Владислав Титов - Всем смертям назло
Комната наша была тесноватой, гостей с каждым днем прибывало все больше и больше, и горсовет решил расширить нам жилплощадь. Квартиру мы получили в новом доме, еще пахнущем свежей побелкой и краской, но без телефона. К дому еще не успели подвести телефонный кабель. С телефонными номерами в городе, как и в любом растущем населенном пункте, трудно, и, чтоб мой номер не бездействовал, его решили отдать другому владельцу. И отдали…
Встречают меня в городе друзья и с хмурым видом заводят такой разговор:
— Ты что же это, мол, зазнаться успел! Нос кверху дерешь! От народа, воспитавшего тебя, отворачиваешься! Нехорошо так! Не ожидали мы от тебя таких фортелей!
— Да вы толком объясните, в чем дело? — А у самого нехорошо на душе делается.
— Дара речи ты лишился, что ли! Боря вот с Генкой пытались тебя образумить, а ты рычишь в трубку, хрюкаешь, ну зверь зверем! Нечленораздельное что-то несешь!
Я рассмеялся. Очевидно, нового владельца моего телефона довели до такого состояния, что он лишился дара речи. Хотя Сашке Лебединскому он членораздельно заявил, мол, покажи ты мне этого Титова — я не знаю, что с ним сделаю! Он мне всю жизнь исковеркал своим проклятым телефоном. Я три года на очереди стоял. И что же получается?! Психом стал. Таблетки от бессонницы глотаю, заикаться начал, вот с-с-с-слыш-ш-ш-шит-т-т-те! Через неделю он с проводами оторвал телефон от розетки, завернул его в черную тряпку и сдал на АТС. Вот что значит не установить вовремя дежурного поста около этого возмутителя спокойствия! А может, некого было поставить!
Дом наш каблировали, и элегантный, подтянутый мужчина сам принес нам телефонный аппарат и широким жестом пригласил;
— Пользуйтесь на здоровье!
— А номер?
— Ваш прежний.
— О-о-о-о…
Телефон тут же зазвонил.
— Папа, тебя нет дома, да?! — метнулась к нему Таня.
— Нет, нет, дочка! Я дома.
— Как скучно… — сказала Татьянка и пошла к своим куклам.
"Уважаемый товарищ Титов!
(Хотя мне и не очень хочется вас уважать). Где вы видели такую любовь, о которой написали в своей повести? Прежде чем браться за перо, не мешало бы внимательней присмотреться к жизни и ко времени. Но если бы вы присмотрелись и ничего не поняли в современной жизни, то, полистав макулатуру, которая выходит в последние годы из-под пера уважаемых писателей и поэтов, вы должны были бы понять, что галиматья, подобная вашей, уже переполнила рынок и давно никого не волнует. Вам бы надо родиться лет сто назад, тогда, может быть, вас бы поняли современники. Те, которые из святого чувства любви, когда оно еще было, становились к барьеру и стреляли в лоб друг другу… как настоящие мужчины. Ваша беда даже не в том, что вы не знаете о том, что все измельчало, а в том, что свято верите в честность, порядочность, чистоту и прочие лозунги моральных банкротов. Да бог с вами, ныне всяк по-своему добывает свой хлеб. Я не трус, но мне обрыдли всякие сборища ханжей, охотников обсудить и посудачить. Только поэтому не даю точного адреса.
Киев. Н. Ф."
"Уважаемые Титовы!
Вышло так, что повесть "Всем смертям назло…" я только что прочитала. После первых же строчек я почувствовала, что будет рассказана судьба интересная, трагическая и несломленная. Сергея и Таню нельзя не понять, не принять их судьбу близко к сердцу, на восхититься их внутренней силой, красотой. Судьба нелегкая, но пусть вас не обидит, если скажу вам, что завидую. Особенно Тасе. Простите Таня (Маргарита), но мое письмо в большей мере адресовано вам. Я ставлю вас на свое место, как бы сейчас жили, поступали. К вам ежедневно приходят десятки писем, но, возможно, не все пишущие нуждаются в моральной поддержке, совете. Еще не прошло и пяти месяцев после смерти моего мужа, Емельянова Виктора Германовича. Ему едва исполнилось тридцать лет. Вместе прожили девять лет. Любили друг друга. Чтобы долго не доказывать это, приведу отрывок из статьи "Щедрость сердца", опубликованной в газете "Молодой ленинец" от 5 декабря 1966 год! Н. Новиковым: "У английского писателя Барстоу есть фраза: "Мы ищем как бы вторую половину самих себя, кого-то, кто придал бы нам цельность". О том, какая чудесная у них семья, как они несу г через годы любовь, преданность, согласие, можно бы написать отдельно. О том, как они помогают друг другу в трудную минуту, как вместе, не жалея, сил, здоровья, таланта, щедрости, помогают другим людям, нужно увидеть".
