Искусство наследования секретов - Барбара О'Нил
Слегка наклонив голову, я сделала глубокий вдох:
– Пахнет фантастически!
И, как всегда, я приступила к мысленному разбору рецептуры. Я легко выделила в букете пряных ароматов имбирь и кардамон, но понять, от какого блюда исходил каждый, так и не смогла.
– Ваш брат вернулся домой для того, чтобы помочь с рестораном?
– Если бы! – фыркнула Пави, но в пояснения вдаваться не стала. А начала накладывать новое кушанье нам на тарелки. – Этот рецепт я сама изобрела: этакая адаптация на английский манер кхемы из баранины с пряным рисом Джира, – Пави улыбнулась: – Что может быть более индийским и более английским одновременно, чем баранина с горошком в весенний сезон?
– Чудесное кушанье!
Мистер Малакар закивал головой над своею тарелкой почти с молитвенным почтением.
– Это ваше любимое кушанье?
– Пави все готовит хорошо, – прохрипел в ответ Харшад, отправив в рот большой кусок мяса. – Когда она мне в первый раз рассказала, что удумала сделать, я засомневался: кто будет это есть? Люди предпочитают традиционные, уже давно известные им индийские блюда. Карри и все такое. Но дочь оказалась права, – мистер Малакар махнул рукой на полный зал: – У нас раньше никогда не было столько клиентов.
– Мы должны гордиться Пави.
– Да. В ее головке постоянно роятся всякие идеи, и ей хватает ума воплощать их в жизнь.
– Да, вижу…
Некоторое время мы ели молча, с благоговением. Обжаренная с чесноком и специями баранина – нежна, как масло – буквально таяла во рту; горошек – лишь слегка пропарен, чтобы быть теплым.
– Как вам удается рассчитать время приготовления горошка?
– О! – брови Пави взметнулись вверх. – Мы доводим его до кипения и охлаждаем. А перед самой подачей к столу подогреваем на пару.
– Насколько мне помнится, для кхемы обычно используется мясной фарш.
– Вы снова правы. Но свежая обжаренная баранина с имбирем – более здоровая и легкая пища. А рис Джира – вполне традиционный индийский гарнир.
– Мне нравится, – сказала я, положив на язык очередную порцию смеси. Кумин усиливал пряность имбиря, имбирь подчеркивал восхитительный вкус баранины; горошек, мята и листики кориандра, припорашивавшие кушанье, придавали ему яркое, весеннее настроение. – Это потрясающе, Пави! Просто пальчики оближешь! – причмокнула я. – Спасибо вам за доставленное мне удовольствие!
Пави опять рассмеялась. И, протянув руку, дотронулась до моего запястья:
– Это мне в удовольствие, Оливия! Я очень рада, что вам понравилось.
Насладившись вдоволь бараниной с индийскими лепешками наан и еще тремя легкими овощными блюдами вкупе с вином и смехом (потому что Харшад, как оказалось, любил пошутить и рассказывал анекдоты с лукавым блеском в глазах), мы дружно откинулись на спинки стульев. Я немного захмелела и возбудилась – от вкусной еды и чудесного вечера.
И в этот момент Харшад напомнил:
– Я знал вашу мать.
Я заморгала, пытаясь унять подступившие слезы.
– Прошу прощения, – отвернулась я, чтобы выдохнуть.
– Это вы меня извините, – сказал Харшад. – Я не подозревал, что для вас это такая чувствительная тема.
– Нет-нет! Пожалуйста! Продолжайте. Мне будет приятно послушать о маме, – сглотнула я. – Просто… мне ее очень не хватает.
– Это нормально. Любая дочь скучает по матери, – заметила Пави и – словно желая меня защитить – подвинулась ко мне чуть ближе.
– А мою бабушку вы тоже знали?
– «Знал» – не совсем точное слово.
Я кивнула:
– Видите ли, в чем дело… До смерти мамы я не имела ни малейшего представления о том, кем она была на самом деле. Я не знала, что у меня была бабушка. Или дядя – где бы он сейчас ни находился. Я даже не подозревала о том, что мама была английской аристократкой. Обо всем этом я узнала всего несколько недель назад. И вам в любом случае известно гораздо больше, чем мне.
– Моя мать и ваша бабушка были хорошими подругами, – начал мистер Малакар; его лицо омрачила тень. – Они вместе жили в Индии, и моя мать продолжала заботиться о вашей бабушке даже после того, как они обе вышли замуж. Отец порою злился из-за этого, но не препятствовал ей, – на несколько секунд Харшад, постукивая пальцами по столу, погрузился в воспоминания. – Мы ходили в большой дом, и мать навещала леди Виолетту. Я всегда ее так называл – леди Виолетта. И пока они пили чай, мы, дети, играли в прятки или в игру «Утка, утка, гусь». Позднее, лазили по деревьям или пытались выловить в ручье рыбу.
– Вы с моей мамой?
– И еще с Санви, моей младшей сестрой. Она была на пять лет моложе меня.
Я кивнула и запнулась: я даже не представляла, что еще спросить, с чего начать.
– Мама была счастлива в те дни?
Харшад в раздумье выпятил нижнюю губу:
– Нет. Она не была счастливой девочкой. Очень тосковала по отцу.
– Он тоже умер?
– Он развелся с леди Виолеттой, когда Каролина была совсем маленькой. Я его никогда не видел, – взяв вилку, Харшад немного поел, и я последовала его примеру, ощущая кожей настороженное внимание Пави, следившей за мной. – Впрочем… – продолжил Харшад, – И несчастливой ваша мать не была. В детстве об этом много не задумываешься, вы же понимаете, – улыбка мистера Малакара получилась кривой, и его лицо приобрело то же выражение, что я не раз наблюдала у Самира. – Мы просто жили и росли.
– А мама уже тогда рисовала?
– Она всегда рисовала.
Мне следовало остановиться – уж больно это походило на инквизицию. «Еще пару вопросов и все…»
– А моя бабушка? Что за человек она была?
Мистер Малакар покосился на Пави; та кивнула:
– Говори, как есть, папа. Ее нет в живых уже больше сорока лет.
– Гм-м… Мы немного побаивались ее. Все дети, включая Каролину. Леди Виолетта могла быть доброй, щедрой, великодушной и очень веселой. Но порой бывала злобной, придирчивой и мелочной. И ты никогда не знал, какой ее застанешь. Однажды она прямо на моих глазах залепила матери такую пощечину, что отметина потом не сходила полдня.
– Что? Это правда? И ваша мать после этого продолжала к ней хаживать?
– Они поссорились из-за чего-то. Что-то старое, еще с Индии. Мать тогда сильно разозлилась, но сказала, что леди Виолетту порой обуревают демоны, и не нам ее судить.
Перед моими глазами всплыла фотография: бабушка, не улыбаясь, смотрела прямо в камеру…
– Она не хотела уезжать из Индии.
– Нет. Там ей было вольнее. Но она унаследовала титул и была вынуждена вернуться.
В голове завихрился, наконец, рой вопросов.
– Тогда почему все покинули Розмер, если его наследование было настолько важным, что Виолетта пожертвовала той жизнью, которая ей так нравилась, ради того чтобы в
