Свет – это мы - Мэтью Квик
Наконец я лег на свою узкую, подобную гробу кровать, сломал печать и проглотил слова, подаренные мне Дарси.
Позже в тот вечер я просунул голову в дверь Смитти. Он сказал: «Лукас! Добрался все-таки!» и предложил мне лоснящийся от жира кусок пиццы.
Все воскресенье я провел за составлением ответа. Я рассказал Дарси о своих родителях. Я рассказал ей, как провел вечер за видеоиграми у Смитти – постучавшего ко мне так, как судьба стучится в дверь. Я написал, что наша совместная работа прошедшим летом была самым счастливым месяцем в моей жизни, что мне очень нравилось ее слушать, что она невероятно добрая и наверняка сможет помочь в будущем огромному количеству трудных детей и что я был очень счастлив получить возможность ответить на ее письмо. Я заполнял страницу за страницей, приоткрывая перед ней секреты, которые берег внутри себя все это время – более откровенно, чем перед кем-либо еще за все свое существование. Я купил в цветочной палатке дешевую розу, оборвал лепестки и засушил их между страницами книги, чтобы душистые алые слезинки осыпали ее колени, когда она станет читать мое письмо. Я выпрашивал журналы у соседей, со многими из которых мне пришлось для этого впервые заговорить, вырезал из них слова и картинки и приклеивал их клейкой лентой к страницам и конверту, в безнадежной попытке имитировать ее творческий подход.
В понедельник я купил марок и наклеил сразу три, чтобы письмо точно дошло. Когда я опустил конверт в почтовый ящик, меня охватило ощущение мягкого тепла. Мир, казалось, говорил мне, что моя жизнь вот-вот решительным образом изменится.
Так оно и случилось.
Я описываю Вам сейчас это чувство обновления, спасения, которое посетило меня с приходом письма Дарси на моем первом курсе, потому что снова ощущаю его всякий раз, когда общаюсь с Эли, – что, к счастью, случается каждый день.
Встречая его улыбку за завтраком, я как будто опускаю в почтовый ящик первое письмо, адресованное ему.
Как будто я привел в движение механизм, действие которого не совсем понимаю, но который начал работать над изменением моей жизни – коренным образом и в лучшую сторону. Возможно, это судьба.
Каждый день видится мне началом чего-то прекрасного.
Пока окрыленная Дарси со мной еще разговаривала, она не раз повторяла, что мои письма к Вам – это здоровое начинание, и я полностью с ней согласен.
Если не считать Дарси, я ни с кем не был в переписке настолько откровенным, как с Вами.
Надеюсь, значимость этого факта не ускользнет от Вашего внимания.
Карл. Карл. Карл.
Прошу Вас, ответьте.
Мне очень пригодилась бы сейчас пара слов одобрения. Одно-два предложения. Думаю, это заняло бы у Вас минуту, не больше – нацарапать пару строк.
Минимум усилий, максимум действенности.
Вы уже наверняка заметили, что я приложил для Вашего удобства конверт, уже надписанный и промаркированный, что должно еще более облегчить Вам задачу. Прошу прощения, что не догадался сделать этого раньше. Наверное, это было бестактно с моей стороны, но я ни в коем случае не хотел Вас обидеть. Возможно, тут виноват посттравматический синдром. Или же Личность бессознательно расставляет приоритеты в пользу Эли – что Вы, несомненно, поймете лучше, чем кто бы то ни было.
Ваш самый верный анализируемый,
Лукас
11
Дорогой Карл!
Должен признаться, что я поначалу не верил в новообретенный энтузиазм Джилл. После встречи в библиотеке я проворочался в постели всю ночь. Окрыленная Дарси смотрела на меня с осуждением, упершись локтем в подушку и подперев щеку кулаком. «Что вы боязливы, маловерные», читал я в ее взгляде, но даже это меня не вдохновило, и качество моего сна весьма пострадало в результате. Но следующим же утром, пока я убирал посуду после завтрака, в дверь постучались.
– А вот и они, – сказал Эли. Он-то никогда не сомневался в гениальности нашего начинания, хотя и угодил из-за него в неотложку.
– Кто – они? – спросил я, отскребая от нашей с Джилл сковородки остатки бекона и раздумывая, сколько жира оставить в качестве смазки.
– Те, кого вы вчера убедили! – сказал он и помчался выяснять, кто же это был.
Эли открыл дверь, и за ней обнаружились Марк и Тони, скромно стоящие на крыльце. Они были облачены в рубашки пастельных тонов, шорты цвета хаки, кожаные туфли и легкие свитера, изящно наброшенные на плечи наподобие плащей.
Эли посмотрел на меня в смысле: «А что я говорил», пригласил гостей входить и усадил их на диване в гостиной, что они и сделали с видимой осторожностью. Должно быть, это Марк убедил Тони нанести нам визит этим утром, подумал я, потому что всякий раз, когда Тони направлял на Марка вопросительный взгляд, Марк энергично кивал в смысле: «Мы уже это обсуждали. Мы договорились», или клал руку ему на колено.
Эли плюхнулся в кресло, а я подтянул стул из столовой и сел напротив гостей. Тут я заметил, что притопываю левой ногой, заставил себя прекратить, а вместо этого разгладил морщины на своих льняных штанах. Дарси купила их для меня перед поездкой на Гавайи, которая случилось до того, как она обрела свои крыла. Они такие удобные, что начиная со времени трагедии я сплю в них каждую ночь, так что они выглядят весьма помято.
– Ну вы и устроили вчера вечером, – сказал Марк, но при этом он улыбался, искренне и по-доброму. Он над нами вовсе не потешался. Потом он сказал, что, когда я, Эли и Джилл уехали в больницу, они с Тони остались помогать Выжившим затирать кровь и дезинфицировать комнату для заседаний. Когда с этим было покончено, Выжившие устроили заседание своей группы с целью обсудить достоинства и недостатки нашего предложения.
– Сандра Койл толкнула речь, – сказал Марк, нахмурившись, – и честно попыталась выдвинуть возражения. «Наши эмоциональные и финансовые ресурсы можно потратить более экономно! Распределить более разумно!», орала она.
– Но, – сказал Тони с напором, – получилось довольно бесчувственно.
– Особенно учитывая, что в этот момент Эли находился в машине скорой помощи, – добавил Марк.
– Я в порядке, – сказал Эли.
Наступила неловкое молчание.
– Мы оба закончили отделение кино, – прервал его Тони, возвращаясь к делу. – А потом много лет работали
