Слабак - Джонатан Уэллс
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Слабак - Джонатан Уэллс краткое содержание
Штат Нью-Йорк, рубеж 1960–1970-х годов. Мальчик подвергается унизительному нападению со стороны учителя. Мистера Макэнери не устраивает, что Джонатану тринадцать, а веси тот от силы тридцать килограммов. Ребенок впервые вынужден усомниться в своем праве занимать место в мире, в праве на собственное тело. Отец Джонатана, обеспокоенный дефицитом мужественности сына, разрабатывает режим тренировок и усиленного питания.
Сам того не желая, мальчик играет разделяющую роль в браке родителей. В результате Джонатана отправляют в швейцар скую школу-интернат, где ему удается найти себя среди учеников изгнанников и изгоев. Отец не упускает шанс приехать в Европу и навязать странные взгляды на образ настоящего мужчины, угрожая разрушить пространство, которое Джонатан Уэллс с таким трудом завоевал для себя.
Признанный критиками американский поэт Джонатан Уэлл представил искренние и сильные мемуары о подростковом возрасте и образе самого себя, хрупкости мужественности и о вечном по иске утешения в мире.
В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
Слабак читать онлайн бесплатно
Джонатан Уэллс
Слабак
«Всякое тело вследствие своего веса стремится к своему месту. Вес тянет не только вниз, он тянет к своему месту. Огонь стремится вверх, камень вниз; они увлекаемы своей тяжестью, они ищут своё место. Масло, если налить его вниз, поднимется над водой; вода, налитая на масло, опустится вниз; они увлекаемы своей тяжестью, они ищут своё место. Где нет порядка, там беспокойство; упорядоченное успокаивается.
Pondus meum amor meus. Моя тяжесть – это любовь моя: она движет мною, куда бы я ни устремился».
Св. Августин, «Исповедь», Книга тринадцатая, IX, 10 (Перевод М. Е. Сергеенко)
«Что до меня, то я немного ниже среднего роста. Этот недостаток не только вредит красоте человека, но и создаёт неудобство для всех тех, кому суждено быть военачальниками и вообще занимать высокие должности, ибо авторитетность, придаваемая красивой внешностью и телесной величавостью, – далеко не последняя вещь».
«Красота всех частей тела нужна женщине, но красота стана – единственная, необходимая мужчине. Там, где налицо малый рост, там ни ширина и выпуклость лба, ни белизна глазного белка и приветливость взгляда, ни изящная форма носа, ни небольшие размеры рта и ушей, ни ровные и белые зубы, ни равномерная густота каштановой бороды, ни красота её и усов, ни округлая голова, ни свежий цвет лица, ни благообразие черт его, ни отсутствие дурного запаха, исходящего от тела, ни пропорциональность частей его не в состоянии сделать мужчину красивым».
Мишель де Монтень, «Опыты. Книга вторая», Глава XVII. «О самомнении»
(Перевод А. С. Бобовича)
Jonathan Wells
The Skinny
(a memoir)
The Skinny – Copyright © 2021 by Jonathan Wells
© Мартемьянова Е.Г., перевод на русский язык, 2022
© Пачина В.А., фото, 2022
© Издание. Группа компаний «РИПОЛ классик», 2022
Примечание автора
Из соображений конфиденциальности некоторые имена и географические названия в этом тексте были изменены.
Часть 1
Глава 1
Шла третья неделя первого года обучения в Академии Адамса, моей новой средней школе в Северном Уэстчестере, когда мне вдруг случилось узнать, что я худой. Не стройный, как раньше думал, а тонкий, как весенний ледяной покров над рекой. До тех пор, глядя на младших сестёр и братьев, родителей, тётушек, дядюшек, кузенов и долговязых детей из начальной школы, всегда считал, что мой вес в пределах нормы, пусть и на нижней границе весового диапазона. До того дня никто и не говорил, что со мной что-то не так или что необходимо что-то предпринимать.
