Дельцы. Том II. Книги IV-VI - Петр Дмитриевич Боборыкин
— Къ Борщову? — спросилъ Прядильниковъ.
— Моего имени вы не впутывайте, а прямо скажите, что вы принимаете участіе въ этой госпожѣ. Пускай он потрудится съѣздить къ ней и взять дѣло на себя. Мы отыщемъ адвоката и дадимъ ему, сколько слѣдуетъ, на расходы. Про подвохи Малявскаго съ Воротилинымъ я ей разсказала и съумѣю произвести этимъ милашкамъ такую очную ставку, что они больше уже не станутъ къ ней подъѣзжать.
Прядильниковъ слушалъ Авдотью Степановну, сидя подлѣ нея на низкомъ креслѣ и покручивая усъ.
Авдотья Степановна такъ была поглощена своими думами, что не замѣтила, въ какомъ тонѣ повела разговоръ съ Прядильниковымъ. Но у него съ первыхъ-же ея словъ екнуло на сердцѣ. Мѣстоименіе «вы» показывало, что Авдотья Степановна точно забыла про сцену, бывшую въ томъ-же кабинетѣ. Онъ не рѣшился замѣтить ей это, но внутреннее раздраженіе сказалось въ другой формѣ.
— Я не понимаю, — началъ онъ сдержанно и какъ-бы язвительно: — почему вы такъ выгораживаете себя?
— Какъ выгораживаю? — переспросила Авдотья Степановна.
— Вы точно стыдитесь дѣйствовать отъ своего имени. Ваши побужденія такъ хороши, что вамъ нечего стѣсняться даже и передъ такой добродѣтельной барыней.
— Я про то сама знаю, — отвѣтила Авдотья Степановна съ нѣкоторою рѣзкостью.
— Напрасно вы себя такъ унижаете. Я этого рѣшительно не понимаю.
— Полноте, другъ мой, — откликнулась Авдотья Степановна, покачавъ головой: — пожалуйста, не заглушайте во мнѣ…
— Чего? — порывисто спросилъ Прядильниковъ.
— Довольно объ этомъ.
Вышла пауза. Прядильникова такъ и тянуло припасть къ ея колѣнамъ и осыпать ее ласками; но онъ не смѣлъ. Лицо Авдотьи Степановны было спокойное, строгое, холодное.
Въ эту минуту она подумала о Карповѣ. Сдѣлать вопросъ о немъ было-бы щекотливо; но не нынче-завтра, пришлось-бы все-таки коснуться этого предмета. Она знала, что Прядильниковъ — олицетворенная щекотливость, и не ждала отъ него ни единаго слова, которое могло-бы помочь объясненію.
— Алеша знаетъ? — тихо спросила она, и не договорила.
Прядильниковъ нервно вздрогнулъ.
— Васъ это безпокоитъ? — вымолвилъ онъ съ усиліемъ.
— Нѣтъ; но мы не станемъ-же скрывать отъ него?…
— Онъ знаетъ.
— Ну, и прекрасно. Вѣроятно, былъ очень радъ?
— Мнѣ все равно. Его ощущенія меня мало интересуетъ.
— Зачѣмъ-же такъ сердито?
— Я вамъ долженъ признаться, что мои отношенія къ Карпову сдѣлались для меня очень тягостны. Его цинизмъ невыносимъ. Онъ не умѣетъ относиться сколько-нибудь порядочно къ чужимъ чувствамъ и убѣжденіямъ.
— Что-жь, онъ смѣялся, что-ли, надъ вами? Экая бѣда! Вы развѣ его не знаете? Онъ какъ есть озорникъ; но обидѣть васъ навѣрно не хотѣлъ.
— Не хотѣлъ! — подхватилъ Прядильниковъ. — Что мнѣ за дѣло, хотѣлъ пли не хотѣлъ. Я знаю только, что меня его тонъ глубоко оскорбляетъ. И наконецъ, согласитесь сами, есть такіе случаи, когда пріятельство дѣлается слишкомъ тяжелымъ, когда жить вмѣстѣ нельзя.
Прядильниковъ потупился.
— Вы хотите разойтись съ нимъ?
— Онъ самъ съѣзжаетъ.
— Если самъ, то это очень умно. Пройдетъ недѣля-другая — и вы забудете про теперешнее сердце.
Прядильниковъ ничего не отвѣтилъ. Ему сдѣлалось стыдно. Онъ скрылъ настоящую суть дѣла отъ Авдотьи €тепаповны.
