Дарий Великий не в порядке - Адиб Хоррам
– Это отражено в ее фамилии, – сказал Сухраб. – Эсфахани. Из Исфахана.
– А.
Бабу прочистил горло и указал на меня ложкой.
– Дариуш, – произнес он. – Ты разве этого не знаешь?
– Э…
Дед повернулся к маме.
– Все потому, что ты его не учишь. Ты хотела, чтобы он стал американцем, как Стивен. Не хочешь, чтобы он был персом.
– Бабу! – Мама начала спорить с ним на фарси, и Бабу парировал, продолжая тыкать в меня ложкой.
– Дариуш. Ты не хочешь учить фарси?
– М-м.
Конечно, я хотел. Но не мог признаться, потому что тогда мама почувствовала бы себя виноватой.
Я немного осел на кресле.
И тут мне на помощь пришел Сухраб. Он кашлянул и произнес:
– Кто хочет тах диг?
Так называют в Иране золотистую корочку риса со дна кастрюли.
Это всемирно признанная наивысшая форма риса.
Во многих семьях споры на время откладываются, когда заходит разговор о дележке тах дига.
– Спасибо, – пробубнил я.
Сухраб улыбнулся с прищуром и протянул мне кусок золотистой рисовой корочки.
– Пожалуйста, Дариуш.
На прощание я проводил Сухраба до двери.
– Маму сказала, вы завтра собираетесь в Персеполь.
– Кажется, да.
– Она спросила, не хочу ли и я поехать с вами.
– О. Клево.
– Я не поеду, если ты не захочешь, Дариуш. Это ваш семейный выезд.
– Нет, все в порядке. Я хочу, чтобы ты поехал. Правда.
Мне предстояли часы в ловушке. То есть в одной машине со Стивеном Келлнером. Присутствие Сухраба могло бы на самом деле облегчить мою участь.
– Хорошо. Тогда увидимся утром?
– Да, до завтра.
Я не питал больших надежд на то, что мы с папой продолжим здесь по традиции каждый вечер смотреть «Звездный путь», но я все равно отправился на поиски компьютера Бабу.
Напротив комнаты Лале располагалась застекленная терраса (правда, сейчас в ней было темно) с огромным окном, закрытым шторами-жалюзи, и излюбленным всеми бежевым диваном перед ним. По противоположной стене на деревянном антикварном столике стоял большой телевизор. Кругом лежали DVD-диски и кассеты – в основном дублированные на фарси версии болливудских фильмов.
С обеих сторон от телевизора и над ним можно было увидеть продолжение экспозиции Картинной Галереи Семьи Бахрами.
Фариба Бахрами любила фотографии.
На одном фото мама в больничной обстановке держала на руках новорожденную Лале. Папа обнимал их обеих и выглядел немного нелепо, но все же даже в светло-голубом больничном халате умудрялся излучать какой-то тевтонский стоицизм. Под папиным локтем стоял мелкий, тогда еще совсем писклявый я, приподнявшись на цыпочки, чтобы хоть одним глазком взглянуть на свою крошечную сестренку.
Фотографий было очень много. Дядя Джамшид и его дети. Семья дяди Сохейла. Я узнавал всех по карточкам, которые показывала мне мама. Другие фото я видел еще дома, потому что их Маму посылала мама. Например, вот этот снимок Лале с прошлогоднего Хэллоуина. Она была одета в Дороти из «Волшебника из страны Оз».
Прошлым летом Лале была совершенно одержима «Волшебником из страны Оз». Той версией, где играла Джуди Гарленд. Она смотрела его, несколько раз оббегала гостиную и снова садилась смотреть, и так весь день.
Тогда на Хэллоуин мама заплела Лале волосы (из кудрявых персидских волос получились идеальные косички) и нашла платье в бело-голубую клетку. Папа раздобыл ярко-красные кроссовочки со светящейся подошвой, которые заменяли Лале красные башмачки.
Мама с папой по праздничной традиции пошли вместе с Лале по домам соседей, а мне наказали следить за нашим и при необходимости раздавать сладости гостям.
Я был недостаточно крут, чтобы меня приглашали на хэллоуинские вечеринки в компании Бездушных Приверженцев Господствующих Взглядов. На самом деле моей крутизны не хватало даже на приглашение на вечеринки «середнячков». По социальному статусу я был просто Чайным Даше, даже если такой клички тогда еще не придумали. Поэтому я сидел дома и смотрел «Звездный путь: Первый контакт» (самый страшный фильм эпопеи «Звездный путь»), время от времени раздавая забредавшим соседским детям упаковки чашечек «Ризис» с арахисовой пастой.
Несмотря на свои собственные строжайшие представления о правильном рационе, Стивен Келлнер настаивает, что для детей в Хэллоуин нет сладости лучше, чем чашечки «Ризис» с арахисовой пастой.
По крайней мере, изюм мы детям никогда не раздавали, и то хорошо.
– Что ты тут ищешь, Дарий? – В дверном проеме стояла мама, бережно держа в руках две чашки чая. Обычные стеклянные чашки с золотым ободком и без ручек. Такими пользовались многие Настоящие Персы, но у меня этот трюк никогда не проходил. Я постоянно обжигал пальцы.
– Компьютер. Думал, может быть, мы с папой можем на нем «Звездный путь» посмотреть.
– Скорее всего нет, здесь же в интернете действует цензура.
– Ой.
Мама села на диван и похлопала по подушке рядом. Я взял у нее свой чай, но быстро поставил чашку на кофейный столик, пока до волдырей не сжег себе пальцы.
– Так что? Как тебе в Йезде?
– Ну. Тут все совсем по-другому. Но не настолько, насколько я себе представлял.
– Правда?
– Да. Ну, то есть не как в «Аладдине», ничего подобного.
Мама рассмеялась.
– И еще это вполне современное место. У Сухраба вон даже айфон есть.
Мама отхлебнула чаю и довольно выдохнула. Она пробежалась пальцами левой руки по моим волосам и стала рассматривать Картинную Галерею Семьи Бахрами, пока не нашла фотографию с вечеринки по случаю моего десятого дня рождения.
– Твои волосы, – произнесла она.
Когда мне было десять, я решил, что хочу прическу как у лейтенант-коммандера Дейта, андроида, старшего оперативного офицера «Энтерпрайза». Каждое утро мама помогала мне высушить феном волосы, идеально ровно зачесать их назад и намазать гелем так, чтобы они стали жесткими, как велосипедный шлем.
– Образ андроида не очень мне подходил.
Мама рассмеялась.
– А как мы будем справлять твой день рождения в этом году?
– Ну. Даже не знаю.
У меня день рождения второго апреля, как раз накануне нашего отъезда из Ирана.
По маминым рассказам, я хоть и родился второго апреля, схватки у нее начались первого, то есть в День дурака.
Когда отошли воды и мама сказала об этом отцу, он решил, что она шутит.
Пока она не пошла одна к машине, папа так и не понимал, что все уже началось.
Иногда мама говорит, что я ее первоапрельская шутка.
Я знал – и об этом ей не обязательно было говорить вслух, – что она даже не представляла, как меня ранят такие слова.
Когда я принес чашку/стакан в кухню, Бабу стоял у открытого шкафчика.
– Дариуш.
