Константин Станюкович - Том 8. Похождения одного матроса
— Да, капитан. С малолетства я был на земле. Люблю землю. А за приглашение благодарю и за то, что вы, мистер Гаук, были добры ко мне на «Диноре», благодарю! — задушевно промолвил Чайкин. — С вами я охотно стал бы служить, если бы не искал другой работы! — прибавил он.
Гаук поднялся и, крепко пожимая руку, сказал:
— Помните, Чайк, если захотите быть у меня боцманом, я к вашим услугам. Запомните, что через пять месяцев я буду в гавани Фриско. Там меня найдете на «Блэке». Кланяйтесь капитану. Я стучался сейчас к нему. Верно, спит… отсыпается после плавания.
С этими словами Гаук ушел, а Чайкина охватило беспокойство за Блэка. Вчерашний разговор припомнился молодому матросу, и он вышел из комнаты и, подойдя к дверям номера Блэка, прислушивался.
Все было тихо.
Наконец Чайкин решился постучать.
— Капитан Блэк давно ушел, — проговорил слуга-негр, появившийся в коридоре.
— А нет ли капитану телеграммы?
— Есть… Он только что ушел, как пришла телеграмма! — отвечал негр, ласково скаля зубы.
— Слава богу! — вырвалось из груди обрадованного Чайкина, и он перекрестился.
Негр во все глаза глядел на Чайкина и, любопытный, как все негры, спросил:
— Вы, масса, друг капитана?
— Я очень благодарен ему. Он был добр ко мне.
— А к нам он не добр, масса. Он привез оружие на своем бриге… Он, значит, не хочет, чтобы нас освободили от неволи, если помогает южанам… Но им все-таки плохо. Недавно их поколотили… Я слышал от верных людей! — тихо проговорил негр. — Ведь вы, наверное, за наших заступников… Не правда ли?.. Вы не хотите, чтобы негры были невольниками?..
Чайкин сам был из крепостных и понимал, что значит неволя. И он ответил негру:
— Дай вам бог быть вольным… Правда свое возьмет.
— Я так и знал, что вы за нас… Вы так ласково говорите со мной, масса… Вы не американец, должно быть?
— Я русский…
— Русский?.. О, я читал в газетах, что ваш царь освободил народ из неволи и потому желает, чтобы и нас освободили… И ваша эскадра недавно пришла в Нью-Йорк.
Эти слова негра были очень приятны Чайкину. Он ласково улыбнулся негру и сказал:
— У бога все равны, и наш царь это понимает: потому-то он и объявил волю.
— И Абрам Линкольн понимает. Он умница и добрый.
— А кто Линкольн?
— Линкольна не знаете?.. Президента?.. — удивился негр. — Вот он.
И негр, озираясь, достал из кармана своего фрака замасленную фотографию Линкольна и показал ее Чайкину.
— Каков? — с гордостью проговорил негр.
— Значит, хорош, коли подневольных людей жалеет!.. — отвечал Чайкин, возвращая карточку.
В коридоре показался какой-то господин, и негр, плутовато подмигнув глазом, приложил палец к губам: молчи, мол.
Чайкин понял это и громко спросил:
— Капитан Блэк не говорил, когда вернется?
— Нет, не говорил. Верно, к ленчу придет.
Чайкин не знал, что такое «ленч», но сообразил, что, верно, какая-нибудь еда, и спросил:
— А когда ленч?
— В час, ровно в час, масса. А обед в семь часов, и ваш прибор будет рядом с прибором вашего друга, капитана Блэка.
Негр пошел вниз, а Чайкин в свою комнату. Он было принялся за газету, но ему не читалось и не сиделось на месте. Ему хотелось поскорей увидать Блэка и сообщить радостную весть о получении телеграммы. Верно, это та самая, которую он ждет и из-за которой решил покончить с собой.
И Чайкин надел шляпу и вышел на улицу. Палило отчаянно, но Чайкин самоотверженно стоял под палящими лучами солнца на тротуаре, высматривая среди проходящих знакомую фигуру капитана.
Наконец Блэк подъехал в коляске, весь в белом, в шляпе, обернутой кисеей. Чайкин сперва было его не узнал в этом костюме, но через мгновение типичное лицо капитана Блэка, мрачное и бледное, заставило Чайкина броситься к нему.
— Капитан! Телеграмма получена! — радостно воскликнул Чайкин.
Блэк побледнел еще больше, и вслед за тем краска залила его щеки.
— И вы стояли на этом пекле, чтобы порадовать меня, Чайк? О, добрая душа! — проговорил Блэк, выскочив из коляски и входя в подъезд.
— Где телеграмма мне?..
Швейцар ее подал. Капитан быстро распечатал и стал читать тут же. Чайкин с радостью заметил, что лицо капитана словно бы преобразилось. Счастье и радость светились на нем.
