Типа я. Дневник суперкрутого воина - Ислам Иманалиевич Ханипаев
– Понятно. Хотите чего-нибудь покушать? У меня новый интересный торт есть, как раз нужно его проверить на детишках, хотите? – спросила она, и все, конечно, согласились, кроме меня. Я продолжал вспоминать.
Она пригласила нас в кондитерскую, и мы все пошли. Амина взяла мою руку, наверное, потому, что ей было страшно. То есть не наверное, ей точно было страшно, а когда девочке страшно, воин должен дать ей руку, хоть и не собирается на ней жениться.
Я опустил голову, смотрел на ноги Расула и шел за ним, пока мы не оказались внутри.
– Хотите чаю? – спросила она.
– Нет, – практически хором ответили мы.
Она взяла тарелки и положила нам по большому куску торта.
Я смотрел по сторонам. Это место было одновременно старым и новым.
– Я недавно сделала ремонт, – сказала она. – Ты помнишь, как было раньше?
– Не-а.
– И меня тоже? Как я здесь работала.
– Не-а.
– Ничего. Кушай торт.
– Я больше не кушаю торты, вообще никакие, – сказал я. – И эти дни рождения дурацкие тоже больше не праздную. Я пришел сюда спросить у вас кое-что.
– Что?
– Расскажите все, что знаете про маму и про папу. Вообще все, что вспомните.
– Ну… это очень тяжелый вопрос. Ваша семья жила тут, наверно, с твоего рождения. Мы много не общались, но ты точно был лялькой, когда я увидела тебя в первый раз. За все годы я видела и тебя, и маму много раз, но мы с ней практически не разговаривали. Говорили «здрасте», спрашивали «как дела», и все. Что еще? Папу твоего я даже не знала. До того дня… А после того дня никогда не видела.
– Вы видели папу?
– Да, то есть мне кажется, что это был твой папа. Уже не знаю почему. Может, потому, что он сам мне сказал, не помню. Даже не помню, как он выглядел, усы были точно, и он был худой, обычного роста, не высокий и не низкий, а еще смуглый. Больше ничего не помню про него. А мама была одним из моих клиентов, с которыми я всегда здоровалась, но имен друг друга мы не знали и даже не спрашивали. Вроде бы все. Вы жили вот в этом пятиэтажном доме. Кажется, ваши окна смотрели в эту сторону, потому что твоя мама говорила иногда, что смотрела из окна, закрылись мы или нет, чтобы успеть что-нибудь купить на ужин.
– Это все? – спросил я.
– Да, – ответила она.
– Спасибо, – сказал я, потом встал и быстро вышел из кондитерской. Посмотрел один раз на место, где лежала моя мама, и ушел обратно во двор. Через пять минут пришли остальные. Я сказал:
– Дурацкое место. Чтоб оно сгорело и потом взорвалось. Чтобы на него упал метеорит или цунами, чтобы его затопило или чтобы было землетрясение, и оно упало в трещину в земле.
– А нам понравилось, – сказал Расул.
– Нам всем понравилось, – добавила Румина.
«Потому что вы все тупые», – хотел сказать я, но не сказал, потому что там была Амина.
Я смотрел на пятиэтажный дом. Посчитал подъезды и квартиры, потом сказал:
– В этом доме шесть подъездов, я жил или на пятом, или на четвертом этаже. Я точно помню, что из окна было высоко, и помню, как уставал всегда подниматься по лестнице и завидовал всем, у кого в домах есть лифты. Поэтому…
– Тридцать шесть квартир, – сказал Расул. Он самый умный в нашем классе, а может быть, и во всей школе среди второклашек.
Мы разделились по двое и выбрали по три подъезда. Расул хотел с Руминой, Румина хотела с Аминой, я тоже хотел с Аминой, Амине было без разницы (но я точно знаю, что она хотела со мной). Чтобы никто не пошел с тем, с кем он хочет, мне пришлось опять идти с Руминой, а Расул пошел с Аминой.
Некоторых жильцов еще не было дома, у некоторых были только дети, некоторые не открывали нам, а одна женщина приоткрыла дверь, сказала: «Нет у меня ничего! Идите отсюда, попрошайки!» – и хлопнула дверью. Из некоторых квартир мы слышали всякий шум, но они делали вид, что их нет дома. Через двадцать минут поисков мы с Руминой нашли нашу квартиру. Но нам не повезло, я предварительно осмотрел подъезды и, доверившись памяти, выбрал один, из-за которого мои руки (и иногда ноги) дрожали сильнее. Когда мы с Руминой поднялись на второй этаж, я уже понял, что это мой подъезд. Мы поднялись на третий этаж, и я увидел знакомую полосу, нарисованную фломастером красного цвета. Ее нарисовал я, и доходила она до нашей двери, за что все соседи обозлились на меня (это все я вспомнил, пока мы поднимались).
Мы дошли до четвертого этажа, и я сразу указал на центральную дверь. Это была новая черная бронированная дверь, но я был уверен, что когда-то здесь стояла наша – старая, деревянная снаружи, а изнутри обшитая дерматином, мягкая, как диван, дверь. Я постучал и практически сразу услышал какие-то шаги за дверью. Дверь открылась, и мы расслышали:
– Сейчас узнаю. Какие-то дети.
– Здрасте, – сказал я и только потом увидел перед собой высокого мужчину с короткой стрижкой и длинным носом.
– Здрасте, – сказал он растерянно.
Я опять не понял, почему взрослые реагируют на меня как на инопланетянина. Я молчал несколько секунд, потому что пытался его вспомнить. Кто
