Карта Анны - Марек Шинделка
Ондржей, стоящий над обрывом, прикрыв веки, словно пародия на Каспара Давида Фридриха, пробудил в Анне волну стыда. Между ними снова возник ребенок. О Каспаре Фридрихе Анна вспомнила неслучайно. Репродукцию его «Странника над морем тумана» она разглядывала утром в вестибюле гостиницы. Ждала, пока все остальные закончат завтракать, и смотрела на картину под аккомпанемент телевизора, висящего над стойкой администрации. Возле телевизора собралось несколько пенсионеров, они несмело и нескладно кивали в такт механическому ритму ударных. На экране выводила рулады какая-то селянка, исполняя песню о кукушке и вечной любви.
При виде Ондржея, который, расставив ноги, блаженствовал на краю пропасти, Анна вновь услышала эту мерзкую песню и ощутила приступ тошноты. Она не хотела видеть Ондржея в таком безобразном обличье и попыталась перенести свою злость на Ленку. Это с ее невинной и спонтанной фразы о красоте все началось, это она в глазах Анны превратила Ондржея в странника над морем тумана. Но непосредственность служила Ленке надежной броней, и злость стекла по ней, как электричество по клетке Фарадея, вновь обратившись на ни в чем не повинного Ондржея, на ребенка внутри него.
К счастью, погода стала меняться. Все с опаской поглядывали на вершины гор, где клочья облаков слились в сизую тучу, треснула первая молния, и вскоре раздался оглушающий гром. На землю упали первые тяжелые капли. Все четверо, не сговариваясь, побежали назад, в долину. Дождь быстро превращался в ливень. В последнюю минуту они успели спрятаться под небольшим деревянным навесом. Промокшие, они стояли под крышей, на ботинки летели мелкие брызги, а уши закладывало от грома, такого сильного, что казалось, будто сами Альпы трещат от вершин до подножий. Настроение у всех было приподнятое: они рассказывали страшные истории, пили из термоса горячий грог. Через час гроза разрядилась и прекратилась так же быстро, как и началась. Четверка спускалась вниз, вдыхая свежий грозовой воздух, обходя ручейки, бегущие по тропинкам. Низкорослые елочки сбрасывали с веток капли, а где-то вдалеке, на другой стороне гор, еще погромыхивало.
Спустившись пониже, они встретили старика. Чуть поодаль от тропинки он, склоняясь к земле, голыми руками выгребал из ямы влажную песчаную глину, время от времени помогая себе лопаткой. Трудился он увлеченно, не замечая никого вокруг. Анна остановилась, Ондржей оглянулся на нее, но продолжил неуверенный спуск по скользким камням вместе с остальными.
Анна не могла понять, что откапывает этот человек. Он аккуратно разгребал землю вокруг чего-то торчащего из ямы. Анна из любопытства свернула с тропинки и направилась к старику. Тот заметил ее не сразу, поднял глаза и приветливо улыбнулся. Поздоровавшись с ним по-немецки, Анна молча наблюдала за работой, потому как больше на этом языке не могла ничего сказать.
Опустившись на колени, старик осторожно пытался выдернуть из земли что-то вроде корня. В конце концов он вытащил из ямы почти полуметровую твердую кривую трубку. Рассмотрев ее, он с трудом (опершись рукой об колено) встал и победоносно вложил эту трубку Анне в ладонь.
— Blitz, — проговорил он старческим ртом.
Анна улыбнулась и пожала плечами.
— Blitz, — с сияющими глазами повторил старик.
— Blitz? — неуверенно переспросила Анна, пробуя на вес кривую каменную палку. Рассмотрела ее со всех сторон. Заметила, что она полая. Снова пожала плечами.
— Blitz, Blitz! — засмеялся старик и показал на небо. Анна посмотрела вверх, потом на старика, который, надув щеки, изображал грозу. Высоко подвыл руку, опустил ее до самой земли, сунул палец в мокрую глину и прогремел.
— Blitz!
— Молния! — изумилась Анна.
Она снова внимательно посмотрела на трубку. Каменная молния. Старик весело кивал головой, все повторяя (теперь уже сам для себя) единственное слово, составлявшее их разговор. Анна снова вспомнила отца. Однажды он действительно рассказывал ей об окаменевших молниях. О сильных разрядах, которые, ударив в землю, превращают горную породу в стекло, вписывают в нее свою траекторию. Старик мягко улыбнулся. Анна улыбнулась ему в ответ, дрогнув левым уголком рта.
Не успела она опомниться, как старик взял молнию у нее из рук. Раскрыл большой рюкзак, прислоненный к валуну неподалеку, и положил трубку к остальным таким же находкам. Некоторые из них ветвились, напоминая причудливые каменные кусты. Старик весело махнул на прощание рукой, бодро взвалил рюкзак на спину, обтер руки о штаны, отряхнул лопатку от глины и направился в гору. Они снова помахали друг другу, и Анна еще долго стояла и смотрела, как он взбирается по камням на своих кривых ногах, сгибаясь под тяжестью рюкзака, набитого молниями.
Вечером они сидели на гостиничной террасе с видом на горы, и Петр показывал фотографии на дисплее своего фотоаппарата. На снимках была корова. Все вспоминали, как остановились сегодня на горном пастбище и фотографировали корову. «Красивое животное», — сказала тогда Ленка. Петр и Ондржей с ней согласились. Но Анна вдруг задумалась. Ей неожиданно пришла в голову странная, возможно, не вполне правдоподобная мысль, что Ленка никогда раньше коровы не видела. Естественно, она видела ее на картинках, по телевизору — точно. В рекламе сыра. Время от времени они с Петром корову ели, определенную ее часть, купленную в супермаркете, в вакуумной упаковке. Но живой коровы Ленка не встречала ни разу. Она смотрела на это «красивое животное» и, кажется, немного его побаивалась. Корова была больше, чем она себе представляла. Анну почему-то это открытие порадовало. Ленка, сама непосредственность, никогда не видела коровы.
Размышления Анны прервал официант. Петр, прекрасно говоривший по-немецки, заказал пива и, принимая рекомендацию официанта, здешний напиток — альпийский ром, который (официант указал рукой на лубочную сцену зимней спасательной операции, кричащими красками выведенную на стене) доставляют в бочонках на шее местные сенбернары.
— Замечательно, — с восхищением, смешанным напополам с иронией, произнес Петр, сообразив, что официант считает их туристами, падкими на всякую экзотику, кем (Петр тут же это признал) они, в общем-то, и были.
Анна от рома отказалась. Петр шутливо нахмурился, и Анна большим и указательным пальцем показала официанту, что выпьет совсем чуть-чуть. Официант с готовностью кивнул и с той минуты считал этих двоих парой. Анна и Петр даже сидели рядом на узкой лавочке. Когда они рассаживались, Ондржей безо всякой задней мысли устроился рядом с Ленкой.
Попарную перестановку, которую совершил взгляд официанта, заметил только Петр, что и стало залогом грядущей катастрофы. Анна и Петр, уличенные официантом
