Жена Дракона - Анна Бабина
Катя всхлипом втянула воздух, пропитанный крысиной затхлостью – он легко вошёл в лёгкие, наполнил болезненной любовью к миру. Она ринулась вперед, к Тане, и с размаху влетела во что-то жесткое, как прессованная резина.
Кто-то схватил Катю поперёк тела, зная, что та вот-вот сползёт по стене и растечется на выщербленной метлахской плитке. Она не сопротивлялась, ощутив знакомый запах бергамота и мускуса, неизменно сопровождавший появление участкового. Дракон пах тимьяном и винным уксусом, и иногда едва уловимо – серой. Близорукая от рождения, Катя воспринимала мир букетом запахов.
–
Катя, что?! – он силился заглянуть в лицо, отливающее голубоватой извёсткой.
–
Серёжа…
Она дернулась, как от внезапной боли, рванулась прочь, но тут же снова приникла всем телом. Её сотрясла крупная дрожь, зеленые волны качались перед глазами, запах свиной крови лез в ноздри – пережитый ужас не спешил покидать тело.
–
Катя, что ты, что ты… Перестань.
Она не замечала, что плачет навзрыд, потому что совсем отвыкла от лёгких слёз. Чужие руки гладили по лицу, голове и спине, как ребёнка, хрипловатый голос шептал неразборчиво-нежное… что, если она несётся ко дну, и всё это – лишь агония погибающего сознания? Катя оборвала плач, вскинула голову, рванулась вперёд и, затаив дыхание как ныряльщица, поцеловала его. Губы показались солеными от слез. Помешательство – не подобрать другого слова. Словно не понимала, что делает… и всё понимала. Как будто опухоль лопнула. Она боялась: оттолкнёт, но он ответил на поцелуй и прижал её крепче.
Катя вывернулась из объятий и побежала по лестнице. Щеки полыхали от радости и стыда. Стук каблуков ввинчивался в тишину сонного дома, как автоматная очередь. Где-то глухо залаяла собака. Она влетела в квартиру, захлопнула дверь и без сил рухнула на скамейку. Первым делом сбросила туфли: одна сама отлетела к стене, другую Катя с наслаждением запустила в угол, потом, обрывая пуговицы, стащила промокшую от пота и слёз блузку. Юбка упала к ногам чёрной лужицей. Закутавшись в банный халат, она скользнула в комнату.
Таня спала. Солнечные квадраты высвечивали спокойное личико и мирную ёлочку паркета. Радуга запуталась в подвесках люстры, украдкой ползла по стене к потолку. Катя дотронулась пальцами до губ и тихо рассмеялась.
Дракон
Рука болела невыносимо. Сегодня дракон вернулся раньше обычного и застал их безмятежно поедающими суп из кореньев. Драконы не едят супы. Он взревел, полоснул крыльями воздух. Пыль запорошила им глаза. Защищаясь, она вскинула руку к лицу.
Манерка, в которой кипятился суп, подлетела, подхваченная мощной струёй воздуха, и ударилась о стену. Суп выплеснулся на неё, не задев, к счастью, девочку.
Толстая расшитая ткань уберегла грудь и шею, волосы спасли лицо, но руку ошпарило до кровавой красноты и пузырей.
–
Спишь?
Девочка подползла, ткнулась лохматой головкой в тёплый бок.
–
Я принесла снег, – прошептала она. – Приложи, будет не так больно.
Губы дрогнули в беззвучном рыдании. Снег немного облегчил боль, но осознание обреченности не проходило.
А снег все сыпал и сыпал – горький и серый, как пепел.
38
В начале июля родители увезли Таню на Урал. Катя почувствовала странное облегчение, как комендант крепости, из которой загодя, до кровавого штурма, удалось вывезти мирных жителей.
Впрочем, после истории со свиной кровью дом больше не казался крепостью. Железная дверь не могла спасти от Дракона. Выяснилось, что он живёт внутри неё.
Его острые когти царапали ежедневно. Она забывала вынести мусор, и к утру на кухне появлялся неприятный запах – вкрадчивый голос Дракона нашёптывал: «Ты никуда не годишься». Она устраивалась в кресле с книгой и слышала: «Ты ленива и эгоистична». Стоя у зеркала, она разглядывала мягкий выпуклый живот и плоскую грудь, а в голове звучало: «Взгляни на себя, Катюша, ты – мышь, ни один мужчина, кроме меня, не ляжет с тобой в постель».
Зачем Сергей («Серёжа» – произносила она со сладким трепетом, как школьница) всё это затеял? Зачем зовёт её гулять, приносит цветы, пьёт чай на кухне? Они больше ни разу не поцеловались (разумеется, кому она нужна, кроме Дракона), но он упорно продолжал звонить и приходить. Катя терялась, забывала, как себя вести, и путалась в знакомых словах. Неловкость передавалась ему. Вечерами они что-то смотрели по телевизору, но не обсуждали. Оба тяготились молчанием и не решались заговорить, а если обращались друг к другу, то всё было невпопад, неловко и глупо.
Сергей по-хозяйски чистил на кухне картошку, заваривал чай, когда она влезала на табуретку, чтобы достать банку с кофе, по-дружески грубовато держал за талию, но, случайно задев её грудь ладонью, краснел, как школьник.
Однажды они сидели друг напротив друга и пили медленно остывающий чай. Разговор не клеился. Вдруг Сергей спросил, исподлобья глядя на Катю:
–
Я тебе совсем не нравлюсь?
–
Что? – Катя подумала, что ослышалась.
–
Говорю, ты меня совсем не рассматриваешь… как мужчину?
Это случилось так неожиданно, что Катя рассмеялась – то был один из её обычных нервных смешков, но Сергей резко встал и, не прощаясь, ушёл. Катя сначала опешила, потом расхохоталась громко и чисто:
–
Господи, дураки мы, какие мы дураки…
Кате нравилось, что Сергей говорит просто и ясно. Дракону это никогда не удавалось. Однажды он затеял с полуторагодовалой Танюшей разговор о прекрасном – про фибры, ауры, тонкие миры. Таня не слушала, возилась с игрушками, но он не успокаивался. Катя позволила себе неосторожно улыбнуться.
– В нашем доме, Екатерина, – обиженно сказал он, – играет музыка, доступная только мне и моей дочери. Ты её просто не слышишь, тебе не дано.
Она попыталась свести всё к шутке:
– Мне-то не дано, а на опере у нас ты засыпаешь…
Дракон неожиданно рассвирепел:
– Ты в театр-то ходишь, чтобы покрасоваться, тебе вообще ничего не интересно, кроме пошлых сплетен по ящику.
Катя пропустила грубость мимо ушей, но он никак не успокаивался:
– Катя, тебе известно, что такое «подлый»? – и сразу, безо всякого перехода, – раньше это слово, Катюша, не несло негативной коннотации, а всего лишь констатировало факт. Подлый – принадлежащий к низшему сословию, простолюдин. Такой, как твоя мама, за плечами которой поколения тёмных крестьян из пятой точки нашей уродливой страны. Сколько бы она, друг мой Катя, не хорохорилась, не пыталась чего-то достигнуть, место – и ей, и тебе – на Камском рынке, за прилавком. Вы вышли из дерьма и в дерьмо уйдёте!
Сергей закончил работу поздно, около половины десятого. Разговор с Катей одновременно встряхнул и разозлил его: ожили старые обиды – на бывшую жену, на себя, на Катю и на судьбу. «Ты знаешь, какая у вас у всех репутация?» – крутилась у него в голове неосторожно
