Владислав Титов - Всем смертям назло
Дорогие друзья мои! Если случится быть в Ленинграде, заезжайте и нам, Наша комната — ваша комната. Приезжайте каш домой,
Стафеевы, г, Ленинград",
Я сразу же написал им ответ;
"Дорогой Коля!
Шахтерское тебе спасибо за доброе, отзывчивое сердце. Мне еще не приходилось бывать в вашем прекрасном городе. Я много знаю о Ленинграде, и увидеть его воочию — моя давняя мечта. Сейчас мы получаем много писем со всех кон-цов нашей необъятной Родины. Письма от ленинградцев отличаются от других своей теплотой, сердечностью, готовностью прийти на помощь. Наверное, это потому, что сам город испытал тяжесть потерь, познал великую силу человеческого братства, выстоял и победил. Даже по письмам мне становится ясно, что ленинградцы — это люди особого склада. И твое письмо еще одно тому свидетельство. Спасибо, дорогой. При случае я с радостью познакомлюсь с тобой и твоими друзьями. Мой дом в Ворошиловграде считай своим домом, моих друзей своими друзьями".
Телефон громко и протяжно звонит. Встаю из-за стола, нажимаю педаль, прислоняю ухо к стоящей на элегантной никелированной подставке трубке.
— Слушаю.
— 5-22-87?
— Да.
— Титова можно пригласить?
— Я вас слушаю.
— Ответьте Москве.
Трубка смолкла и зашуршала: "Москва, Москва… Ворошиловград…" На другом конце провода что-то не получалось.
Телефон с ножным управлением изобрели и изготовили комсомольцы завода имени Ленина под руководством своего боевого комсорга Лени Колосова.
— Кто у телефона? — прорезался голос в трубке.
— Титов.
— Здравствуйте, Владислав Андреевич!
— Здравствуйте.
— С вами говорит сотрудник "Литературной газеты" Map Наум Иосифович. Как погода в городе?
— Что?
— Погода как, спрашиваю?
— Ничего погода. Хорошая погода.
— Тепло?
— Что?
— Тепло?
— Тепло… Без рубахи… то есть в рубашке ходить можно.
— Что вы говорите!
— Честное слово, можно…
— Вот какое дело, Владислав Андреевич… Мне поручено взять у вас интервью.
— Зачем?
— Видите ли… Читатель проявляет интерес к вашему творчеству и к вам как к писателю.
— Я еще не писатель.
— Это дело времени. И газета должна откликнуться, так сказать. Вы никуда не собираетесь уезжать?
— Нет.
— Вот и отлично. Тогда я с вашего позволения приеду к вам и задам несколько вопросов.
— Пожалуйста.
— Спасибо. Всего вам доброго.
Трубка щелкнула и умолкла. "О чем же это он собирается меня спрашивать? Интерес… Какой интерес? Борис Николаевич в послесловии уж так расписал… Куда больше! Всем все ясно. Корреспондент-то на квартиру, наверное, придет. Боже мой! А у нас-то ни мебели, ни ковров. Вот опростоволосимся перед столичным человеком. Ковер придется у тети Гали занять. Тот с оленями. Вид хоть покультурней будет".
…В комнату быстро вошел небольшого роста, с белой как лунь головой человек и, широко улыбнувшись, чуть хрипловатым голосом сказал:
— Ну и жарища у вас в Ворошиловграде! Как в тропиках! А в Москве еще снег лежит.
— Да ну?.. — удивился я, будто услышал о том, что Земля начала вращаться в обратную сторону.
— Что за адская машина? — спросил он, подойдя к электрической зажигалке.
— Леня Колосов… то есть его комсомольцы сделали, чтоб прикуривать. Ногой на кнопку вот так, нажимаю, спираль накаляется, и… прикуривай…
— Ух ты! — удивился корреспондент и опять приветливо улыбнулся. — А без этой штуки как прикуривал?
— А вот так… — я взял губами коробку, вытряс из нее на стол несколько спичек, зажал одну зубами и чиркнул о коробку. Горящую положил на край стола, взял сигарету в прикурил. При посторонних людях я никогда не пользуюсь этим способом, а тут будто кто-то подтолкнул, и получилось все быстро, даже с долей лихачества.
— Ну да! — удивленно сказал он и достал блокнот.
Мы провели с ним вместе несколько дней. Говорили о жизни, о литературе, о книгах, поэзии и прозе, о встречах и друзьях, о былом и планах на будущее. Вначале меня смущал его блокнот, в котором он что-то быстро-быстро строчил, а потом перестал замечать его, и беседы текли легко, свободно, как разговор двух давно знакомых людей. И в конце наших встреч я уже с недовольством смотрел на рогатых тети Галиных оленей, набычившихся со стены, будто пригласил их затем, чтобы они поддели ветвистыми рогами этого милого, приветливого человека. Зря я занимал ковер!
