Десять поколений - Белла Арфуди
Потекли обычные для школьной парочки дни. На уроках Вано продолжал сверлить взглядом затылок Хатуны, но уже не с осторожностью, отводя глаза при каждом ее повороте головы, а с блаженной улыбкой на лице. На переменах он все время проводил с Хатуной. Что бы та ни рассказывала, ему все казалось невероятно увлекательным. Хатуна же наслаждалась ощущением, что ее обожают. Нельзя сказать, что она была равнодушна к Вано, но свои чувства к нему ей казались менее значительными и красивыми, чем его – к ней. Упиваясь любовью в его глубоких синих глазах с чуть опущенными книзу уголками и невероятно длинными и по-девичьи изогнутыми ресницами, она казалась себе волной. Брызжущей, громкой и сильной, как при шторме. Когда он смущенно протягивал ей то гвоздику, то несколько конфет, она на секунду забывала дышать.
После выпускных экзаменов они встречались в кинотеатре, куда Хатуне строго-настрого запрещалось ходить. Только со старшей двоюродной сестрой! Та скрепя сердце вошла в положение влюбленных и на киносеансах сидела через пару рядов от них. В этом ли кинотеатре или где-то еще, но однажды Хатуну с Вано увидели вместе, и практически сразу же начались пересуды. Езиды, любившие посплетничать, больше всего обожали, когда можно было кого-то из женщин низвергнуть в категорию падших. И чем выше она находилась в социальной иерархии, тем сильнее было удовольствие сплетников. Надо ли говорить, что перемалывать косточки дочери профессора и доктора наук, которому многие завидовали, было такой удачей, какую приходилось ждать годами.
Новость дошла и до отцов семейств. Отреагировали они на нее примерно одинаково, не желая иметь друг с другом ничего общего.
– Нашел с кем якшаться! – орал Леван Коблиашвили на сына, посмевшего заявить, что Хатуна не просто увлечение, а его будущая жена. – Мой сын не женится на ком попало! Эти безродные создания никогда не станут частью семьи Коблиашвили. Посмей еще хотя бы раз встретиться с ней, и я тебе голову проломлю!!
Шиван был с Хатуной не менее категоричен, но вполне хладнокровен:
– Теперь из дома не выходишь без моего разрешения. Если тебе куда-то нужно, идешь с братом. В институт ты в этом году не поступаешь. И еще скажи спасибо, что не выдаю тебя сразу же замуж с глаз подальше.
– Да кто же ее теперь из наших замуж возьмет? – всхлипывала в углу мать Хатуны, пораженная тем, что ее маленькая и такая послушная дочь тайно встречалась с мужчиной. Какой позор, и все ведь будут думать, что это она неправильно ее воспитала. Уже сейчас ей стыдно показываться на глаза соседям. Постоянно кажется, что за спиной ее называют матерью распутной девки.
– Возьмут, – отрезал Шиван, отмахнувшись, чтобы жена замолчала, не вмешиваясь в его воспитательные беседы с дочерью. – Это не твоя забота.
С дочерью он после этого за целый год едва ли перекинулся тремя десятками слов. Берат, узнавший о произошедшем одним из последних, впал в такое отчаяние, что занемог сердцем и месяц провел в больнице. Как же так вышло, что и за внуками он не уследил. Сколько бы ни старался, а все без толку на этой окаянной земле. Она словно пропитана грехом и приобщает к нему любого, кто на ней окажется.
Хатуна дедушку любила, пожалуй, больше всех остальных в семье. Она огорчилась, что стала причиной его болезни, и видеться с Вано особо не стремилась. Когда же получила от того записку через все ту же двоюродную сестру, то прочла ее практически без эмоций. Заглушив все свои желания, между чувством долга и призрачным счастьем с грузином она скрепя сердце выбрала первое. Сложенная конвертиком записка нашла пристанище в огне, а Хатуна решительно настроилась молиться о прощении Ходэ и, следуя воле родителей, выйти однажды замуж за уготовленного ей езида.
Вано, не дождавшийся ответа, мучился несколько месяцев в горячке любви и агонии вступительных экзаменов в институт. Набрав необходимое количество баллов, он стал студентом и уже к концу первого семестра обзавелся новой любовью. Все так же любовался затылком, но уже другим. Порой в юном сердце чувство любви важнее ее объекта. Тот может меняться бесконечно, лишь бы горел огонь, заставляющий нас чувствовать себя живыми.
Хатуна же, которой через год разрешили наконец выходить из дома одной, обнаружила, что мать была права: шушуканий за спиной было много, а желающих посвататься к ней – ноль. Сначала она была этим пристыжена и ходила, упираясь взглядом в пол. Позже решила, что глупость может совершить каждый и нет смысла до конца дней каяться за несколько походов в кино. В конце концов, ее честь, кто бы что ни думал, была при ней. Значит, найдется тот, кто наплюет на условности и свяжет с ней свою судьбу, несмотря на пустые пересуды и закатывание глаз противных матрон.
Глава XII
Джангир, довольный собой, уперся кулаками в пояс и смотрел на построенный им Дом знаний – так он называл про себя школу, которую он да местный каменщик Григор наспех соорудили из нетесаных камней. Здание представляло собой жалкое зрелище на фоне выжженной солнцем земли. Сплошная пустошь и редкие покосившиеся дома езидов, оказавшихся здесь после побега от резни, которую уже новое турецкое правительство продолжало именовать переселением народов в ходе войны.
Джангир за несколько лет жизни в Армении, ставшей частью новой страны – Советского Союза, свыкся с мыслью о потере жены, сына, родных и старался ни с кем об этом не разговаривать. Пока молчишь, можно делать вид, что ты в порядке. Если же дать мыслям о погибшей семье хотя бы шанс закрасться в голову, то они сведут с ума. Держаться на плаву и не окунуться в пучину отчаяния Джангиру помогала цель – обустроить таким же спасшимся, как и он, новое безопасное место для жизни. Так на территории маленькой Армении на почти бесплодной каменистой земле появилось новое село, практически полностью езидское. Теперь необходимо было соорудить для местных детишек школу, чтобы, обученные грамоте, они могли быть полезны своей общине и новой родине. Директором и проектировщиком здания, его основным строителем и спонсором стал Джангир. Благо, в отличие от большинства других езидов, ему не пришлось с пустыми руками бежать от резни. К моменту трагедии он уже был далеко. И волею судьбы оказался не в эпицентре царившего террора новых властей, желавших ограбить всех, кто владел хоть каким-то имуществом. Эта удачливость, способность к выживанию и умение выстраивать свою жизнь заново раз за разом, куда
