История Смотрителя Маяка и одного мира - Анна Удьярова
Морео лёг на пол под окном, прямо в лужу лунного света, свернулся в клубок и закрыл глаза. Если бы он бы Собачьим Богом, он бы тихо заскулил, но он был Кошачьим Богом, поэтому он только лежал неподвижно, отсчитывая удары своего сердца и мечтая о том, чтобы все девять жизней прошли как можно скорее.
2.2.2 Licentia poetica25
На Тар-Кахол медленно опускались долгие весенние сумерки, которые удлиняли тени и размывали контуры вечерних городских зарисовок. По улице Весенних Ветров быстро шли двое: статный высокий юноша с длинными светлыми волосами и закутанная в тёмно-синий плащ девушка небольшого роста, лицо которой скрывал широкий капюшон.
– Что ты чувствуешь здесь? – спросил юноша, повернув голову к своей спутнице, так что серебряные колокольчики в его волосах коротко звякнули.
– Я чувствую, как тысячи слов подкарауливают меня в переулках, хватают меня за руки, как нищенки у собора Защитника, я чувствую, как гудит в моей голове огромный колокол, как, несмотря ни на что, прекрасен этот город, сколько здесь цветов, линий, запахов, звуков, которые только и ждут, чтобы я подарила им вечную жизнь, а ещё чувствую досаду на то, что ты отвлекаешь меня.
– Ну прости меня, – обезоруживающе развёл руками Сорел. – Но вообще, я имел в виду не Тар-Кахол.
Кора вздохнула – она ещё помнила себя, когда только начинала свои путешествия в реальнейшем. И удержалась от язвительного замечания.
– Я поняла, – коротко сказала она.
В голове звучали слова, постоянно, на разные голоса, как будто она сбежала из Дома Радости. Так что для того, чтобы слышать за этим шумом внешний мир, ей приходилось прилагать немалые усилия.
– На самом деле, я хотел у тебя кое-что спросить, – сказал Сорел.
«С этого и надо было начинать», – ворчливо подумала Кора, но тут же снова одёрнула себя: невозможно требовать от человека, чтобы он сразу понял все правила.
– Со мной тут на площади недавно познакомился один человек – с виду, обычный горожанин, всё восторгался стихами, расспрашивал, потом мы пошли в таверну, выпили…
– Точнее, он тебя угостил, – многозначительно заметила Кора.
Сорел только улыбнулся.
– Ну, потом мы ещё несколько раз встречались в тавернах, я читал ему стихи, он восторженно слушал. Нет, ну а что такого? – защищаясь, спросил Сорел, заметив взгляд Коры Лапис. – Я считаю, что если человек хочет меня угостить, то не мне ему запрещать. Тем более, что он получает от этого гораздо больше удовольствия, чем я. Можно подумать, у тебя нет поклонников.
Кора неопределённо хмыкнула, но ничего не сказала.
– Но потом я почувствовал что-то, знаешь, какой-то слишком внимательный взгляд, даже когда он пил, то всегда так внимательно слушал, ловил каждое моё слово. А потом так осторожно стал забрасывать камешки: про вечера поэзии, про то, как его привлекает всё тайное, про то, что поэты, как он сказал, больше всех страдают от несовершенства земного мира. В общем, есть у меня подозрение, что он из птичниковых выкормышей.
– Мышей, – задумчиво отозвались Кора.
– Что? – не понял Сорел.
– Ничего. Приводи своего поклонника вечером в дом, там и проверим, что за зверь.
– Ты серьёзно? – удивлённо спросил Сорел.
– Тут только «серьёзно» и можно, я же тебе говорила, – вздохнула Кора, – а сейчас я хочу погулять в одиночестве.
Сорел молча откланялся, оставляя в воздухе мелодичный перезвон колокольчиков.
До вечера Кора бродила по городу, как солнечная тень: она любила гулять по Тар-Кахолу в реальнейшем, поскольку никто её не узнавал. Ближе к вечеру она вышла на улицу Весенних Ветров, свернула в переулок Мастеров и оказалась на площади Морской Стороны, за которой постепенно начиналась «тёмная» часть города, самая удалённая от королевской резиденции и ратуши.
Тар-Кахол, в отличие от большинства столиц, не имел славы криминального города: преступления против горожан совершались достаточно редко, и воспринимались как неприятная случайность. И то, что в «тёмных» кварталах вероятность такой неприятности немного повышалась, составляло знание, подобное тому, что у озера ночью может быть холодно, поэтому стоит захватить плащ. Тем не менее именно в этой части столицы оседало большинство бродяг, мелких воришек, уличных артистов и музыкантов. Здесь была своя атмосфера, ночь почти не разнилась ото дня, в отличие от предсказуемого распорядка «благопристойных» районов, постоянно слышалась музыка, крики, завывания бродячих собак и мяуканье кошек.
И именно в этой части Тар-Кахола был самый знаменитый «поэтикс» – дом для чтения стихов. Он находился в огромном заброшенном недостроенном особняке, который имел дурную славу дома с привидениями, и бродячие поэты успешно этой славой пользовались, как плащом-невидимкой, для своих собраний.
Кора Лапис не спеша подошла к «Поэтиксу». Уже наступили сумерки, и Тёмный город как будто ворочался, вздыхал и расправлял плечи, погружаясь в свою привычную среду. В темноте дом приобретал причудливые очертания, напоминая постоянно меняющее форму чудовище, с которым, по легендам, сражался Защитник.
Кора постучала в едва различимую дверь четырёхстопным дактилем, дверь тут же отворилась, и внутренняя темнота с жадностью поглотила её.
Здание казалось пустым. Но Кора уверенно направилась по крутой лестнице на второй этаж, не глядя переступая пустоту на местах сгнивших ступеней. На втором этаже был большой зал с колоннами, по углам которого, как пауки, прятались тёмные силуэты. Длинные трубы масляных ламп на стенах не могли вытеснить всю темноту, гости которой заходили в особняк без стука. «Рад видеть Вас, принцесса», – прошептал кто-то Коре. Она вздрогнула, узнавая голос своего главного партнёра и противника здесь. «Приберегите слова для поединка, Айл-мастер», – шепнула Кора в темноту и направилась на поиски Сорела. В середине зала она замерла на секунду и двинулась в сторону едва слышного звона колокольчиков. Сорел, необычно напряжённый, стоял в углу, вместе с незнакомым Коре человеком. Из-под
