Алексей Писемский - В водовороте
- Поди, мой милый, ты, видно, кроме чернослива разварного да сосисок, ничего и изготовить не умеешь, - проговорила она.
- Рыба у нас, ваше превосходительство, есть добрая, хорошая, - отвечал ей на это немец повар.
- Осетрина, что ли, эта ваша противная?
- Осетрина, ваше превосходительство! Есть цыплята молодые с салатом.
- Скажите, какая редкость! - произнесла Анна Юрьевна с презрением. Ну, давайте уж вашей осетрины и цыплят!
Повар поклонился ей и, неуклюже ступая своими аляповатыми сапогами по паркету, вышел из залы.
- А вы дайте мне того розового вина, которое вы мне подавали, когда я заезжала к вам как-то тут... - отнеслась потом Анна Юрьевна к официанту.
- Это 48-й номер, - отвечал тот не без гордости и пошел за вином.
Анна Юрьевна пила это вино, когда была в клубе еще в начале лета с юным своим музыкальным талантом. При этой мысли она невольно вздохнула, постаравшись скрыть от всех этот вздох.
Барон в настоящий вечер был особенно нежен с княгиней: его белобрысое лицо, с каким-то медовым выражением, так и лезло каждоминутно князю в глаза. Впрочем, начавшийся вскоре ужин и поданное розоватое вино, оказавшееся очень хорошим вином, отвлекли всех на некоторое время от их собственных мыслей: все стали есть и пить и ни слова почти не говорили между собой; только вдруг, посреди этой тишины, в залу вошли двое молодых людей, громко хохоча и разговаривая. Оказалось, что один из них был не кто иной, как Архангелов. Увидав знакомых ему лиц, и лиц такого хорошего круга, Архангелов сейчас же подлетел к ним самым развязным манером, сказал две - три любезности княгине, протянул как-то совершенно фамильярно руку барону, кивнул головой приветливо князю. Все это Архангелов делал, чтобы пустить пыль в глаза своему товарищу; оба молодые люди были писцы из новых присутственных мест и потому, может быть, несколько больше о себе думали, чем обыкновенные писцы. Получив на все свои развязные слова и приветствия почти полное молчание, Архангелов счел за лучше удалиться; но не ушел совсем из комнаты, а стал тут же ходить с своим приятелем взад и вперед по той именно стороне стола, на которой сидели Елена и князь.
- Мне, знаешь, наскучило уж бывать в свете! - говорил Архангелов своему товарищу.
- Мне самому тоже наскучило! - врал ему и тот.
- Знаешь, там эти скандальные исторьицы приятно еще слушать! - болтал Архангелов.
- Я тоже пропасть их слыхал! - не уступал ему его приятель.
- Вот эта княгиня, - продолжал Архангелов более уже тихим голосом и показывая глазами на княгиню и барона, - с этим бароном вожжается!
- Будто? - спросил с любопытством его товарищ.
- Верно, так-с... Будьте благонадежны!.. Это мне моя сказывала! отвечал самодовольно Архангелов.
- Ха-ха-ха! - почему-то засмеялся на это его молодой товарищ.
- Ха-ха-ха! - засмеялся также и сам Архангелов.
У Елены был прекрасный слух, а у князя - зрение: она расслышала все слова Архангелова, а тот видел, как Архангелов показал глазами на княгиню и барона.
Когда молодые люди разразились хохотом, князь вдруг, весь побледнев, встал на ноги и, держась за стул, обратился к ним.
- Чему вы смеетесь над нашим обществом? - проговорил он почти с пеной у рта.
- Мы ничему не смеемся! - пробормотал, покраснев, Архангелов.
- Смеетесь, черт возьми, когда вам говорят то! - воскликнул князь и стукнул стулом об пол.
- Мы, ей-богу, не над вами-с! - говорил Архангелов почти со слезами на глазах.
- Над чем же вы смеетесь?.. Над чем? - приступал князь и хотел, кажется, схватить молодого человека за воротник.
- Князь, assez, finissez donc![119] - крикнула ему Анна Юрьевна, удивленная до крайности всей этой выходкой князя.
Княгиня тоже сильно смутилась, а барон явно струсил.
- Я голову вам размозжу, если вы осмелитесь хоть улыбнуться при мне! продолжал кричать на молодых людей князь, причем Архангелов желал только извиниться как-нибудь перед ним, а товарищ его, напротив, делал сердитый вид, но возражать, однако, ничего не решился.
Елена, с самого начала этой сцены больше и больше изменявшаяся в лице, наконец, тоже встала и прямо взяла князя за руку.
- Пойдемте, мне нужно с вами переговорить! - сказала она.
- Сейчас! - отвечал тот и, по-видимому, еще что-то такое хотел крикнуть на Архангелова.
- Пойдемте, мне очень нужно! - повторила окончательно настойчивым голосом Елена и, не выпуская руки князя, увела его в соседнюю комнату.
