Альма-матер - Максим Эдуардович Шарапов
– Неужели?
– Конечно! Например, наше фундаментальное неравноправие – это мужчины и женщины.
– Так вы женоненавистник?
– Неужели похож?
– Как раз нет! – рассмеялась Аня. – Скорее наоборот.
– Что значит «наоборот»? – Кирилл Эдуардович состроил на лице комическую обиду.
– Мизогинисты так на женщин не смотрят.
– А как я смотрю?
– Очень по-мужски. Да бросьте, Кирилл Эдуардович! Мы же с вами договорились, что я давно не ребёнок.
Они вышли из Новодевичьего и повернули в сторону Комсомольского проспекта. Уже темнело и вокруг начинали зажигаться уличные фонари, несправедливо заслонявшие своим электрическим светом звёзды, о существовании которых человек, всю жизнь проживший в большом городе, мог и не догадаться.
– Я ужасно хочу есть, – как будто случайно произнес Кирилл Эдуардович.
– Предпочитаете пасту или ризотто?
– Не обязательно. Я почти всеяден. А почему вы вспомнили про итальянские блюда?
– Ну как же! Знаменитый режиссёр предпочитает итальянское вино, а значит, и макарошки наверняка уплетает.
Она так произнесла это «макарошки», что по телу Кирилла Эдуардовича побежали мурашки.
– Надеюсь, вы не считаете этого зазнавшегося господина моей точной копией?
– Не считаю, но, думаю, запахи итальянской кухни вам приятны. Или я не права?
– Правы, правы. Я действительно испытываю слабость ко многому «итальянскому». – Он поправил ремень сумки на плече. – А вообще режиссёру сегодня пришлось нелегко. И молодой любовницей его упрекнули, и растратой пригрозили.
– Но вы же цените сильных соперников. – Аня шла рядом, улыбалась, но не собиралась догадываться о приглашении на ужин. Она пойдёт пить с ним вино, только если он пригласит напрямую, без всяких своих хитрых намёков.
Город погрузился в темноту, подсвеченную огнями, и от этого казался незнакомым и таинственным. Они много говорили и шли наугад, но Кирилл Эдуардович знал, что метров через пятьсот, как раз по их стороне проспекта, давно прижился уютный итальянский ресторанчик, в котором подают и пасту, и ризотто, и пиццу из дровяной печи, и замечательное вино.
Знала про этот ресторан и Аня. Она надеялась, что, проходя мимо него, Кирилл Эдуардович не удержится от приглашения, на которое она, немного посомневавшись, согласится.
– Смотрите, – Кирилл Эдуардович показал на светящуюся вывеску, – неужели итальянский ресторан?
– Где? – Аня вертела очаровательной головкой в разные стороны.
– Да вот же, – Кирилл Эдуардович вытянул руку, – впереди, слева.
– Итальянская тема нас сегодня преследует!
– Придется повиноваться! Давайте зайдем, съедим что-нибудь? Вы никуда не торопитесь?
– А сколько времени?
Он посмотрел на часы.
– Начало седьмого.
– Наверное, уже нет.
Они заняли маленький столик у самого окна, через которое заглядывал вечерний проспект вместе со своими домами, деревьями, фонарями, машинами и пешеходами. Аня заказала салат с рукколой, Кирилл Эдуардович пасту с креветками. Он очень проголодался, но наедаться при ней казалось как-то неудобно. Официант принёс по бокалу прохладного белого вина. Аня взяла его за тонкую стеклянную ножку, подняла и вопросительно взглянула на Кирилла Эдуардовича.
– Признаюсь, сегодня вы меня удивили, – сказал он. – Не ожидал от вас такой уверенности и…
– Взрослости, – подсказала Аня и слегка дёрнула носом. – Не хотелось вас разочаровывать.
Они выпили вина. Аня подцепила на вилку маленькую красную помидорку.
– А что вы там говорили про гендерное неравенство?
– Я думал, вы уже забыли. – Кирилл Эдуардович поставил бокал на стол.
– Как же про такое можно забыть!
– Я говорил, что неравенство необязательно разочарование. У мужчин и женщин немало различий, но разве мы не получаем от этого наслаждение?
– Да вы хитрец! Превратили неравноправие в преимущество.
– Так и есть! Слабости часто становятся мощным оружием. Вам ли этого не знать! Я воспринимаю различия между мужчинами и женщинами, народами, традициями, модой, кухнями, – Кирилл Эдуардович накрутил на свою вилку гроздь макарон, – не как повод для вражды, а как достоинства, без которых мир потеряет не только восхитительное разнообразие, но и перестанет развиваться. Если перемены исчезают, возникает пустыня или вечные льды. Движуха там, где вихри, циклоны, ураганы, постоянные столкновения и противоречия. И если приглядеться, то замечаешь – это правило действует не только для погоды, оно основа любых явлений от химии, физики и астрономии до человеческого общества. И когда кто-то пытается искусственно эти противоречия сгладить, это только временная, обманчивая и очень хрупкая история, которая всё равно больно треснет.
– И даже в Сахаре и Антарктиде эти изменения когда-нибудь произойдут, – Аня посмотрела в глаза Кириллу Эдуардовичу.
– Мы заканчиваемся, когда перестаем меняться, – он тоже не отрывался от её зрачков. – Мы даже живём с неидентичными половинками лица – чуть разные глаза, неидеально ровный рот – и они выравниваются только после нашей смерти.
– Но любой человек – всего крохотный элемент в большом мире, – задумчиво произнесла Аня. – И даже смерть запускает механизмы новых химических и физических изменений. Пусть и без участия нашего сознания. И это движение невозможно остановить, даже если погаснет Солнце или лопнет Земля, а значит, и сама жизнь в своих разных формах бесконечна и просто не способна исчезнуть.
– А давайте закажем ещё вина? – предложил Кирилл Эдуардович.
Через два дня Кириллу Эдуардовичу позвонил пропавший Михаил, который в тот вечер к нему так и не доехал.
– Прости, – говорил Миша, – по дороге к тебе зашёл в бар выпить рюмочку коньяка, а там, представляешь, такая женщина! Сидела одна за барной стойкой и сразу на меня запала. Я просто не смог устоять! Поехали к ней и всю ночь кувыркались в постели. Она волшебница!
– Ты бы хоть позвонил. Я тебя несколько часов прождал.
– Ну извини! Так вышло. Просто утонул в омуте страсти.
В омутах страсти Михаил тонул постоянно, потому что жил один и скучал по женскому вниманию. Но эти романтические завихрения ничем не заканчивались. Всю свою жизнь Миша искал идеальную женщину и, конечно, никак не мог её обнаружить, а по дороге к своей мечте утешался дешёвыми быстрыми встречами, которые всегда сильно приукрашивал.
Эта красивая легенда о мучительном поиске идеала на самом деле прикрывала состарившиеся комплексы Михаила, его желание оставаться милым, но капризным ребёнком, которому многое позволяют и в конце концов всегда прощают.
С годами безобидная детская инфантильность постепенно перерождалась в закоренелый эгоизм, не желавший считаться с чужими интересами и мнениями.
Знакомившиеся с Михаилом женщины своим чутьём очень быстро разгадывали этого привлекательного, неглупого мужчину и понимали, что, находясь рядом с ним, придётся всегда нянчиться, терпеть капризы и зачем-то жертвовать ради него своей жизнью.
Но и такие женщины, готовые приспособиться к любым мужским заскокам, лишь бы не остаться
