Раннее, раннее утро - Павел Вежинов
— Тогда как объяснить, что человеческий род до сих пор не погиб?
— Еще успеется!.. Загнемся все до одного! — с уверенностью ответил он.
Владо, с тех пор как стал заниматься кибернетикой, немного тронулся. А может быть, наоборот, только он и нормален. Владо считает, что существует трагическое, неразрешимое противоречие между биологической природой человека и возможностями развития его сознания. Он убежден, что через тысячу лет на земле не будет никаких существ, кроме кибернетических роботов. У них будет непостижимая сила ума, человеческое сознание и кое-какие, чуждые для нас, формы эмоциональной жизни. Они будут бессмертны, и проблема их духовного развития сведется к чисто технической проблеме совершенствования их производства. Забавно, что Бистра всегда с ненавистью выслушивает эти теории и готова выцарапать глаза нашему доморощенному гению. И сейчас она нетерпеливо перебила его:
— Довольно болтать глупости!.. Подумаем лучше, как провести вечер!
Моя идея поехать за город в «Копыто» на такси не встретила одобрения. Туда на такси, а возвращаться как? Владо предложил объединиться с Руменом и взялся уговорить его отвезти нас. Наступило тягостное молчание.
— Зануда он, — осторожно заметил Жоро.
— Владелец машины не может быть занудой, — возразила Бистра.
До сих пор не могу понять, когда она шутит, а когда говорит серьезно. Так или иначе, но ее замечание оказалось решающим. Поедем с Руменом, а значит, и со Звездой — не можем же мы все трое увиваться около одной Бистры, хотя она и не против такой ситуации. Пока мы договаривались, в кондитерскую вошла Лили, как всегда элегантно одетая, с каким-то невысоким, волосатым парнем в куртке. Лили в общем мила, хотя на ее гладеньком личике нет ни одной примечательной черты, кроме изящного овала и прозрачных глаз. Увидев меня, Лили слегка шевельнула губами, что должно было означать улыбку.
— Что это за тип с Лили? — спросил я после паузы.
— Какой-то охламон, — ответил с презрением Жоро. — Пользуется успехом у дурочек, уверяя их, что женщины ничтожные существа… А они изо всех сил стараются доказать ему обратное…
Я снова оглядел парня. Не люблю людей, у которых волосы закрывают лоб, а у этого к тому же волосы немытые, тусклые, слипшиеся. Не голова, а сплошной мрак. Он навалился на столик, опершись подбородком на ладонь, и что-то молол. Лили, с застывшим лицом, молча глядела ему в рот, очевидно загипнотизированная его дурацкой позой. Лили — недалекая, но чувствительная и, скорее всего, безвольная девушка. Скотине, что рядом с ней, досталась легкая добыча.
Немного погодя в кондитерскую ввалились еще два типа, отличающиеся от первого только кучерявостью. Как я и ожидал, они подсели к Лили, которая буквально окаменела на месте.
— Хватит таращиться! — сердито заметила Бистра.
— Слушай, Пепи, тебе понравился бы тот… с Лили?..
— Пфу! — фыркнула она с отвращением, даже не взглянув на него.
— Неужели Лили ни черта не понимает, — пробормотал я почти про себя.
— Нет, она слишком добрая, — ответила Бистра.
— Не хочешь ли ты этим сказать, что ты злая?
Бистра улыбнулась, а когда она улыбается, глаза ее сверкают из-под ресниц, как звездочки.
— Я свободна, — сказала она. — Могу быть доброй, злой, тщеславной, сентиментальной, наивной — какой угодно, по потребности…
— Что значит — потребность?
— Ну, смотря по обстоятельствам…
— В этом нет никакой логики, — возразил я. — Ты не можешь одновременно быть свободной и зависимой от обстоятельств.
— Это ты так думаешь! — пренебрежительно заявила она. — Быть свободным — значит уметь использовать обстоятельства…
Я не заметил, как Лили подошла к нашему столику, а лишь услышал ее дрогнувший голос:
— Можно подсесть к вам?
Я отодвинулся, и она села рядом. Лохматый упорно глядел прямо перед собой, как будто ничего не случилось, а оба его приятеля ухмылялись. Я почувствовал, что Лили из последних сил старается выглядеть спокойной.
— Хочешь чего-нибудь выпить?
— Нет, нет, спасибо!
Подбородок у нее слегка задрожал. И мне вдруг стало невыносимо жалко ее.
— Слушай, как-никак мы родственники, — сказал я. — Поэтому буду говорить с тобой напрямик… Прогони ты эту скотину! Соберись с силами и оторви его от себя!
Она ничего не ответила, но покраснела до корней волос.
— Прав я? — спросил я у Бистры.
— Как бог, — ответила она.
Я взял тонкую ручонку Лили и поцеловал бледные наманикюренные ногти.
И сразу из глаз у нее хлынули слезы. Бистра спокойно, без тени волнения, наблюдала за ней.
— В конце концов каждый прав по-своему, — сказала Бистра. — Она сама знает, что для нее лучше…
Вечером, часов в семь, мы отправились в «Копыто» на машине Румена. Бистра сидела рядом с Руменом, а Звезда — с краю. У Звезды длинная шея, и она так неподвижно держит голову, что кажется, будто голова прикреплена у нее едва-едва — того гляди, отвалится. И лицо у нее неподвижное, зато тело необыкновенно гибкое. Вообще она симпатичная девчонка, потому что, подобно Эллочке Людоедке, признает лишь сотню слов, комбинируя из них такие нелепые сочетания, что мы всегда потешаемся от души. Уже совсем стемнело, приборная доска светилась мягким зеленым светом. По какой-то станции пел Модунио, но Румен стал крутить рукоятку настройки, пока не напал на джаз. Все молчали, кроме Владо и Жоро. Непонятно, почему именно этот щеголь утверждает, что «Тортилла Флэт» — единственная толковая книга Стейнбека. Шестицилиндровая машина легко проглатывала подъемы; слева и справа с придорожных столбиков сверкали кошачьи глаза. Мы не ехали, а летели сквозь осенний мрак по дороге, которую расстилали для нас одних лучи фар. За спиной постепенно поднималось безбрежное море земных звезд, чуть притушенных оседающим ночным туманом. Вдруг Румен резко остановил машину.
— Лисица! — прошептал он, будто зверек мог его услышать.
Обе девушки так стремительно наклонились вперед, что чуть не стукнулись головами о стекло. Действительно, то была маленькая золотистая лисичка, грациозно поднявшая правую лапку. Глаза ее светились, как электрические лампочки, магическим зеленым светом. Девушки смотрели на нее, не шевелясь, затаив дыхание.
— Убежала! — промолвила наконец Бистра огорченным голосом.
Теперь машина, казалось, летела напрямик к вершинам гор. От мотора повеяло теплом. Если бы не отец, выдумавший свою глупую отговорку, то на месте Румена сейчас сидел бы я и Бистра была бы рядом со мной. Только бешеная езда вызывает на ее маленьком очаровательном личике выражение, похожее на покорность. Да и когда я один в машине, то испытываю почти такое же опьянение, и чем больше стрелка спидометра клонится к краю, тем сильнее растет во мне невыразимое чувство легкости.
Зал был безлюден. На пустых столиках красовались флажки, приборы, белые таблички с надписью «Занято». На эстраде прислоненный у самого края контрабас тянулся своей длинной шеей к отдельному кабинету. А там
