носу пенсне.
— Я буду просить вас в следующую субботу прийти в наш городской сад. Днем, как и ранее. Имею честь кланяться, madame! — он галантно поклонился, высоко поднял фуражку и, склонив под нею свою голову, пошел по лесной тропинке.
