Парадизо - Франческа Сканакапра
– Смотри! – закричал Эрнесто. – Самолеты! Американские самолеты!
Прежде самолетов мы не видели ни разу. Эрнесто завороженно, в немом восторге смотрел вверх, но я перепугалась, потому что знала, что самолеты сбрасывают бомбы, и убежала в амбар, где пряталась под тачкой, пока не решила, что самолеты улетели.
Звуки выстрелов доносились до нас нередко. Стреляли у железной дороги, но папа говорил, что это предупредительные выстрелы – мол, так сигналят поездам, чтобы они остановились. Я настолько привыкла к далеким выстрелам, что почти не обращала на них внимания.
Однако тем утром со стороны пьяццы донеслись не просто выстрелы, а грохот.
– Господи, Эрнесто! – вскрикнула мама, отпуская папу, но он ухватил ее за руку.
– Оставайся здесь, – велел он.
– Но там же Эрнесто!
– Он проворный парень и умный, сообразит спрятаться. Тереза, нельзя туда сейчас. Неизвестно, что там творится.
На меня ни отец ни мать не смотрели. Бледные, напряженные, они неподвижно стояли, глядя друг на друга.
Выстрелы грохотали, казалось, целую вечность, но наконец все стихло. Отец продолжал крепко держать маму за руку.
– Возвращайся домой через поля, – наконец сказал он. – Возьми Грациэллу и постарайтесь не попадаться никому на глаза. А я разыщу Эрнесто и приведу его домой.
Мама открыла рот, чтобы возразить, но отец решительно сказал:
– Поспешите! Дома первым делом закрой все ставни и запри дверь на засов. Мине скажи сделать то же самое.
Мама сжала мою руку, и мы побежали. Поля окутывал туман, наши юбки и башмаки быстро намокли от росы. Мы перелезали через каменные ограды и живые изгороди, раня руки об острую траву. Шипы и колючки вцеплялись в одежду.
Дзиа Мина слышала выстрелы. Она стояла у ворот и ждала нашего возвращения, но мы появились не со стороны дороги. В ее огород мы пробрались через заросли кустов, в волосах у нас застряли листья и мелкие ветки.
– Что случилось? Где Эрнесто? Кто там стреляет? – накинулась на нас тетушка, голос у нее дрожал.
Мама ответила, что ничего не знает, и они с дзией Миной сделали, как велел папа, – закрыли все ставни и заперли дом изнутри. И тут оконные стекла задребезжали от новых выстрелов. Я молча стояла на темной кухне в мокрых насквозь башмаках.
Мы ждали. Мама и тетя расхаживали взад-вперед, говорили они мало. Выстрелы больше не гремели, но прошло не меньше двух часов, прежде чем раздался скрип ворот и папин голос, крикнувший, чтобы его впустили.
– Слава богу! – воскликнула тетушка, молитвенно сложила руки и воздела глаза к небу.
Мама отодвинула засовы, и папа ввалился в дом, мокрый от пота, тяжело дыша. На плечах у него лежал Эрнесто. Папа проковылял к столу и с глухим стуком опустил Эрнесто на деревянную поверхность.
Мама вскрикнула, схватила меня, дернула в сторону и уткнула мое лицо себе в фартук. Я услышала, как разрыдалась тетя, хотя мама и зажимала мне уши. Я ничего не видела и почти ничего не слышала, но я чувствовала, как дрожит мама, и меня накрыл страх. Что произошло, я не понимала, но мама никогда раньше не плакала, поэтому было ясно: случилось что-то ужасное.
– Я хочу посмотреть, – наконец пробубнила я. – Мама, пожалуйста!
– Пусть посмотрит, – сказал папа. – Пора ей понимать.
Мама медленно выпустила меня из объятий.
Сначала я ощутила запах – пахло как в лавке мясника, как от разделанной туши. Запах проник в нос, застрял у меня в горле.
На кухонном столе растянулся Эрнесто. Я долго смотрела на него, ожидая, когда он шевельнется, но он не двигался.
Держась за мамину юбку, я сделала несколько шагов вперед, пока мое лицо не оказалось вровень со столешницей. Голова Эрнесто была повернута ко мне, глаза открыты. Я смотрела в них, а они на меня не смотрели. И цвета он был страшного. Губы Эрнесто стали какими-то синюшными, а желтый жилет пропитался красным. Далеко не сразу я поняла, что Эрнесто мертв.
Тетя стояла, дрожа, сжимала край стола и смотрела на сына. Лицом такая же бледная, как он. Каждый всхлипывающий выдох покидал ее тело серией судорожных рывков.
– Кто это сделал? – всхлипывала она. – Луиджи, кто это сделал?
Мой отец тяжело опустился на пол. Он едва мог говорить.
– Нечестивые сукины дети, – выдавил он наконец.
Пятеро парней из нашей деревни раздобыли два дробовика и притаились на верхнем этаже дома с видом на пьяццу. Немецкие солдаты, бронемашины которых мы видели, припарковались на пьяцце. Парни открыли по ним огонь. Удивленные немцы начали отстреливаться, пятеро парней с двумя дробовиками оказались бессильны перед двенадцатью солдатами с пулеметами.
На пьяцце воцарился хаос. Люди запаниковали, бросились искать укрытие. Кто смог, забаррикадировался в церкви, а Эрнесто побежал в сторону кладбища – за нами, подумала я. Он был убит одиночным выстрелом в спину и лежал на дороге, на том самом месте, где упал, пока мой отец не нашел его.
Постепенно все звуки сошли на нет, на кухне воцарилась гнетущая тишина. Мама и тетя подняли тело Эрнесто и унесли.
– Останься с папой и позаботься о нем, – сказала мама.
Лицо и тело отца были перепачканы запекшейся кровью Эрнесто, влажные волосы облепили череп. Я помогла ему снять пиджак и увидела, что кровь пропитала даже рубашку. Попыталась поднять отца на ноги, но стоять он не мог. Вскрикнув от боли, папа втянул воздух сквозь стиснутые зубы.
– Придвинь стул, – прохрипел он. – Тот, что покрепче.
Собравшись с духом, папа из последних сил, опираясь на стул, встал и проковылял к раковине, стул он волочил за собой. У раковины он рухнул на стул и стянул окровавленную рубашку.
Сам папа мыться не мог. Я бессчетное число раз видела, как его моет мама, но сама не помогала ни разу. Я попробовала намылить тряпицу, но мыло в ледяной воде не пенилось.
– Папа, давай я согрею воду?
– Нет. Просто делай как можешь, – прохрипел он, стиснул край раковины и уронил голову на руки. Я прикоснулась к его телу холодной тряпкой, и его костлявые плечи дернулись, я смотрела, как позвонки едва не прорывают кожу.
В деревне любые вести разлетаются быстро, но вести о смерти – быстрее всего. Папа едва успел одеться, когда пришла мать Риты с большой корзиной, накрытой тканью. Луиджи Поззетти, отец моей подруги, был плотником, поэтому ему приходилось сколачивать гробы. Со временем он еще стал и обряжать покойников. Но Луиджи уже несколько лет в деревне не было, он ушел воевать. Без него подготовкой умерших к погребению занималась его жена Ада, мать Риты.
В дом к тете
