Улица Космонавтов - Роман Валерьевич Михайлов
Реально не знаю, что за рыбалка там велась и как речные места делились по зачаткам. Душман любил рыбу и драники из картошки. Он иногда даже спрашивал у прохожих, умеют ли они драники готовить. Словно хотел попросить пойти на кухню и приготовить. Чтобы затем мирно посидеть, покушать, со сметаной, с видом из окна. Бывало, беседует с цыганом, черным от супа:
— А ты в комнате живешь?
— Отвечаю, братан, в комнате.
— А ты драники умеешь делать?
— Отвечаю, братан, умею.
— Из картошки?
— Отвечаю, братан, из картошки.
— Врешь ссука, по глазам вижу. Кому гнать вздумал.
— Каюсь, братан, не воткнул просто, что ты спросил.
Рыба смотрела на Кало и плакала.
38. Торф
К Душману в осенние дни пришел один странный тип. Нестранных там вообще не обитало, нестранные жили, видимо, в других квартирах, смотрели на другие воздухи, нюхали другие запахи. Он подошел к нам на улице. Душман попросил, чтобы мы оставили их наедине и мы с Эдуардусом отошли в сторону. С этим типом была огромная собака. На время беседы он ее привязал к скамейке. Она тоже, как и все мы, грустно созерцала осень, даже не лаяла, только изредка втыкалась мордой в землю и что-то обнюхивала. Лицо у этого типа было черно-синим, глаза заплывшими, а голос такой дыхательный, как будто он говорил откуда-то изнутри, или даже не он говорил, а кто-то за него, а он лишь рот слегка раскрывал. Он протягивал Душману ладони, слушал историю своего прошлого и будущего.
Когда он ушел, мы подошли к Душману и спросили, кто это был.
— Так, один алкаш.
Но мы увидели, что Душмана немного трясет, сказали, что он что-то скрывает от нас.
— Говорю вам, просто алкаш. Ни прошлого, ни будущего, просто жопа. Затем Душман задумался, посмотрел на нас, слегка улыбнулся.
— Видели эту собаку?
— Да.
— Вот они и живут вместе.
— Да ты что?
— Ага, — и Душман захохотал.
Среди обитателей тех мест встречались типы накрепко вывернутые и периодически кто-нибудь из наших с ними пересекался. Надо подробнее описать одну страшную встречу Душмана с реальным маньяком. Меня там не было, эту историю я слышал от Душмана и Скомороха. По их виду было ясно, что встреча не то слово, что впечатлила, раньше таких встреч не случалось.
За городом была больница или санаторий, в общем, что-то неясное, но с людьми в белых халатах и инвалидами на костылях. Мы одно время зачастили туда гулять. Просто приходишь, гуляешь среди редких людей, садишься в кафе, чай, кофе, кто-нибудь уникальный на инвалидной коляске подгребет, пообщаемся. Душман так полюбил это место, что каждый раз, когда мы обсуждали, куда пойдем гулять, он называл именно его — отдаленное кафе. Эти места лучше всего называть «Торф» — это и по духу, и по смыслу будет близко.
Скоморох и Душман пришли в это кафе одним вечером. Все как всегда: тускло, по-больничному скупо. Скоморох заказал сок, они сели в кафе и заговорили о привычном: о жизни и любви. Спустя где-то час тамошнего общения, в кафе зашли двое в милицейской форме. Один из них подошел к Душману и начал на него смотреть. Посмотрел, отошел, подошел к официантке, пошептался с ней, не отводя взгляда от Душмана. Затем подошел снова и сел напротив.
— Ты кто, ссука, такой? — у него в глазах была особая злость, нечеловеческая.
Душман привык общаться на разных уровнях и с разными людьми, поэтому спокойно ответил:
— Нехорошо с незнакомым так беседу начинать выстраивать.
— А-а-а-а, был у хозяина, вижу.
Второй тоже подошел и сел рядом. Они начали вместе смотреть на Душмана. Скоморох напугался, засуетился, закричал:
— Да вы что, вы что, мы же больные. Вы что?
— Больные?
— Да.
Слово за слово… Разговор пошел. Сначала напряженно, затем спокойнее.
— Покажи мне ладони, — сказал Душман.
Этот человек протянул ладони и с интересом посмотрел на Душмана и Скомороха. Душман видел такие линии только в книгах, это были линии маньяка. Душман сказал, что он даже дернулся, когда увидел определенные соединения на ладонях.
— Ты насиловал и убивал людей, — тихо сказал Душман.
Наступило молчание. Скоморох сидел без дыхания. На Душмана молча смотрели эти двое, ничего не отвечали. Затем этот человек встал.
— Молодец, — он выдавил это изнутри, по-гробовому, по-торфному.
Они ушли. Душман и Скоморох тоже быстро исчезли, и больше в том кафе не появлялись.
39. Дизайн
Когда Эдуардусу исполнялось 24 года, он в нужные часы взял драгоценный камень и стал смотреть сквозь него, пытаясь разглядеть будущее. Это был важный день. Днем я решил сделать подарок Эдуардусу, сходил в прокат, достал фильм «Шоссе в никуда» — один из наших любимых. Эдуардус сказал, что это — настоящий день рождения, с радостями. Мы сели дома у Душмана, включили. Душман фильм не смотрел, он смотрел на нас, повторяя, что рад, что мы рады, а такую фигню он смотреть не может: там непонятно и громко. У Душмана отсутствовало понимание символа без интерпретации. По его мысли, символ должен работать, иначе он не символ, а бла-бла-бла. Нет четкой интерпретации у красной шторки и потерянного уха — нет и смысла об этом думать. А если интерпретация есть, только скрытая? Очень хорошо, подумайте над ней, когда надумаете — расскажете, а я пока понятными вещами займусь. При этом, больше никогда ни от кого не слышал столь детального изложения прошлого, например того, что было вчерашним утром. Когда Душман рассказывал о происшедшем, выдавал «новости», он словно все это проживал снова, хохотал, останавливался, запрокидывал голову, доставал удивительные сравнения. Метафоры «в бок». Когда он цеплял символ вместе с интерпретацией, сразу же разумно и жестко пускал его в мышление, обхватывал собой, своим сложным умом. Понятные фильмы он пересматривал много раз, вглядываясь в детали.
