Пёсья матерь - Павлос Матесис
Исполнители, вот как назвала себя вся семья: Тасос, Марина и две сестры. О репертуаре позаботился Тасос − он открыл старый сундук, где Зомбакис, руководитель труппы, хранил пьесы. Одни были напечатаны, другие написаны карандашом. Все свалено в одну кучу. В спешке Тасос прикрепил финал одной пьесы к началу другой. К примеру, у «Тоски» был счастливый конец на мысе Малея. Им главное было избежать смерти, сдался им этот мыс, перво-наперво − их собственная жизнь, а потом уж искусство, ему ведь все нипочем, сказала мне Саломея за вторым курабье.
Ближе к полудню все погрузили в газген вместе с драгоценностями Саломеи, которая уезжала несказанно довольной, потому что во время сборов обнаружила кучу косметики.
И вот так мы увидели, как они поворачивают к мосту, точно повозка из ковбойского вестерна, за которой, однако, не последовали ни индейцы, ни немцы. Тиритомбы оказались очень щедрыми: оставили одну тарелку вареной козлятины у нас на окне и еще одну − на ступеньке у дома Канелло. Ее пятеро ребятишек умяли козленка прежде, чем мать успела вернуться с работы. Для меня их отъезд стал настоящим ударом, потому что Тасос пришел и попросил мою мать вернуть фустанеллу, подаренную тетушкой Андрианой.
Спустя шесть часов мы приехали в деревню Пелопион, сказала мне мадемуазель Саломея (сейчас это час езды). И та, что нынче уже была мадам, но все же Саломея, стерла с помады сахарную пудру от курабье. Спасены! Мы провели там три дня, чтобы все как следует устроить. Деревня была высоко над морем, и вся сплошь кишела партизанами, и, представь себе, высоченными! Мы прикинулись, будто нас преследуют оккупанты, что мы пострадали от немцев. А еще воспользовались именем тетушки Канелло, если ты ее помнишь. (Ты только послушай, помню ли я Канелло!) Ее знал каждый уважающий себя партизан. Нас укрыли в школе, мы составили программу и маршрут, получили рекомендательные письма для других захваченных партизанами деревень, и еще какую-то ценную информацию. А еще устроили пробы: мы немного ссорились из-за ролей, призналась мне Саломея (мы ели третье курабье под коньяк). Видишь ли, моя обожаемая сестра поручала все роли молодых девушек своей дочери, а я всегда играла взрослых женщин, уж не говоря о том, что однажды мне досталась роль мужчины, хотя это был барон, не помню, в какой пьесе, его звали Жавер. Хотя нет, Жавера я играла в другом произведении, в общем, ладно, возьми курабье.
Я взяла четвертое печенье, мою фигуру трудно чем-то испортить.
– Мы начали турне в деревне Пелопион на Пелопоннесе и закончили примерно через полтора года где-то между Эпиром и Румынией, или то была Югославия? Точно не скажу. Хорошие я делаю курабье, правда? Гастролируя один день по партизанским, другой по оккупированным областям, мы научились актерскому мастерству и вообще тому, как управлять труппой. И здесь в Сфире, в округе Гревена, я дезертировала. Мой мясник серьезно взял меня в оборот, и я сказала: милая моя Саломея, когда еще такое случится? И покорилась. Ты не знаешь, чего мне это стоило, – сказала она и запила курабье коньяком, думаю, это было уже пятое по счету. – Потому что дух сцены захватил меня больше всех остальных. Хотя, быть может, на мое же счастье, мне это только казалось.
За каждую роль юной девушки в пьесе мы были готовы выцарапать друг дружке глаза. Кто будет играть – я или Андриана. Потому что мою племянницу мы поставили на место: если она просила роль девочки (инженю или юная красавица, как писали в либретто), мы тут же на нее набрасывались. Ты еще ребенок, еще успеешь наиграться молодых, когда вырастешь, однажды сказала ей мать. А мы вдвоем, если сейчас не будем играть молоденьких, то когда? Видишь, и Андриана через какое-то время начала входить во вкус, и ничуть эта вдовушка не стыдилась. Признаюсь, мне дорогого стоило продать искусство за кровать и вечный запас хорошего мяса, отбивных, филе и потрохов.
Однако напрасно мадемуазель Саломея терзала себя, что ряды труппы поредели. Однажды за деревней Анемохори округа Стагирон, пока они толкали газген в гору, к ним выскочил итальянец, здоровенный бугай с оружием. Они, конечно, тут же сдались, но сначала засунули камни в задние колеса, чтобы транспорт не скатился обратно. Но что же они увидели, стоя с поднятыми руками перед оккупантом на закате дня? Высоченный блондин-итальянец бросил оружие к их ногам, разразился рыданиями и сдался им сам.
В конце концов они поняли, что он дезертир (вот где им не хватало Канелло с ее итальянским). Золотой человек, его звали Марчелло. Стало известно, что немцы готовят итальянцев к отправке на русский фронт. И тут-то он и дезертировал и хотел сдаться партизанам. А наткнулся на труппу и сдался тетушке Андриане, а в частности, немного погодя, Марине.
Он очень пригодился в хозяйстве. Он мог делать любую работу, и к тому же был не дурак посмеяться и пошутить. А еще танцевал, делал пародии и пел. Они выпустили его на сцену. Саломею он, конечно, никак не мог заменить, но перед его номером говорилось: «А сейчас, дамы и господа, вы увидите, как наш
Михалис неподражаемо пародирует итальянцев» (они нарекли его Михалисом). И тут Михалис выходил на сцену с канцонеттами и тарантеллами. Марина параллельно учила его греческому. Однако уроки прекратились, когда однажды утром тетушка Андриана застукала их вдвоем в постели. Тот в чем мать родила, а она в нижней юбке, да еще с сигаретой! Перед Андрианой отворились врата небесные, обнаженного мужчину она не видела со времен оккупации Албании (да и какой мужчина, дорогая моя, после войны рассказала она тетушке Канелло, когда они встретились на похоронах моей матери, я слюнями весь пол забрызгала). Андриана начала свои материнские причитания и крики, а глаза у самой прикованы к известному месту. Бесстыдница, сказала она Марине. Что ты сделала? Совсем Бога не боишься? Курить мне вздумала!
Услышав эти крики, вмешался и Тасос: ты чего разоралась, говорит он сестре, прекрасная пара. Хотя насчет курения Марины у него тоже были возражения. Он отобрал у нее сигарету, итальянца одели и прямо на месте сыграли помолвку. Сейчас Марина замужем за Марчелло, они живут в Римини, у них трое прекрасных мальчиков; поздравляю, желаю