Утромъ у него вышла сцена съ Карповымъ. Всю ночь онъ не спалъ. Его разбирала злость, именно злость. Карповъ отравилъ ему первый день блаженства. Оставаться съ нимъ подъ одною кровлею сдѣлалось для него каторгой. Какъ только проснулся Карповъ, Прядильниковъ явился къ нему съ такимъ видомъ, точно желалъ вызвать его на дуэль, застегнулъ даже черный сюртукъ до верху. Карповъ, разумѣется, расхохотался. Это окончательно взорвало Прядильникова, у котораго всѣ нервы были разсшатаны до-нельзя. Онъ чуть не кинулся съ кулаками на своего закадыку. Навѣрно вышло-бы что-нибудь печальное, если-бы Карповъ не повелъ себя съ необыкновеннымъ хладнокровіемъ. Прядильниковъ почти съ пѣной у рта крикнулъ ему, что отнынѣ между ними все кончено, что присутствіе Карпова въ его квартирѣ — оскорбленіе, которое онъ не намѣренъ выносить ежесекундно. Онъ выгналъ Карпова прежде, чѣмъ тотъ успѣлъ заикнуться о своемъ желаніи оставить его квартиру. Раздраженіе Прядильникова было такъ сильно, что цѣлый день послѣ этой сцены онъ не пришелъ въ себя, не въ силахъ былъ разобрать свое поведеніе и увидать, какъ оно было безумно. Только у Авдотьи Степановны созналъ онъ это отчасти. Ея тонъ кольнулъ его прямо въ сердце, возбудивъ ревность. Но онъ уже не могъ не сознаться, что она гораздо шире его относится къ личности Карпова. Онъ долженъ былъ солгать, и эта самая ложь выставила Карпова истиннымъ джентльменомъ, а его — пошлякомъ.
Авдотья Степановна точно тяготилась бесѣдой съ нимъ. Мѣстоименіе «вы» продолжалось. Самъ онъ видѣлъ, что наводилъ на нее уныніе. Все, что онъ говорилъ, было такъ не кстати, рѣзко, банально, такъ отзывалось личнымъ задоромъ, мелкой злобностью. Онъ невыносимо страдалъ, и когда Авдотья Степановна, точно сжалившись надъ нимъ, захотѣла какъ-будто приласкать его, онъ отшатнулся отъ этихъ ласкъ.
Стояла опять такая-же свѣтлая ночь. Прядильниковъ возвращался домой съ такимъ-же разстроеннымъ видомъ: шляпа сидѣла на затылкѣ, шуба распахнулась, шейный платокъ развѣвался по воздуху. Но ему уже не хотѣлось изливаться. Онъ не торопилъ извощика. Вь мозгу его точно сидѣлъ какой-то гвоздь. Только подъѣзжая къ дому, онъ ощутилъ новое безпокойство.
— Алексѣй Николаичъ дома? — спросилъ онъ у человѣка.
— Никакъ нѣтъ-съ, — отвѣтилъ ему тотъ съ недоумѣніемъ.
Карповъ еще до обѣда собралъ всѣ свои пожитки и перебрался куда-то къ Знаменью, въ меблированныя комнаты; а послѣ обѣда завезъ адресъ.
XIX.
Степана Ивановича Кучина сильно раздражилъ тотъ фактъ, что въ глазахъ Катерины Николаевны Повалишиноіі онъ пересталъ быть прежнимъ авторитетомъ. Подъ рукой узналъ онъ, что она бросила мужа и живетъ открыто въ квартирѣ Борщова. Онъ написалъ ей письмо подъ какимъ то-дѣловымъ предлогомъ, но въ сущности ядовитое и злобное.
Письмо это взбѣсило Борщова. Онъ хотѣлъ сейчасъ же ѣхать къ Кучину, но Катерина Николаевна удержала его.
— Письмо получила я, — сказала она: — стало быть, мнѣ нужно и отвѣчать.
Она отправилась къ Кучину въ тотъ-же самый день, зная, что его можно застать всегда передъ обѣдомъ.
У Кучина была въ гостяхъ Зинаида Алексѣевна. Когда горничная доложила ему, что какая-то барыня желаетъ его видѣть, онъ велѣлъ просить ее въ гостиную и оставилъ Зинаиду Алексѣевну въ кабинетѣ, гдѣ обыкновенно происходили ихъ бесѣды. Кучинъ, уходя, неплотно прикрылъ дверь. Зинаида Алексѣевна слышала, какъ Степанъ… Иванычъ поздоровался съ гостьей. Онъ сказалъ ей:
— Мое почтенье, Катерина Николаевна.
Дверь изъ передней въ гостиную была также отворена, а вся площадка