Мы были очень счастливы. Потом он заболел. Лечился во многих больницах, но болезни сердца еще так плохо лечат. Не знаю, чего бы я только не сделала, чтобы его вылечили. Но… не вышло "всем смертям назло". Я не могу прийти в себя. Нашей дочери четыре года. Она похожа на Витю. Я понимаю, что нужна ей. Хотя бы для того, чтобы научить ее любить отца, стать похожей на него. Он был необыкновенным человеком. Мне не хочется жить. От меня осталась половина, она кровоточит, и я не знаю, смогу ли начать новую жизнь. Теперь вы, Рита, понимаете, почему я завидую вам. Я испытала, как тяжело долгими месяцами ухаживать за прикованным к постели человеком. Но ведь больной любимый, и есть надежда. А теперь мне снятся сны. В них всегда есть выход из безвыходного положения. А наяву опять пустота. Я очень любила свою работу, но сейчас что-то сломалось во мне, и я не нахожу в ней утешения, только усталость. Меня навещают друзья, а я жду, когда они уйдут, чтобы думать о Викторе. Он не умер. Его голос, его присутствие ощутимы, если думать о нем. Он мне снится ежедневно. Живой. А начнется день, и мне одиноко и холодно среди людей. Не знаю, зачем пишу вам. Ведь никто не даст мне сил и желания жить дальше.
Г. Новосокольники",
Я не подбирал специально эти два письма, как может показаться. Они действительно лежали рядом в той пачке из 76 писем, что принесла Тимофеевна. Когда бывает грустно или подступает тоска, я перечитываю эти письма. Не знаю зачем, но перечитываю.
"Мы получили от вас письмо и фотографии. Очень вам благодарны. Нам все завидуют, и не только в нашей школе, а и в других школах. Теперь разрешите отчитаться перед вами.
У нас в отряде сорок два ученика, все пионеры. За первую четверть три отличника. Это Люба Михайлицкая, Шура Коваленко и Неля Лученко. Восемь учеников учатся на 4 и 5. Мы принимали участие в выставке "Тебе, Великий Октябрь!" и получили грамоту. Дисциплина у нас в основном хорошая, отряд наш дружный, и мы обещаем не подвести вас. Нам очень стыдно, но в нашем классе есть пять мальчиков, которые не хотят учиться. Мы и дополнительно с ними остаемся, и убеждаем, что надо хорошо учиться, но они никого не слушают и позорят наш отряд. Что нам делать?.
Вам передают большой привет выпускники нашей школы, которые начали с вами переписку, а потом передали нам все свои дела. Их класс был хорошим и дружным. У них было четыре медалиста. Многие из их класса поступили в институты и техникумы. Они часто навещают нас. Все смотрели ваши фотографии и читали письма. Нам написала письмо Наташа Крючкова, которая закончила школу с золотой медалью, а сейчас учится в г. Днепропетровске в медицинском институте. Вот что она пишет; "Я узнала, что ваш пионерский отряд носит имя Владислава Титова. Горячо поздравляю вас с этим событием. Вы должны быть достойны этого имени. Хорошо учитесь, занимайтесь интересными делами. Пусть в ваших сердцах горит пламенный пионерский огонек!" Наташа была нашей вожатой,
Наши родители читают вашу книгу.
С пионерским приветом, пионеры отряда им. В. Титова, г. Глухое Сумской обл… школа № 1".
В актовом зале школы № 37 города Ворошиловграда негде упасть яблоку. За столом, установленным на сцене, рядом со мной сидят директор школы и мои друзья Гена Коваленко, с которым я познакомился на заседании литературного кружка при Ворошиловградском отделении Союза писателей СССР, и Иван Игнатов (с Иваном меня связывает крепкая многолетняя дружба). Мы вместе поступали в горный техникум, в одном полку и в одной эскадрилье служили в армии, в один день демобилизовались, в одной группе оканчивали техникум, и наши койки в студенческом общежитии стояли рядом. Потом судьба разбросала нас по разным шахтам и вот через несколько лет свела в одном городе. Иван женат, растит дочь, сам работает на шахте. Я вижу, как неловко чувствует он себя в этой непривычной обстановке и роли, но поделать ничего не может. Пойти на встречу со школьниками пригласил его я. А разве мог Иван отказаться! И вот сидит, потеет и не знает, куда спрятать свои большие, в тонких синих шахтерских шрамах руки. Потею и я. Иван достает платок и дрожащей рукой вытирает мне лоб.
— Ты чего трясешься? — шепчу на ухо.
— Жарко очень.
— Выступишь? — спрашиваю.
— Ты что! — У него от испуга округляются глаза, он подозрительно смотрит на меня и слегка отодвигается.
Читательская конференция в самом разгаре. Оборачиваясь к столу президиума, бойкая черноглазая девчушка лет четырнадцати увлеченно пересказывает мне содержание повести. Я делаю вид, что впервые слышу все это, и незаметно для самого себя начинаю поддакивать ей, согласно кивая головой. Память у школьницы оказалась хорошей, и, подстегиваемая моим активным участием, она пересказала почти всю основную сюжетную линию, собралась было уходить со сцены, но у самого края остановилась и всплеснула руками.