День начался точно так же, как и другие. Я стоял рядом с отцом и смотрел, как тот бреется. В полотенце, повязанном вокруг талии, он стоял перед зеркалом, поворачивая сперва одну щёку к свету, чтобы поскрести её бритвой, затем другую. Одновременно останавливал кровь от порезов кусочками «Клинекс». Каждое утро распускались эти маленькие кровавые лепестки с белыми краями. Я хотел быть как он: чисто выбритым, поджарым и столь крепким, как будто ничто в действительности не могло навредить ему. Поэтому так внимательно следил за каждым маленьким шагом его утренних приготовлений.
Поскольку наш дом находился от школы дальше остальных, то водитель автобуса – пожилой норвежец Оле – забирал меня первым. И это позволяло рассматривать его лицо в зеркало заднего вида, пока другие мальчики не видели. Волосы на лице Оле росли даже в тех местах, к которым на моих глазах отец никогда не прикасался бритвой: в ушах, на шее и в ноздрях. Причём росли они там буйно, хотя он, похоже, не обращал на это внимания.
Оле редко что-либо говорил за рулем, и никогда не оглядывался на нас, какой бы шумной и буйной ни становилась поездка на автобусе, когда остальные мальчишки протискивались внутрь. И лишь бормотал еле слышные проклятия на чужом языке, о чём мы могли догадаться по его угрожающим взглядам в зеркало заднего вида, выражавшим негодование по отношению к нашему хулиганскому поведению и привилегированному положению.
Когда автобус был полностью заполнен, в нём находилось десять или двенадцать мальчиков, одетых в рубашки с воротниками на пуговицах, пиджаки с галстуками, серые брюки и обязательно туфли на шнурках (на мокасины ввели запрет!).
Такая форма являлась детской версией отцовской рабочей одежды, состоявшей из костюмов разных цветов и узоров, с запонками, торчавшими из рукавов, и широким галстуком, завязанным виндзорским узлом. Наши блейзеры и зауженные брюки выглядели более неформальными, чем те, что наши отцы надели бы на вечеринку субботним вечером.
Полчаса в автобусе все кричали, плевались бумажными шариками и наваливались во время поворотов на несчастного мальчика, а затем автобус наконец свернул к академии Адамса. Вывеска выглядела величественной и достойно провозглашала, что здесь располагается Высокая Епископальная церковь. Оле обогнул игровые поля, проехал мимо поместья с его круговой подъездной дорогой и портиком с колоннами, а затем поднялся на последний холм.
После выхода из автобуса следовало чинно выстроиться возле бокового входа, где наши имена сверяли с ведомостью посещаемости. Библиотекарь с оживлённым видом деловито отметила наше присутствие. А затем нас осмотрели на предмет не продетых в петли ремней, потёртостей на обуви, торчащих краёв одежды и расстёгнутых ширинок. За нарушения в одежде начислялись штрафные баллы, которые можно отработать, только пробежав четыреста метров вокруг холма (обычно во второй половине дня, вне зависимости от погоды).
Пролетев сквозь коридоры с натёртыми воском полами и мимо почтовых ящиков, где хранились школьные извещения для приходящих учеников, мы подошли к доске объявлений – узнать распределение на будущие недели. Когда я увидел, что следующие две недели мне предстоит сидеть за обеденным столом мистера Макэнери, меня бросило в пот, а по спине пробежали мурашки. Будучи учителем латыни в Адамсе, самой строгой и консервативной школе района, он обладал огромным влиянием, соизмеримым разве что с физическими размерами: Макэнери весил не менее двухсот пятидесяти фунтов[1], большая часть которых висела на животе, и был выше шести футов ростом[2].
Латынь в школе Адамса служила основой образовательной культуры. Сам факт владения этим языком означал, что, даже если нам, мальчикам, предначертано судьбой работать на Уолл-стрит или в крупном бизнесе, мы не станем просто трейдерами и торгашами. Пусть даже мы позже и наберёмся навыков в этой сфере, они будут вторичны по отношению к
