Валенсия и Валентайн - Сьюзи Кроуз
Она не умела поддерживать связь и терпеть не могла разговаривать по телефону.
Отъезд Сары только подчеркнул тот факт, что Валенсия осталась. Она вспомнила тогда, как пришла сюда в девятнадцать и поначалу думала, что поработает здесь немного, а потом отправится в какое-нибудь великое приключение и начнет свою собственную жизнь. И вот, спустя столько лет, она все еще здесь, в «Уэст-Парке». В какой-то момент Валенсия начала винить в этом Шарлин. Иногда ситуация выглядела так, будто все замыкалось на смерти Шарлин и виновности Валенсии. Даже то, что произошло до того злосчастного эпизода, как будто содеянное ею было настолько отвратительно, что отбывать наказание она начала еще до того, как совершила преступление.
– Вы здесь сидите? – спросил кто-то, и Валенсия поймала себя на том, что уже непростительно долго стоит, глядя на затылок Питера. Она оглянулась и увидела, что мужчину, который обычно сидел в кабинке слева от нее, заменила женщина в алом блейзере и с волосами цвета того кофе, что продают в аэропортах. Незнакомка держалась обеими руками за разделяющую кабинки перегородку, выставив напоказ кольцо с огромным камнем на левом безымянном пальце.
– Да, – сказала Валенсия. Как долго эта женщина здесь? – Это теперь ваш стол?
– Похоже, что да, – сказала незнакомка. – По крайней мере, меня сюда посадили. Значит, мы теперь соседи?
Валенсия кивнула. Женщина производила пугающее впечатление. Она казалась глянцевой, отполированной – не как модель или актриса, а как женщины, которые работают в отделе парфюмерии в универмаге. С идеальными ногтями, шелковистыми волосами и лицом под слоем прилепившегося намертво макияжа.
Женщина улыбнулась, и Валенсия увидела, что зубы за идеальной помадой не совсем ровные, как будто кто-то сдвинул их все вперед.
– Я – Грейс, – сказала она. Кривые зубы, казалось, нисколько ее не смущали, а уверенная улыбка словно говорила: Они мне такими нравятся.
Валенсия с удивлением почувствовала, как сердце снова ухнуло в груди. Она и не заметила, как оно подступило к горлу при мысли о проявленном Питером внимании – внимании не только к ней, но и внимании к симметрии и прямым углам.
– Я – Валенсия, – сказала она голосом совершенно нормального человека и, гордясь собой за то, что поставила все галочки, изобразила на лице улыбку. Может быть, Питер был для нее подарком, после которого, научившись делать все правильно, она сможет завести настоящего друга.
Она взяла кофейную чашку и сжала ее обеими руками, как будто они замерзли, хотя было лето. Потом подняла чашку так, как это сделал раньше Питер, и этот жест показался ей приемлемой заменой рукопожатия. Она часто замечала, что женщины, вообще говоря, менее склонны агрессивно добиваться рукопожатия, чем мужчины. Мужчина простоял бы миллион лет с протянутой рукой, игнорируя ее сигналы так же упрямо, как она их посылала.
Грейс просияла.
– Валенсия, – повторила она. – Я рада, что они посадили меня рядом с вами. Я так нервничаю, начиная новую работу, но это место кажется мне вполне подходящим.
Грейс посмотрела на фотографию на стене кабинки Валенсии.
– Я не знала, чего ожидать. Сказала своему жениху, что собираюсь стать телефонным коллектором, так он счел меня сумасшедшей. Но я вовсе не собираюсь оставаться здесь вечно. Скоплю немного денег на свадьбу, а потом пойду и займусь чем-нибудь другим. Или ничем! Буду, типа, домохозяйкой. – Она рассмеялась; смех вырвался из самой глубины ее горла, и женщина пошатнулась, словно выстрелила из дробовика и ее отбросило отдачей. Получилось одновременно удивительно и неудивительно, и Валенсии это понравилось. – Шучу, – сказала Грейс. – Уж лучше умереть.
Валенсия наклонилась, нахмурив брови. Какая она занимательная, эта ее соседка. У нее была забавная, немного наигранная манера говорить. Она часто мотала головой, как актриса в рекламе шампуня. Или лошадь.
– Вы чем, ребята, здесь развлекаетесь?
– Мы не развлекаемся, – сказала Валенсия. – Мы сборщики долгов.
– Точно, – подтвердила Грейс и, оглядев зал, рассмеялась. – Забавно. Если бы кто-то сказал год назад, что я стану телефонным коллектором, я бы подумала, что у него крыша поехала. Хотя, конечно, это временно. Вы можете представить, каково это – остаться здесь навсегда?
Валенсия открыла рот, чтобы ответить, но не смогла издать ни звука.
Глава 16
Когда я проснулась, моих соседей по комнате уже не было. Солнце светило мне в лицо, как будто пыталось разбудить, дверца моего шкафчика была широко открыта, а моя куртка отсутствовала. Они оставили мой рюкзак, вероятно потому, что там не было ничего, что могло бы кому-то понадобиться, разве что кто-нибудь забыл бы зубную щетку. Я возблагодарила судьбу за то, что додумалась спать с сумочкой.
По ощущениям, я проспала несколько дней. Может быть, так оно и было. Возможно было все. Я представила, как подойду к стойке регистрации и менеджер предъявит мне счет за триста ночей. Я села на край кровати и некоторое время смотрела в стену, думая о самоубийстве.
Не моем, конечно, а той девушки на мосту. Почему она это сделала? Выжила ли после падения? Могла ли я предотвратить это? Я даже рассматривала такой абсурдный вариант, что она не собиралась прыгать и просто поскользнулась.
К тому времени я еще не бывала на похоронах и никогда по-настоящему не думала о смерти. В детстве у меня была подруга, которая постоянно говорила об этом, была одержима этим и иногда плакала во время занятий, боясь, что ее родители умрут, пока она в школе.
Мне было жаль ее, потому что она все время думала о смерти. (Но с другой стороны, я не думала тогда – и до сих пор не думаю, – что не думать о смерти чем-то лучше. Почти все в жизни сводится к равновесию.)
В конце концов я проголодалась и тут же задалась вопросом, правильно или неправильно быть голодным, когда кто-то умер. Я чувствовала себя виноватой из-за этого. Тем не менее я переоделась, почистила зубы в общей ванной и снова вышла. Женщина с неоново-розовыми волосами улыбнулась мне. Я еще подумала, что ей не следовало бы улыбаться; помню, я даже почувствовала себя оскорбленной из-за той мертвой девушки с моста. Я пристально смотрела на нее, пока она не отвела взгляд. Мир слегка накренился, и я снова пришла в движение.
Ноги несли меня по городу, не получая каких-то указаний относительно направления с моей стороны. Они же доставили меня в Центральный парк. Помню, меня сильно впечатлило, что мои ноги знают, как добраться до такого знакового места. (Теперь я знаю, насколько огромен Центральный парк по сравнению с остальной частью Манхэттена, а также насколько он близок к хостелу. Как я могла пропустить его во время своих блужданий прошлой ночью?)
Я пересекла улицу и вошла
