Не такой как все. Ведьмы - Александр Пышненко
Она говорила уверенно. Она верила в могущество темной силы. В этот миг — она становилась ведьмой. Уставшей от своей возни на его спине. Этим-то она и была опасна.
— Довго менi не удавалось його вилiчить. Так важко було в собi носить його горе. — Продолжает она что-то свое, очевидно, что заложила где-то на перекрестке — "зараженное", словно кукла Вуду, чьей-то болезнью. — А, тодi, чувствую, як менi зразу полегшало. Ото, хтось взяв…
Шроо, понял, что опрометчиво доверился ей, и скоро это ощутил на своей шкуре. Ее возня ничего не дала. Пришло осознание того, что он становится игрушкой, чем-то вроде манекена, в который загоняют чьи-то болячки, которые ведьма извлекает из темных колхозных душ, — и если кого-то спасает эта практика, то только не его; он служит ей как бы для слива негативной энергетики. Сия догадка очень поразила его. Выгнать из дому эту ведьму не составляло особого труда; она являлась к ним, на постоянной основе. Мать живя при нем, тоже становилась объектом для манипуляций этой темной колхозницы; от ее невееваний в разговорах, — даже закрывшись наглухо в своей оболочке, — он уже не ощущал уверенности, что ведьма не наделает в защитной, духовной оболочке, новых дыр для прохождения чьих-то темных, энергетических потоков. Вот почему от нее стоило избавиться за всякую цену, не поставив мать в неловкое положение. Сидящая безысходно дома без сельских "новостей", мать становиться полностью зависима от "информации" этой ведьмы. Мать страдала от трофических язв и слепоты, которые могла ей "навешать" еще вторая ведьма — Олена.
Эту тяжелую ситуацию мог справить только божественный случай. Это и произошло, очень скоро (до этого, Шроо должен был осознать степень опасности исходящей от ведьмы). Шроо, считал себя, не таким уж активным, как известные разоблачители ведьм в старину, сжигающие их сотнями на кострах инквизиции. Но, о матери своей, он, обязан был, заботиться на пороге, даже, 21 века. Это были отголоски далекого прошлого в его душе. Люди, во все времена, верили в ведьм, магов и колдунов.
Шроо скоро избавился от влияния ведьмы на свою мать.
Как-то вечером, та, заявилась к ним, уже вместе со своей дочерью. Это показалось Шроо подозрительным. Мало того, что все углы его огорода были утыканы ведемскими аксессуарами, она еще и дочку притащила натаскивать (еще одна сексотская подстилка и любовница альфа-сесота Бардака, социализировала своего сынка-провокатора в режиме кагебистского провокатора, стажируя его на Шроо). Шроо, показалось, что ведьма преподает дочери подобные уроки, используя его в качестве наглядного пособия.
Подсмотрев в этой ситуации элемент игры, когда обнаружил обеих ведьм на пороге своего жилища.
Дочь ведьмы дислоцировалась у телевизора. В руках у нее появились жетоны киевского метрополитена. Словно пелена нашла: Шроо "признал в этих кругляшках элемент манипуляций его сознанием":
— Это мои жетоны, — сказал он, не своим голосом (на самом деле эти жетоны ему никогда не принадлежали).
"Это — мои жетоны!" — Слова звучали настолько уверенно, словно истина устами младенца. В эту секунду он действительно верил, что они принадлежат ему. Молодая ведьма бросила в подставленную коробку несколько голубых пластмассовых кругляшей.
Обе ведьмы сразу же покинули его жилище. Обычное сознание вернулось ему, и он уже смотрел на эти жетоны, как на свои трофеи. Он подумал, что в произошедшем есть какой-то высший смысл. Он не пошел к ведьме с прощением, чтоб выправить ситуацию. Он разъяснил ситуацию: как проявление в его судьбе присутствие высших сил, и будущее избавление от влияния ведьм (жетоны пролежали в коробке 10 лет, в метрополитене их так не приняли (поменялись?)). Больше ни одна ведьма к нему не являлась. Об их существовании, лишь: напоминали утиные яйца, которыми ее снабжали злопыхательные колхозницы, которые она, регулярно, закапывала на огороде под кустами картофеля.
Всякое проявление своих болезненных симптомов, Шроо теперь связывал с потугами обеих ведьм.
Откапывая очередную порцию "уробленных яиц", он старательно придерживался техники безопасности: старался поддеть их лопатой снизу и с землей отнести ей ко двору. Яйца исчезали, а ночью они снова перекочевывали на его картофельные грядки.
Впрочем, Шроо, особо не следил за действиями Гарбузок. Должны ли они были голыми, проделывать эти операции, для пущей дьявольской силы? Впрочем, на обтянутые кожей кости, обеих Гарбузок, можно было смотреть только, как на сталинские методы колхозной селекции.
Порой Шроо нечаянно разбивал заступом зеленую скорлупу "уробленных" яиц, и, тогда, ему мерещилось, что ведемская сила находила в нем искомую цель, — но, миновал некоторый отрезок времени, — оно, как известно, самый выдающийся целитель, — и досадный инцидент уходил в прошлое, оставляя при этом тягостный инверсионный след предосторожности при ведении работ на грядках.
4
И, теперь он отправлялся бродить по окрестным лугам. Уходя в другую сторону от своего унылого любовного прошлого к своему альпинистскому, литературному будущему, уже в сторону Путивля. К литературным истокам: к Слову о полку Игоревом. Если, что?
…Пышные ковры из цветущих вешних трав в даль и ширь расстилающимися перед его взором, давали ступням ощутить собою упругость и пружинистую мягкость тела своей, так милой его страждущему сердцу, родной земли. Ежедневно, около десяти часов утра, закончив свои обязательные творческие изыскания на ниве изящной словесности, и, такие же, благочестивые занятия ради пропитания (картофель, и, особенно, требующие ежедневного присмотра, клубничные грядки, достигающие восьми соток, дающие больше полусотни килограммов ягод за сутки в июне), он отправлялся в свой многокилометровый маршрут: Хоцево (луг), Сейм (река), Московщина (луг). Или: Хоцево (луг), Мертвиця (залив), Дякивске (озеро). Это были все знаковые места его босоногого детства и юности. По дороге он приводил внутренние дела в надлежащий, мысленный, порядок; перетряхивал энергетические сгустки событий прошлого; зная, что — когда-нибудь — это будет обработано в виде литературной продукции; превратится в набранные строки настоящих произведений; без потока мыслей, вытекающих из памяти — заилится исток вдохновения. Ради того, чтобы добыть лишь несколько строчек на листе бумаги, надо перелопатить в памяти многое из пережитого: в геологии, в стройбате, куда его засунули авторитетные сексоты, вычленив из числа миллионов обычных обывателей. Он, сейчас, должен был думать вовсе не о мести