Архангелов после того не преминул обратиться к оставшемуся обществу.
- Ей-богу, я ничего, решительно ничего не сказал! - проговорил он, разводя руками.
- Ну, не оправдывайтесь!.. Уходите лучше! - сказала ему Анна Юрьевна.
- Сию секунду-с! - отвечал тот и, мигнув своему товарищу, вышел с ним из залы.
В это время Елена разговаривала в соседней комнате с князем.
- Я теперь все понимаю, всё! - произнесла она с ударением.
- Что вы понимаете? - возразил ей князь, далеко еще не пришедший в себя от гнева.
- Все! - отвечала Елена задыхающимся голосом. - Как же? Как он смел оскорбить княгиню!.. Я бы убить его советовала вам! - прибавила она с насмешкой.
- Я совсем не потому... - проговорил князь.
- Перестаньте лгать!.. Я говорить после этого с вами не хочу!.. произнесла Елена и проворно вошла опять в залу. - Анна Юрьевна, возьмите меня в свой кабриолет, мне ужасно хочется проехаться на вашем коне! обратилась она к той.
- Хорошо! - отвечала как-то протяжно Анна Юрьевна. - Но где же князь и что с ним происходит? - прибавила она с беспокойством.
- Отдыхает там от своего гнева, я с ним и ехать боюсь - решительно! отвечала, как бы смеясь, Елена.
- Но за что же он тут рассердился? - спрашивала Анна Юрьевна.
- За то, что эти господа болтали что-то такое про всех нас.
- О, как это смешно с его стороны! - воскликнула Анна Юрьевна.
- И я ему говорила, что странно это!.. - подхватила Елена.
Княгиня, при всем этом разговоре их, ничего не сказала, а барон так даже отошел от нее и стоял уже вдали.
- Только мы теперь же и поедемте! - обратилась Елена почти с умоляющим видом к Анне Юрьевне. - У меня maman больна: мне надобно поскорее домой!..
- Пожалуй, поедемте! - произнесла опять с расстановкой Анна Юрьевна; ей самой было противно оставаться в клубе. - Скажите князю, чтобы он довез моего грума, - присовокупила она княгине, уходя; и, когда Елена стала садиться в кабриолет, Анна Юрьевна ей сказала с участием:
- Поосторожней, ma chere, смотрите, берегите себя!
- Нет, ничего! Что мне сделается! - произнесла Елена почти с каким-то презрением к самой себе.
- Как что!.. Очень может сделаться! - возразила Анна Юрьевна и лошадь свою не погнала, по обыкновению, а поехала, явно желая поберечь Елену, самой легкой рысцой: Анна Юрьевна в душе была очень добрая женщина.
Тотчас после их отъезда воротился и князь в залу.
- Где ж Елена Николаевна? - было первое слово его.
- Она уехала с Анной Юрьевной, - отвечала княгиня, не смея, кажется, взглянуть мужу в лицо.
- Уехала?.. С Анной Юрьевной? - повторил князь. - В таком случае вы поедете со мною в фаэтоне! - прибавил он княгине.
- Хорошо, - отвечала она ему покорно.
- А я, значит, один в кабриолете поеду? - спросил барон с заметным удовольствием.
- Вы возьмите с собою грума Анны Юрьевны! - сказала ему княгиня.
- Ах да, так! - подхватил барон.
Во всю дорогу князь слова не промолвил с женой, и только, когда они приехали домой, он, выходя из экипажа, произнес полунасмешливо и полусердито:
- Извините, что я вас разлучил!
- Нисколько!.. Нисколько!.. Вы должны извиняться передо мною совершенно в другом!.. - воскликнула княгиня, и голос ее в этом случае до того был искренен и правдив, что князь невольно подумал: "Неужели же она невинна?" и вместе с тем он представить себе без ужаса не мог, что теперь делается с Еленой.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I
Часов в двенадцать дня Елена ходила по небольшому залу на своей даче. Она была в совершенно распущенной блузе; прекрасные волосы ее все были сбиты, глаза горели каким-то лихорадочным огнем, хорошенькие ноздри ее раздувались, губы были пересохшие. Перед ней сидела Елизавета Петровна с сконфуженным и оторопевшим лицом; дочь вчера из парка приехала как сумасшедшая, не спала целую ночь; потом все утро плакала, рыдала, так что Елизавета Петровна нашла нужным войти к ней в комнату.
- Леночка, ангел мой, что такое с тобой? - спросила она ее как-то робко.
С тех пор, как князь стал присылать к ним деньги, Елизавета Петровна сделалась очень нежна с дочерью и начала постоянно беспокоиться об ее здоровье.
Елена молчала и ничего не отвечала, и только выступившие на глазах ее слезы и вздрагивающие щечки говорили об ее страшном душевном настроении.
