СНТ - Владимир Сергеевич Березин
(шла машина тёмным лесом)
Тень несозданных созданий
Колыхается во сне,
Словно лопасти латаний
На эмалевой стене.
Валерий Брюсов
Варечкой иногда звали её старушки в библиотеке. Для них она была Варечка, потому что им самим было уже к семидесяти. Теперь они просто не могли расстаться со своей пылью и каталожными ящичками. Они родились ещё при царе, и казалось, не умрут никогда. А вот студенты звали её Варвара Павловна. Варей её звал только муж, но он умер шесть лет назад. Не сказать, что Варвара Павловна сильно любила его, но то, что он исчез из её жизни, приносило понятные неудобства. Теперь некому возить её на дачу, а сама она боялась рулевого колеса и приборной доски за ним. Приходилось часто ездить на электричке, а для простых работ договариваться с соседями.
Вообще весь быт пошёл наперекосяк.
Свободно она чувствовала себя только на кафедре в прямом и переносном смысле – на заседаниях и в аудитории, перед группой. Она читала фольклор и обычно начинала первую лекцию с рассказа о писателе Пришвине, который в восемнадцатом году перевозил свой архив из Ельца, откуда был родом, в Москву. Рукописи отняли какие-то матросы и, не разбирая, свалили в сарай. Пришвин требовал их обратно, но командир отряда вместо ответа показал ему наган. Но в этот момент из тьмы сгустился человек в длинном пальто и шляпе с огромными полями и велел отдать рукописи.
– Ты кто? – спросил недоумённо командир, и его наган перестал присматриваться к Пришвину и повернулся к незнакомцу.
– Я – Магалиф, – сказал тот весомо.
Матросы засуетились, зачарованные магией этого слова. Рукописи были возвращены, а Магалиф довёл Пришвина до вагона. Напоследок он велел писателю написать на его тюках слово «фольклор», потому что народ наш любит слова-заклинания. Пришвин так и сделал, отчего благополучно добрался до Москвы.
И теперь, дойдя до конца истории, Варвара Павловна говорила о том, что фольклор не раз и не два спасал русскую литературу и что её курс, посвящённый фольклору, не менее важен, чем другой, что само это слово означает «народная мудрость», что… Дальше она говорила о летней практике, когда они поедут собирать народные песни, и ещё что-то – то, что заставляло студентов строить планы на будущее.
Девушки в аудитории старательно записывали, а мальчики не делали ничего, потому что мальчиков не было. В иной год их набиралось два-три, а в этом и вовсе не было.
Варвара Павловна читала им курс, понемногу пробираясь от бесписьменного общества к советскому, в котором фольклор дополняет советскую литературу и сатирические народные частушки… Ведь даже многие учёные капиталистических стран соглашаются с тем, что (тут Варвара Павловна переводила дух перед длинной фразой) «социально и классово обусловленный, исторически развивающийся процесс освоения и трансформации народного творчества в быту, культуре и профессиональном искусстве».
Год катился колобком, медленно и размеренно. В январе и июне студенты валились с печи, как сказочный герой при резкой остановке своего транспортного средства. Они внезапно проявляли интерес к фольклору, а потом исчезали после сессии. В экспедиции Варвара Павловна уже не ездила, и лето проходило на даче, куда изредка приезжала дочь. Внуки сюда ездить отказывались, о чём Варвара Павловна нисколько не сожалела. Как-то мальчики, привезённые родителями, тут же облились из шланга, утопили в колодце насос, пытались поджечь сарай с помощью керосинового факела и получили пожизненную индульгенцию на забвение бабушки.
Перед одной из поездок на дачу, в последний день на кафедре, ей передали на отзыв диссертацию. Дело было неспешное, и она сунула коленкоровый переплёт в тюк с прочими бумагами. Погрузившись в машину соседа, Варвара Павловна тут же забыла о соискателе и вспомнила о диссертации только через неделю, когда садовые работы были в разгаре. Аспирантка родом из Вологды… нет, Вытегры… Вычегды (где это? нужно потом посмотреть в энциклопедии, записать в план-календарь) занималась детскими стишками. Это было далеко от занятий Варвары Павловны и далеко от её научного интереса. Соискательница лихо цитировала предшественников, что описывали процесс децимации и мрачные смертные считалки римлян, аппарат судьбы, который включали крестьяне при рекрутском наборе, и солдатский жребий. Это всё было мило, но не для Варвары Павловны. В приложениях она обнаружила целый ворох записанных соискательницей считалок.
Варвара Павловна вдруг услышала тонкий голос её детства:
Шла Варвара с длинным носом,
Подошла ко мне с вопросом:
Как отрезать этот нос,
Чтоб он больше не рос?
Вы возьмите купоросу,
Приложите его к носу,
А потом-потом-потом
Отрубите топором.
Правда, в описи-приложении Варвару то и дело замещал кто-то – какой-то Карл Иванович с длинным носом. И медный купорос заменялся на канифоль, топор замещался на долото. Или вовсе являлся некий Тары-бары всё с тем же носом, а потом приходил спасительный Барбос и откусывал тот же нос… Варвара Павловна продолжала слышать тоненький голосок родом из «довойны», это считала во дворе Зина, она потом, кажется, погибла, не под бомбёжкой, а какой-то нелепый случай в сорок пятом году, автомобиль выскочил из-за поворота…
Вечером, покончив с обрядовыми делами в саду, Варвара Павловна поднялась на второй этаж дачи, где у её покойного мужа был кабинет. Вдова унаследовала его, почти ничего не меняя – даже справочники по радиотехнике остались на своих местах. Последние несколько лет своей жизни муж посвятил темам странным, не вполне материалистическим. Будто, закончив дела с одним космосом, он начал размышлять над космосом другим, с универсальными уравнениями мироздания. Ничто в природе не растёт хаотически – ни горы, ни трава, нет ничего вольного и бездумного. Живая и неживая природа повинуются (нет, не Богу – советской власти было уже пятьдесят лет) сочетаниям числовых полей. Коллеги, кажется, издевались над старым учёным, но ровесники понемногу вымирали, а у молодых объявились новые начальники. Муж писал трактат о том, что мир покоится на цифровом начале, а обязанность человечества – в его обсчёте, то есть в обслуживании. Он сам не верил, что книга когда-нибудь пройдёт марксистскую цензуру. Однако ему даже удалось напечатать статью в «Докладах Академии наук», хотя потом выяснилось, что её приняли за первоапрельский розыгрыш. Кто поверит в серьёзность разговора о материи, возникающей из обсчёта и обмера? Страшный сон марксиста, рождение новых платоников, идеологическое хулиганство…
Варвара Павловна в эти дела не лезла. Вопреки детской травле стишками и собственному имени, излишним любопытством она не страдала. «С длинным носом»… Всё детство её дразнили за длинный нос.
