Плавающая черта. Повести - Алексей Константинович Смирнов
- До семнадцати тридцати, - уверенно ответил Мзилов.
- Тогда устроит, спокойной ночи, извините меня, - Ангелина быстро повесила трубку.
...Ночь прошла для Ангелины без сновидений. Вернее, так ей поначалу показалось, но поздним утром, когда настоящие деятели искусства имеют обыкновение приходить в себя, ей вспомнился сон.
Ей приснились Святые на каком-то подворье; шли-плыли по воздуху - огромные, уродливые, в синяках, одетые в рубище, при бородах. Все кривлялись как-то, скалили беззубые рты, носили бороды и были повязаны косынками. Бродячий, нищий народ зачал поспешно и почтительно плюхаться в грязь у монастырской стены, и Ангелина стала садиться, но один летучий Святой обратился к ней со словами "Погоди пока". И Ангелину с ними поводили, вышла экскурсия. Откуда-то вытолкнулись тяжелые фолианты с житиями, которых никто не писал; продавились кельи, где эти только что ожившие Святые еще тупо сидели на койках, облаченные в залатаные рубахи. А особенно поразил один полулежавший: Святой-то оживший оказался не сам он, хотя тоже ожил, а он же сам, но в новорожденном состоянии; тоже уже в рубище, лежал он на соседней шконке и о чем-то пророчески причитал, а половины лица у него не было с глазом, не развилась, осталась мясная вмятина-впадина. Ему Ангелина сказала: " Меня не убить, потому что я умру чужой смертью, которая нужна другой, но я украду ее смерть и наполнюсь доброй смертью, а та, что останется жить, будет умирать злой, и она не явится к вам, ей не спастись". Половина лица новорожденного по-прежнему блеяла: строго и вразумляюще.
Ангелина - умываясь, чистя зубы и отдельно обрабатывая капризную ножку - подумала, что сон ей был наслан одной приживалкой из типичных. Известно: бывают такие черные приживалки без возраста, в платках, усаживаются на сундуки, да где сейчас сыщешь сундук - их устраивает и кухонный уголок, сооруженный домовитым хозяином, у которого все спорится, все есть - и полочки, и шкафчики, и плитка, да только для семьи, а не для этой, что пришла; но она сидит, пьет чай, активно участвует в разговоре и уходит, обязательно что-нибудь взявши "взаймы" или "в дар": рейтузы, книгу. И никогда ничего не отдает из своего мышиного всеядного чернушества.
В ангелинином доме часто бывали и жили всякие люди; подселилась и эта, сугубая кладбищенская моль, хотя бы и в тех годах, когда не мыслят о черном, одеваются в черное, прикидываются черной, малоинтересной сущностью. Ангелина-то была не из таких, она вклинивается, разделяет и повышает накал, создавая иллюзию прибавления. Ангелина склоняла зачастившую гостью к артистическому сожительству, да натолкнулась на неожиданный отпор.
И выставила к черту.
Тут же, следом за сном и воспоминанием, выплыли заключительные фразы вчерашнего разговора. Она, оказывается, не так уж быстро повесила трубку.
Мзилов сказал ей:
- Да, послушайте, Ангелина - вы знаете, что девочек ищут?
- Каких ищут девочек?
- Ну, как же: Настю, Лену и Катю. Они ушли со двора, и больше никто их не видел. Вы, часом, не видели?
- Нет. Я прыгнула с ними три раза, а потом сообразила, что час уже, знаете, поздний, и побежала к себе. Найдутся девочки, куда им деваться.
И здесь она уже действительно быстро закончила диалог.
- Мне жаль, - пожаловалась трубка Мзилову коротким гудком, потом еще одним, потом третьим и дальше - без счета.
Глава 5
Частный кабинет доктора Мзилова расположился в первом этаже дома, выстроенного еще в позапрошлом столетии; после положенного в таких делах евроремонта парадный подъезд с табличкой и красным улыбающимся крестиком под хохочущим колпаком сам походил на ослепительный зуб, врезанный в дымные десны, из которых на улицу сочилась уже не кровь, а дореволюционная сукровица. Ангелина - штаны мешком, рубаха-куртка, рюкзачок - остановилась перед дверью, изучая домофон. К доктору Мзилову домофон не имел отношения, ибо тот проживал совсем в другом месте.
Ангелина еще раз внимательно изучила визитную карточку, пытаясь по домашнему телефону определить, угадать это самое другое место. По всему получался спальный район. "Спальный", - мечтательно произнесла Ангелина, думая о Королеве. Потом надавила персональную, лечебную кнопку доктора Мзилова, и дверь загудела, щелкнула: Ангелину ждали, вопросов не было.
В полумраке вестибюля она приметила корзину, набитую голубыми гигиеническими бахилами. Ей захотелось скинуть сандалии и пойти босиком, озорным мальчуганом, но в ту же секунду возникло желание временно подчиниться.
Вестибюль был крохотный; три мраморные ступени, утепленные собачьим языком кавказского ковра, вели в боковое крыло и выше. На верхней, утвердившись стопами в самом корне коврового языка, стоял доктор Мзилов, ряженый в зеленую хирургическую робу без рукавов и сборчатый чепчик, идеально повторявший очертания его черепа; губы, казалось, лоснились еще со вчерашнего. Обнаженные руки доктора были белые, с черными волосками.
- Ангелина... - обратился он полувопросительно, намекая на желание вызнать отчество.
- Просто, - отмахнулась та и несколько съежилась, чувствуя близость сверла. - Куда мне идти?
- Вот сюда, прошу вас, - Мзилов посторонился. - Тогда уж и вы меня запросто...
- Нет, извините, - Ангелина его мгновенно осадила, прикидывая в уме, что проще будет некуда. - Для меня вы навсегда останетесь доктором... ваша жена напоминает мне королеву, вот она пусть и называется у нас Королевой - ради моей театральной прихоти. Договорились? По рукам?
Мзилов замер в слабом недоумении.
- Она будет польщена, - сказал он наконец и распахнул дверь, из-за которой ударило белым. Ангелина перевела дыхание; запахи пропитали ее насквозь, простерилизовали, подготовили к деликатному снятию стружки.
- Сказать по правде, мне не терпится рассмотреть эту гениальную штуковину... которую вам вставили британские коллеги...
Мзилов трудился над креслом, отлаживая его поудобнее.
- Вы и остальные зубы проверите? - спросила Ангелина с опаской.
Мзилов перебирал инструменты, словно настраивал рояль. Отставленная ножка-стопа играла - ножка Мзилова. С пятки на носок, с пятки на носок.
- А вам бы этого хотелось? - Мзилов пожал плечами. - Бывают странные люди. Им нравится проверять и лечить зубы.
- Пожалуйста, нет. Я не выношу боли.
- Никакой? - вдумчиво повернулся к ней доктор, держа в руке зеркальце.
- Особенно душевной, - Ангелина через силу засмеялась.
- Мы поговорим об этом, - пообещал Мзилов тоном завзятого психотерапевта. - Но мне показалось, что вы посетили меня не только из-за душевной боли...
- Не столько из-за нее, - соврала и поправила доктора Ангелина. - Мне нужна коронка, на эту мою ножку.
Рука, державшая зеркальце, дрогнула и отпустила на
