Лучшие люди города - Катерина Кожевина
– Интересно. Первый раз такое встречаю.
– Меня научил дед-японец. Он всегда себе чашку риса на стол ставил. Хоть борщ ест, хоть пельмени. И обязательно палочками – сам стругал их из березы. А я уже все смешала, добавляю рис как приправу.
– Он тут родился, на Сахалине?
– Нет. Приехал на заработки, потом война началась. – Она замолчала, как будто о чем-то дальше думала про себя, но вслух не сказала. – Бабку мою встретил.
– Вы японский знаете?
– Немного. Сама пыталась выучить в шестнадцать лет. Хотела ему сюрприз сделать.
– Получилось?
– Вы не обижайтесь, Лен. Мне тяжело говорить об этом. Я тогда совершила ошибку. – Она раскашлялась и вышла из-за стола.
– Извините.
– Ничего страшного. Лучше говорите, что у вас стряслось.
Лена рассказала про красную реку и про то, как дядя Паша встретил ее после собрания. Светлана Гарьевна взяла в руки салфетку и начала, не глядя, складывать из нее фигурку оригами.
– Вам кажется, что это всё Паша?
– Похоже на то.
– Я не думаю, Лен. Слишком хорошо я его знаю. Он не мельтешит, он действует.
– Откуда вы его знаете?
– Тебе еще никто не рассказал?
– Нет.
– Мы учились с ним вместе. Он спортом тогда занимался – борьбой. Я – музыкой. Дружили. Потом на выпускном он решил за мной приударить. Но я отказала. Уехала в Южный, поступила в пед. Он за мной приехал, не отпускал. Как-то все закрутилось. Стали на свадьбу копить.
– А чем он тогда занимался?
– Он ведь спортсменом был, все время тренировался, в зале пропадал. Говорил, что детей взялся тренировать. А я и рада – семья педагогов. После педа меня взяли в школу работать, в самую обычную. А это начало девяностых, шпана, хулиганье. Но меня почему-то слушались. Я была уверена, что это мой педагогический талант. Что это я так умею найти с детьми общий язык. Один раз я вернулась в класс после уроков – забыла тетради. А там два пацана, восьмой-девятый класс, на задней парте клей нюхают. Я рассвирепела, потащила их к директору. Один так обернулся и говорит: «Не будь вы тёлкой дяди Паши, я бы вам втащил уже».
– Он уже тогда стал «дядей Пашей»?
– Да. Он в бригаде самым старшим был. Они за ларьками по району смотрели. Все дети в школе знали, чем Паша занимается, а я – нет.
– И что вы решили сделать?
– Вернулась в Крюков. Я всегда хотела быть моральным авторитетом, а стала «тёлкой авторитета». Дома, здесь, меня все знали и без Пашки. А там… Ну кто меня там стал бы воспринимать как учителя?
– Но он ведь тоже вернулся.
– Вернулся, но не сразу. Сначала там дел наворотил. Потом приехал, уже заматеревший, и взял завод, на котором дед мой раньше работал. Не знаю, как он это сделал. И знать не хочу.
– Вы, наверное, жалеете, что вот так пришлось из-за него уехать из большого города.
– Нет, я даже рада. Здесь я нужнее. Его жалко. Он ведь и правда был талантливым борцом. Но тогда все сломалось. Спорт, который никому не нужен, превращается в фабрику насилия.
Она сложила из салфеток трех журавликов. Поймала Ленин взгляд.
– Это дед нас всех учил оригами. Всех детей Крюкова. Говорил, что, если тебе плохо или ты злишься, сделай журавлика, и он унесет все твои печали.
– Мои печали сейчас об этой стройке несчастной. Ладно, никто не хочет работать, так еще и надписи…
– Кто-то просто захотел внимания. Про надписи не думайте. А про завод… Здесь люди морем живут. Скоро путина, у вас все равно работа встанет, даже если кого-то наймете. Поезжайте лучше в район, в глубь острова. Там это нужнее. Найдите там рабочих, а потом и наши подтянутся.
Глава 21
Коля подогнал свой джип в шесть утра. На нем был рабочий камуфляж и кепка с коротким козырьком. Со щеки еще не сошла складка от подушки. Его взяли водителем в экспедицию по району. Лене всего за день удалось договориться насчет машины, маршрута и посредника с местными. На переднем сиденье уже устроился Ванёк в голубой рубашке и брюках.
– А чего это ты такой парадный?
– Так по рабочим вопросам же едем. Власть должна держать лицо перед народом.
С лицом как раз были некоторые проблемы. Кожа после бритья отливала пунцовым, у подбородка дрейфовал даже не островок, а целый архипелаг пропущенной щетины. Коля ухмыльнулся:
– А я считаю, что ближе надо к людям быть. Вот мы тебя, Ванёк, еще без трусов, малолеткой помним. Неужели ты думаешь, что посмотрят на тебя в костюме и забудут, как ты с голой жопой за вишней к моей мамке в огород лазил?
Иван промолчал. Он потянулся за кожаной папкой и начал шелестеть бумажками. Между ними было не больше десяти лет разницы, но Коля обращался к Ваньку с отеческой снисходительностью:
– Да не дуй губы, Вань. Ну что ты в амбицию вошел? Лучше скажи, мы сначала к шаману? Или сразу в Рябиновку поедем?
– К Вартаму поедем. Пока он не передумал с нами говорить. А то скажет – тучи не так сошлись, и досвидос.
– А что, он и правда колдует? И имя у него такое интересное. – Лене до сих пор не верилось, что они едут на деловые переговоры с настоящим шаманом.
– Ага, с ихнего переводится как «поплавок». У нас в классе тоже Вартам учился, а на год старше – Кварлук. И знаешь, что его имя значило? – Лена, конечно, не знала. – «Не боится опарышей». Но как их на самом деле зовут, никто не знает. Типа, если узнаешь настоящее имя, то можешь человеком вертеть, как хочешь, даже убить можно, – Коля перешел на сакральный шепот.
– Да на зарплате он, шаман этот, – резко вклинился Ванёк. – Вон мы его три года назад в музей оформили как руководителя этнокультурных проектов. Каждый год теперь летом вызываем, он обряд проводит на День Нептуна. И название такое завлекательное – усмирение водяных духов. А на деле что? Бубном машет, в море булки бросает. Зато туристы со всего острова к нам валят посмотреть.
– Ванёк, ну ты языком-то не мели. Духи и разозлиться могут. – Коля резко крутанул руль влево, чтобы объехать глубокую рытвину, так что пассажиров прибило к дверям.
– Не, ну так-то он молодец, всех своих в узде держит. Они его все слушаются еще с советских времен. Он же только в девяностые Вартамом стал. А до этого был тоже Ваней, участковым по