Потом он уехал в Москву, и через несколько дней в "Литературной газете" появилась большая статья со смутившим меня заголовком "След на земле". В самом начале статьи был дан мой подробный домашний адрес и, более того, номер квартирного телефона, того самого, что на ножном управлении. На другой же день мой тихий, ненадоедливый аппарат превратился в настоящего соловья-разбойника. Он звонил не переставая. Люди интересовались моим самочувствием и здоровьем, моими планами и проблемами, спрашивали, сколько лет мне, жене и дочке, где мои родители и далеко ли от меня живет теща, приглашали выступить я просились на прием ко мне, жаловались, что не могут получить квартиру, и делились радостью, что квартиру получили в центре с лифтом и мусоропроводом, приглашали на свадьбы, дни рождения, рассказывали полные драматизма истории (может, роман напишешь!) и предлагали тетради с дневниковыми записями, просили написать ходатайство о помиловании и требовали дописать повесть "Всем смертям назло…" до логического конца. Предлагали помощь, любовь, дружбу и даже руку и сердце. На другой день, после того как густой трагический бас предложил мне написать в соавторстве с ним трилогию о возмужавших юношах, я взвыл.
— Может, отключим? — осторожно предложила Рита. — А если по делу… Москва или еще что…
И аппарат продолжал заливаться, как церковный колокол, созывающий к обедне. Прощай, спокойная работа! Он не давал не только сесть за стол, сосредоточиться и писать, но и отдохнуть, пообедать. Во мне назревало что-то непонятное. Надо было искать выход из создавшегося положения. Шахтеры народ находчивый. Мне тоже хочется отнести себя к этой категории людей, и я тоже нашелся,
— Танечка, выручай! — подозвал я к себе дочь, — Будет звонить вот этот разбойник, ты поднимай трубочку и говори, что папы нет дома.
Она подняла на меня свои голубые глазенки и даже поперхнулась от удивления.
— Я понимаю, наверное, у тебя очень плохой папа, я заставляю тебя обманывать, но пойми, доченька, мне надо работать, писать, а он не дает.
— Но ведь ты же дома!
— Да, Танечка, я буду сидеть вот за этим столом, буду писать или читать, но ты говори, что меня нет, я уехал как будто, ушел…
— Куда уехал?
— Я никуда не уехал, я дома. Но ты, пожалуйста, говори, что меня нет.
— Папа, ты шпион, да?! — Она вся засияла и захлопала в ладошки. — Мой папа шпион! Мой папа шпион!
Резко зазвонил телефон. Таня остановилась и бросилась к трубке.
— Вот сейчас скажи, — заторопился я, — скажи, что меня нет дома.
— Да, да… — серьезно говорила в трубку дочь. — Холосо. холосо…
— Меня нет, меня нет, — шептал я.
— Да, да… — невозмутимо твердила Таня. — Он сказал, что его нет. Он уехал. — И положила трубку.
— Танечка, доченька, зачем же ты подвела меня? Что ты наделала? Кто звонил?
— Дядя из Москвы.
— Откуда?
— Из Москвы.
— О боже! Что он говорил?
— Сплашивал тебя. Но ты же показывал — тебя нет. Я вылучила тебя, да? Я у тебя умница, да? Ну, папа! Зачем ты надутый?
На другой день телефон мы выдворили в коридор и установили рядом с ним нечто вроде дежурного поста для Татьяны.
— Папы нет дома, и вообще его сегодня не будетГ — сразу за звонком бодро разносилось по квартире.
Боже мой! Как ловко научил я ее вратьГ Было и смешно и неловко. Совсем непедагогично поступаю я с тобой, Татьяна. Но все-таки хоть и в борьбе с угрызениями совести, но работа потихоньку двигалась вперед.
Однажды Рита пошла к тете Гале, та по секрету сказала, что в универмаге дают очень красивый крепдешин, а Рита, чтобы не спускаться с третьего этажа на первый, решила воспользоваться телефонной связью и посоветоваться со мной, брать или не брать этот дефицитный крепдешин и хватит ли наших финансовых запасов. Набирает номер своего телефона и, не успев сказать слова, слышит звонкую залихватскую скороговорку: "Папы нет дома!"
— Таня…
Но в трубке щелкнуло, разговор окончен. Какую маму не рассердит подобное поведение дочери? Она-то знает, что я сижу за столом и потею над своей рукописью. Рита повторно набирает номер и слышит уже раздраженную скороговорку: "Папы нет дома, его вообще не будет!"
Комната наша была тесноватой, гостей с каждым днем прибывало все больше и больше, и горсовет решил расширить нам жилплощадь. Квартиру мы получили в новом доме, еще пахнущем свежей побелкой и краской, но без телефона. К дому еще не успели подвести телефонный кабель. С телефонными номерами в городе, как и в любом растущем населенном пункте, трудно, и, чтоб мой номер не бездействовал, его решили отдать другому владельцу. И отдали…
