Сто лет Ленни и Марго - Мэриэнн Кронин
– Честно говоря, Ленни, у меня тоже. Нет времени на твои спектакли, нет времени на глупые выходки.
– Нет, у вас есть время.
– Что?
– Еще целых лет сорок, наверное. Ну, может, двадцать пять-тридцать, если не бросите курить, но все равно у вас времени больше, чем у меня.
Слеза, решившая, видимо, жить своей жизнью, без моего согласия выкатилась из глаза, сбежала по щеке и упала на пол. Вот бы она не останавливалась, подумала я, а катилась дальше, к самой часовне, и, докатившись до отца Артура, поведала ему, что меня тут в плену держат.
– Ну все! – Джеки подняла трубку, набрала трехзначный номер. Подождала, и я вместе с ней. Вторая предательская слеза, пустившись за подругой по горячим следам, скатилась на пол.
– Охрану в Мэй-уорд, пожалуйста, – попросила Джеки, когда на том конце провода все-таки ответили. – Пациентка заблокировала сестринский пост. – Подождала еще, сказала строго: – Ладно! – и положила трубку.
Я промолчала.
Повозившись с бумагами на столе, Джеки щелкнула колпачком зеленого маркера. И стала что-то в этих бумагах выделять, но мне-то ясно было: она просто прикидывается занятой, желая показать, что я ее ни капельки не раздражаю.
– Теперь можно в часовню? Я сама дойду, если вы заняты.
– Слушай, у нас тут не “Шоу Ленни”. Знаю, у некоторых сотрудников к тебе особое отношение, но ты ничем не отличаешься от остальных – разве что работы всем прибавляешь вдвое.
– Неправда, – сказала я, не представив, однако, доказательств обратного.
– Бред какой-то, – пробормотала она.
Еще одна слеза сбежала.
Охрана не явилась сразу, и я, начиная уже ненавидеть Джеки, подумала, что больничные охранники, может, питают к ней те же чувства. Вот и хорошо. Разобраться со мной по-быстрому у нее не получилось, я так и стояла у стола, не собираясь вытирать слезы. Явно думая о том же, Джеки снова подняла трубку.
– Это Джеки из Мэй-уорд. Я вызывала охрану…
Дверной звонок для посетителей, персонала и других узников Мэй-уорд загудел, и в дверях появился высокий мужчина в форме охранника. От силы лет двадцати пяти.
Слезы уже неудержимо катились по моим щекам, капали на пижамную куртку. Нос тоже решил присоединиться, из него потекло на верхнюю губу.
– Эй! – сказал охранник. – Ты… в порядке?
– Мне надо в часовню, к священнику, – ответила я.
– А вы, простите?.. – резко вступила Джеки.
– Санил. Но все зовут меня Санни.
Он протянул руку, однако Джеки ее не пожала.
– Это я вас вызвала. Вот тут пациентка заблокировала сестринский пост.
– Мне нужно повидаться с другом, – повторила я, заливаясь слезами.
Санни посмотрел на меня, на Джеки, опять на меня.
– Так я отведу, – предложил он недолго думая.
Джеки, похоже, готова была взорваться.
– Нет, ей придется подождать. Я ей сказала: пусть ждет.
Санни выглядел озадаченным.
– Да мне не трудно.
– Мы не можем делать для нее исключений, правила одни для всех. – Джеки придавила колпачок маркера ладонью.
– Может, еще кто хочет пойти в часовню? Так я всех отведу, без проблем, – Санни улыбнулся.
Жестокость незнакомых людей меня обычно не расстраивает, убивает почему-то доброта. После того как Санни еще раз спросил меня, все ли в порядке, и предложил отвести куда захочу, я просто разревелась.
– Я позвала вас, чтобы вы проводили пациентку к ее кровати, – сказала Джеки. – А если не можете, поищу того, кто сможет.
Санни взглянул на меня. Вовсе не желая, похоже, физически сдвигать с места. Потом шагнул ко мне.
– Раз так, юная леди, не проводите ли вы меня к своей кровати?
Я кивнула, шмыгнув носом. И пошла, а он шел чуть позади меня, так чтобы все в палате подумали, будто это я веду.
Я дошла до своей кровати, откуда видны были и сестринский пост, и Джеки. Она изогнула и вытянула шею, желая убедиться, что я и в самом деле дошла. Как цапля, высматривающая червячка в траве. Увидев, что я села на кровать, отвернулась, довольная.
Санни задернул шторку, чтобы Джеки меня больше не видела, и сказал:
– Не вешай нос!
Собравшись наконец с силами, я задернула шторку вокруг кровати до конца и выпила воды – чуть не целый кувшин. Ложиться я не хотела, не хотела устраиваться поудобнее. Устроившись поудобнее, я признала бы поражение. Пусть Джеки, не видевшая меня, конечно, не думает, что я смирилась с принятым ею решением держать меня взаперти.
Я просидела час или два, пытаясь разобраться, отчего заплакала – потому что мои планы сорвались? Потому что не увиделась с отцом Артуром? Потому что Джеки плевать, что я умираю? Или потому что я умираю? А может, пришло мне вдруг в голову, я заплакала оттого, что живу в таком месте, где ты и умирая не отличаешься от других.
И тут за шторкой, в тишине послышался шепот:
– Ленни?
– Отец Артур?
– Это отец Артур, – шепнул он в ответ.
– Отец Артур?
– Да!
– Заходите!
Отец Артур прокрался в мою кабинку с таким видом, будто какого-то разведчика времен Второй мировой пародировал.
– Ко мне Санни приходил, – сказал он.
– Вы знаете Санни?
– Знаю. Мы прошлым летом познакомились, на, так сказать, межконфессиональном барбекю для сотрудников больницы. Милый молодой человек, тебе не кажется?
– Кажется.
– В общем, он пришел и рассказал про пациентку из Мэй-уорд, которую не пускают к священнику и поэтому она очень огорчена. – Отец Артур неловко потоптался у постели, улыбнулся. – Я подумал, что только один человек во всей больнице расстроится, если не сможет меня повидать, и это ты, Ленни.
– Я насчет праздника урожая хотела поговорить.
– Праздника урожая? – Он нахмурил бровь.
– Я про него читала.
– Но праздник урожая в сентябре…
Я взглянула на обложку “Христианства сегодня”, лежавшего на тумбочке у кровати. Отец Артур, видимо, тоже его заметил – протянул руку, взял, проверил дату на обложке.
– А сейчас, значит, не сентябрь?
– Нет, – сказал он тихонько, глядя на меня с беспокойством.
Я засмеялась, и он засмеялся. А потом опять закапали слезы, я даже не успела их остановить.
– Ленни, что ты?
– Я ведь теперь даже не знаю.
Отец Артур протянул мне желтый носовой платок. В жизни не видела человека, который пользовался бы матерчатым носовым платком, – только в кино. Он повис между нами в воздухе, как призрак весны.
– Чистый, – сказал отец Артур. – Правда.
Я взяла платок, развернула – получился ровный квадрат – и зарылась в него лицом. Он хорошо впитывал и пах церковью. Как будто в подол лучшего платья папы римского плачешь.
– Спасибо, что пришли, – сказала я. Получилось невнятно, правда.
– Для этого ведь, по-моему,