Он взглянул на Чайкина, увидел его сияющее лицо и шепнул ему:
— Я буду жить, Чайк… Я буду жить! — повторил он.
На следующее утро Блэк и Чайкин плыли вверх по реке Миссисипи на большом двухэтажном белом пароходе. В небольшом городке Батонруже они Должны были расстаться. Блэк уезжал на север, в Ричмонд, где в одном из госпиталей находилась его невеста сестрой милосердия, а Чайкин должен был продолжать путь до Канзаса, а оттуда в мальпосте [11] до Сан-Франциско через прерии, еще мало населенные колонистами и где кочевали индейцы. Тогда тихоокеанская железная дорога еще не была проведена.
Билет на пароход купил Чайкину Блэк в первом классе, чтобы быть вместе некоторую часть пути.
Перед расставанием Блэк сказал Чайкину:
— Не забудьте, Чайк, что в Америке у вас есть преданный и многим обязанный друг, который обидится, если вы не обратитесь к нему, если вам не повезет на первых порах и вам нужна будет помощь… Вы отказываетесь теперь от билета в тысячу долларов — это ваше дело… Но, смотрите, не вздумайте бедовать и не известить меня об этом. И вообще давайте о себе знать. Адресуйте ваши письма во Фриско на имя одного моего приятеля (вот вам карточка) с передачей господину Джемсону… Капитана Блэка уж больше нет, Чайк… Помните это… Меня снова зовут Джемсон, Генри Джемсон, как звали покойного моего отца… Уведомьте, когда поступите на ферму. Советую поступить к одному из тех двух лиц, к которым я дал рекомендательные письма… Эти господа порядочные. Дорогой держите ухо востро. На Западе много охотников до чужих долларов, а у вас их немного… А дорога до Канзаса во Фриски долгая и не всегда безопасная… В глухих местах пошаливают западные молодчики. Револьвер у вас есть?
— Есть!
— Отлично! И старайтесь попасть на мальпост, где кучер дядя Билль… Не забудьте, Чайк!
Пароход подходил к маленькому городку. На пристани толпилось много солдат в своих белых блузах и широкополых шляпах.
— Ну, прощайте, Чайк… Надеюсь… до свидания… Я, верно, через несколько месяцев буду во Фриско… Война скоро кончится.
— И северяне победят? — спросил Чайкин, добросовестно прочитавший сегодня утром газету.
— Об этом говорите громко, Чайк, в Канзасе, на Миссури, а здесь все — сомбреро, рабовладельцы, и потому помалчивайте, чтоб не получить пулю в лоб… Ну, разумеется, южане проиграют свою игру! — совсем тихо говорил Блэк-Джемсон. — Да, вот еще что, Чайк. Если за Соленым озером, в Неваде, в большой пустыне случится, что на мальпост нападут джентльмены на лошадях и захотят отобрать от вас билет в пятьсот долларов, то вы покажите этим господам вот эту бумажку и скажите, что вы приятель «Черного ястреба». Запомните. Я прежде знавал Черного ястреба и кое-кого из этих джентльменов пустыни… Надеюсь, они оставят вас с билетом! — прибавил Джемсон, подавая бумажку, на которой было написано: «Не трогайте, джентльмены, Чайка».
Чайкин спрятал бумажку в кошелек.
Пароход пристал к берегу.
— Прощайте, мистер Джемсон. Благодарю вас за все.
Они крепко пожали друг другу руки, и Джемсон сошел с парохода. Чайкин следил за ним глазами. Тот обернулся и кивнул головой.
Через четверть часа пароход пошел далее, рассекая острым носом мутноватые воды широкой реки.
Чайкин спустился в общую залу и принялся дочитывать утреннюю газету.
И как только он ее кончил, к нему подсел красивый молодой брюнет в кожаной куртке и высоких сапогах и, фамильярно хлопнув по плечу, спросил:
— Далеко едете?
— Далеко.
— А например? Я до Мемфиса, а вы?
— Я еду в Сан-Франциско.
— За золотом? — насмешливо спросил брюнет.
— Нет, за работой.
— Можно ли узнать за какой?
— На ферму рабочим.
— И едете в первом классе?
— Один знакомый заплатил за меня.
Человек в кожаной куртке подмигнул глазом, словно бы хотел сказать: «Ври больше!»
— Приятно иметь таких знакомых, черт возьми!
— Очень! — добродушно подтвердил Чайкин.
Брюнет не без уважения взглянул на Чайкина, как на человека, который врет мастерски, прикидываясь простачком, и, вынимая из кармана две колоды карт, проговорил:
— До обеда еще долго. Не хотели ли сыграть?
— Я не умею.
— Не умеете? Очень жаль! А впрочем, если не умеете, то этой игре не трудно научиться… Даю слово, что весьма легко… Смотрите!
И с этими словами брюнет стал метать банк.
