Французская косичка - Энн Тайлер
В гостиной Робин плюхнулся на диван и провозгласил:
– Вот не знаю, присесть или прилечь после такой еды.
Но Дэвид с Гретой остались стоять.
– Нам, пожалуй, пора, – сообщил Дэвид хозяйке дома.
– Как это? Сейчас? А как же кофе!
– У нас впереди долгая дорога, и если мы хотим заглянуть еще и в Харборплейс…
Все уже успели рассесться – на те же самые места, что и до обеда, – но теперь опять вскочили и суетливо толклись в общей неуверенности и растерянности.
– Эмили, – спокойно сказала Грета, – пора уходить.
Эмили, которая занялась было пазлом, тут же встала и подошла к матери.
– Не забудешь поблагодарить?
– Спасибо за обед, – проговорила Эмили ритуальную формулу, обращаясь к Элис.
– О, на здоровье, милая.
– Это было очень любезно с вашей стороны, – церемонно продолжила Грета и взглянула на Дэвида, передавая эстафету.
– Да, роскошный обед, Элис! Рад был повидаться со всеми. – И, махнув рукой на прощанье, Дэвид вышел в прихожую, а Кевин поспешил следом подать им пальто.
К счастью, они не были особо сентиментальным семейством. Но обычно Дэвид хотя бы обнимал на прощанье мать и сестер, дружески хлопал по спине зятьев.
Это все Грета виновата, подумала Лили. Она понимала, что спешит с выводами, но не могла отделаться от чувства, что Дэвид находится под ее влиянием.
Вслух она ничего такого не сказала. Когда за всей троицей захлопнулась дверь, она просто выдохнула:
– Ну что ж!..
Одновременно с Кевином, который, вернувшись из прихожей, произнес:
– Что же, итак… – И энергично потер руки.
– Что ж, это было любопытно, – констатировала Элис.
Но тут Моррис, дорогой Моррис, заявил:
– Разве не здорово, что он наконец встретил кого-то! И какая вежливая малышка.
Все хмуро покосились на него, даже Робин.
Элис пошла на кухню за кофе, Лили – помочь ей принести чашки, а когда они вернулись, родные, похоже, вновь обрели дар речи.
– Сколько лет этой Грете? – вопрошал Кевин.
А Малышка Робби, подняв голову от пазла, сказала:
– Я подумала, что Эмили странная какая-то, а вы?
– Однако… – промычал Моррис.
– У меня лично нет претензий к Грете и Эмили. Мы их совсем не знаем, даже толком не познакомились. Не получили о них ни малейшего представления. А почему? Это Дэвид виноват. Только Дэвид. Почему он вел себя так отчужденно? Он на нас за что-то обиделся? – зачастила Мерси.
– Он обиделся за сантехническое лето, – вдруг выдал Робин.
– В смысле? – удивился Моррис, но остальные не отреагировали, они уже сто раз слышали эту историю.
– Я говорю про лето, когда он окончил школу, – сказал Робин. – Перед колледжем. Он хотел волонтерить в театральной труппе, в городском театре, но я сказал, что он должен найти работу, за которую платят. Колледж обходится в копеечку! Да, мы могли оплатить обучение благодаря деньгам, которые оставил отец Мерси, но я говорю о принципе. Понимаешь? То есть он собирался резвиться в театральной тусовке, как какой-нибудь богатенький сынок, а осенью отправиться в колледж, где все уже оплачено, и вообще ни о чем не беспокоиться. Я сказал: «Нет уж, сэр. Ты должен этим летом сделать хоть что-то, чтобы внести свою лепту». Вот так я сказал. «Найди такую работу, которая хотя бы покроет твои карманные расходы». И я до сих пор считаю, что был прав. А как иначе он научился бы, спрашиваю я вас. Как иначе он мог узнать, как устроен настоящий мир?
– Хорошая мысль, – заметил Моррис.
– И я нашел ему работу у своего приятеля, сантехника. Настоящую работу: таскать трубы, копать канавы, отслужить, как обычный мужик. И он работал, прошел эту школу. Но всю дорогу дулся на меня. Парой слов со мной не перекинулся, ни на один вопрос не ответил. «Как прошел твой день?» – спрашиваю. А он отвечает: «А ты как думаешь?»
– А ты как думал? – спросила Мерси, покачиваясь в кресле-качалке, и неожиданно качнулась вперед так резко, что кофейная чашка звякнула по блюдцу. – А чего ты от него ждал?
– А когда наступил сентябрь, – продолжал Робин, не обращая внимания на ее слова, – он уехал в колледж. И не приезжал до Рождества. А потом до весенних каникул. Весной я у него спросил: «Какие планы на лето, сынок?» А он сказал: «Ну уж еще на одно сантехническое лето я точно не подпишусь». И после экзаменов остался в Ислингтоне, что-то там делал в театре, и не являлся домой до самого начала учебного года. И вообще никогда с тех пор не приезжал больше чем на пару дней.
– Ну вот это неправда, – возразила Мерси. – На рождественские каникулы он приезжал надолго! На Рождество приезжал почти на целую неделю.
Робин многозначительно повел бровью, словно она лишь подтвердила его слова.
– Но ведь, – размышлял Моррис, – разные люди созданы для разной деятельности.
– Думаешь, Пол Ди любил копаться в канализации? – поинтересовался Робин.
– Кто это?
– Парень, к которому я отправил его работать. Думаешь, он прямо жаждал спускаться в подвалы к незнакомым людям и брести там по пояс в их дерьме из прорванных труб?
– Ну, может, продавцом в книжном магазине…
– Кто, Пол Ди? Не уверен, что он умел читать.
Все рассмеялись, но Моррис стоял на своем.
– Дэвид, я имею в виду, – пояснил он. – Дэвид мог найти работу более подходящую ему. Разные типы людей выбирают разные виды деятельности, вот что я хочу сказать. Как тот парень, с которым мы учились в школе. Он зарабатывает на жизнь, обрезая деревья. На высоте в сорок футов, в любую погоду, перепрыгивая с ветки на ветку. Я однажды спросил: «Ричи, как ты выдерживаешь?» А он мне: «Шутишь? Да я целыми днями на свежем воздухе! Мне не приходится надрываться в конторе, не нужно вести любезные беседы с разными уродами, желающими купить дом. Вот как ты выдерживаешь свою жизнь?»
– Но я пытался научить Дэвида, – сказал Робин. – Дать понять, что иногда человек должен сжать зубы и делать то, что должен. Неважно, «подходит» это ему или нет. Независимо от того, какого он «типа». Ему приходится идти против своей природы и смиряться.
– Ясно.
– Я был не прав? Ты думаешь, я был не прав?
Он, казалось, обращался сейчас ко всем сразу, но ответил один Моррис.
– Нет-нет. Я понимаю, – мягко проговорил он. И никто не добавил ни слова.
– Не думаю, что дело в той работе Дэвида, – говорила Элис Лили по телефону тем вечером. – Ну, судя по
