Когда Джонатан умер - Тони Дювер
Мысленным взором он увидел дом таким, каким он был прежде. Он видел каждый предмет заново, как будто его должен был заново открыть и полюбить другой глаз. До его ушей дошёл грубый и пронзительный голос, быстрый и восхитительный, с песней реки, мчащейся по камням, сладкой простотой озёрной воды. Он приготовил еду и тщательно накрыл стол, как будто через минуту должен был появиться гость, которого он теперь будет ждать каждый день.
Поддавшись этому детскому счастью, он отодвинул тарелку, взял бумагу и нарисовал, словно для обложки скандального журнала, это грандиозное событие - приезд Сержа. Затем он увидел, что больше не может создать детское лицо. Он разыскал свои старые рисунки, посмотрел на них, и его радость угасла.
Если Серж приедет на Пасху, со времени тех рисунков пройдёт почти два года. Если он приедет летом, он будет большим десятилетним мальчиком, ребёнком, которого он не мог представить. Незнакомцем, который носит в своей памяти и в своём сердце другого незнакомца. Джонатану стало страшно.
Было уже поздно идти на автобус. Если бы Джонатан хотел поехать в Париж, ему пришлось бы подождать следующего дня. Но он больше не собирался уходить – его сдерживал страх увидеть повзрослевшего Сержа. Лучше оставаться здесь и ждать, пока его привезут.
В любом случае, что бы он там делал? Были бы те же препятствия, что и раньше, даже если бы Барбара урезала свои материнские запросы, поглощённая нынче мыслями о муже, а не о своём щеночке.
Несколько месяцев Джонатан не получал от неё никаких вестей. Он боялся, что парижские сплетни, про которые писал его агент, могли достичь ушей этой женщины. Едва ли она была вхожа в частные круги, где всё это смаковалось, но через своих богатеньких дружков...
Должно быть, она им наскучила или в чём-то разочаровала, и поскольку Симон, со своей стороны, не выказывал никаких подозрений, похоже, дело де Сада так и не вышло наружу. Опять же, агент мог всё преувеличить и придать ситуации слишком мрачный оттенок, просто чтобы урезать ежемесячные выплаты.
После мучений, которые принесла мысль о неизвестном Серже, Джонатан сумел урезонить себя. Достаточно ничего не воображать, ничего не пытаться делать, ничего не ожидать. Быть здесь и быть наготове. Будущее обещало послабление: теперь между Барбарой и ребёнком стоял Симон. Фактически, она никого не любила, при своей нарциссической мании разбрасывания повсюду своей тягучей и высокопарной любви; Симон же любил искренно, бедняга неудачник. Они должны нейтрализовать друг друга и освободить Сержа.
С каждым днём Серж будет становиться сильнее и независимее. С каждым днём, если Джонатан будет достоин этого, их дружба будет крепнуть. В реальной жизни больше не будет проблем. Во всяком случае, не будет препятствий, которые нельзя было бы оценить и преодолеть. Трудности больше не будут приходить извне. Несчастья, если бы и случались, были бы их личным делом и имели бы человеческий масштаб: ссоры, болезни, несчастные случаи, капризы, уродства, различия, бессилие, вспыльчивые споры, раздражение, обиды и утекающее время – короче говоря, счастье в том виде, в каком оно случается.
При условии, что Серж вернётся. Но год уже начался, а новостей всё не было; и уже были признаки весны, несмотря на холод.
Симон довольно часто писал Джонатану. Он рассказывал о себе, о Барбаре, о женитьбе, отложенной, но несомненной. Он обнаружил на известняковых скалах над Сеной в Руане какие-то странные каменные глыбы с вкраплениями кварца, которые он с удовольствием тесал прямо на месте по воскресеньям. – Ах, да просто немного размять руки и подышать воздухом: скульптура - это спортивное искусство.
Он завидовал Джонатану в его одиночестве – как избавлению от всех проблем, с которыми сталкиваются пары, и зарабатыванию на жизнь, не выходя из дома - по сути, фрилансер. Рай! Он очень мало говорил о ребёнке, но у них были общие интересы: Серж был прекрасным сыном, это здорово. Отныне и до момента, пока парню не исполнится пятнадцать, может, шестнадцать, они будут настоящими друзьями, и будут жить вместе. Как ни странно, Барбара полностью отдала малыша ему. Она стала вегетарианкой: питалась коричневым рисом, соком незрелых фруктов, ростками пшеницы и пыльцой. Она ходила на семинары по первичному крику и проходила курсы по движению и выражению. Симон предпочитал стейк, салат и мотоцикл.
Что касается Сержа, то ему давали деньги, он был не глуп и сам о себе заботился. Он покупал себе еду, одежду, обувь, тетради. Однажды он курил. Он справлялся со всем, он был забавным, и ему ещё не было десяти, что совсем неплохо. Но упрям как мул. Симон определённо хотел бы иметь столько же свободы в детстве. В наши дни всё гораздо лучше, этого нельзя отрицать. Даже половое воспитание: Симон был только за. Сам он в четырнадцать лет думал, что у девочек три дырочки одна за другой, как пуговицы на куртке. Есть своего рода прогресс. У них дома лежит пачка датских порножурналов: Серж их видел, они ничего не скрывают. Конечно, ему они ни к чему, ведь он совсем ещё ребёнок. Вот если бы мой отец… Но мы никогда не рождаемся в нужное время, – философски резюмировал он.
Когда Джонатан заметил приближение Пасхи, он решил, на всякий случай, подготовить дом. Он попытался сделать это лучше, чем в прошлый раз. Он беспокоился, что ему придётся развлекать взрослого; вещи должны быть более удобными, приготовления менее грубыми и заметными.
Он снова посетил город, потратил почти все деньги. Среди его покупок была даже стиральная машина. Он на мгновение подумал, не купить ли новую плиту: его старая и неудобная, но на ней прекрасно готовить, к тому же мыши знали её как свои пять пальцев. Он решил не менять
