Карта Анны - Марек Шинделка
РАКУШКА
Сильвию занимали два ощущения — движения пятимесячного плода в животе и неотвязный запах духов. Она отложила журнал с нечеловечески красивыми людьми, обнимающимися на пляже. Слишком много улыбающихся лиц, сверкающих зубов, обнаженных десен. Взглянула на сидящего рядом Мартина. Тот сосредоточенно листал брошюру, в которой другие улыбающиеся люди надевали на себя спасательные жилеты и организованно покидали горящий самолет, прыгая в море. В проходе тем временем две женщины в форме разыгрывали перед сотней бледных лиц свой невеселый спектакль: застегивали потертые ремни, примеряли кислородные маски, устало вытягивали руки вперед и в стороны, показывая, где выходы. Они были похожи на отставных танцовщиц из клипа давно забытой диско-группы. Пассажиры, оцепенев, следили за их телодвижениями. Кто-то летел на самолете впервые и, предвкушая долгожданный отдых, купленный со скидкой в самом конце лета, мысленно представлял себе море, время от времени обмирая от страха.
Сильвия думала не о полете, а о духах, которые Мартин купил ей в подарок в аэропорту. Запах у них был сильный и тяжелый. Он давил на плечи, словно бревно твердого экзотического дерева. Словно одеревеневшая рука Мартина, из судорожного объятия которой уже не высвободиться. Сильвия чувствовала, как за тонкой брюшной стенкой пинается в прижатую ладонь ребенок, вдыхала запах духов, наблюдала за тем, что происходит вокруг, и ждала. Ждала ребенка. Этим ребенком Мартин прикрепил ее к своей жизни, будто редкое насекомое. Полгода назад Сильвия решила расстаться с Мартином, собиралась уйти со дня на день, почти произнесла уже заготовленные слова, но после одной особенно тягостной ссоры, завершившейся столь же тягостными занятиями любовью, она обнаружила, что беременна. Сильвия покорно надела на палец кольцо, преподнесенное Мартином, и, собрав последние силы, убедила себя, что вообще-то любит этого мужчину. Мартин был к ней очень внимателен. Он боялся потерять Сильвию и потому всячески проявлял заботу: покупал цветы, готовил, много работал. Он придумал подарить ей море — медовый месяц под конец сезона (цикады, еще не остывшие после жарких летних дней, стрекочут в кустах, океан медленно остывает, на пляже по вечерам ветер опрокидывает зонтики, носятся чайки). Звучало не так уж плохо.
Чтобы не думать, Сильвия переключилась на старика, который явно боялся летать. Кого-то он ей напоминал. Кажется, она уже видела его, только не могла вспомнить, когда и где. Старик был сухощавый, в шортах и сетчатой майке. И сильно не выспавшийся. Он следил за руками стюардесс, занося в память каждый жест авиационного ритуала. Когда представление подошло к концу, он отвернулся к иллюминатору, беспомощно всматриваясь в ускоряющийся пейзаж. Старик почти не шевелился, тело его застыло, только глаза с белками, пронизанными сетью красных прожилок, метались из стороны в сторону, словно самописец сейсмографа, фиксирующий на бумажной ленте силу землетрясения. На морщинистой шее выдавалась вздувшаяся вена, на коленях лежал фотоаппарат с длиннющим объективом. Старик машинально вращал трансфокатор, и объектив то выдвигался вперед, то задвигался обратно. Рядом со стариком сидела женщина: глаза закрыты, костяшки сжатых пальцев побелели. Оба они дышали едва заметно, мысленно сосредоточившись на ощущениях своих тел, запертых в этой капсуле из блестящего космического металла. По проходу на кривых ногах-шпильках вышагивала клаустрофобия, проверяя ремни безопасности и закрывая багажные полки над головами пассажиров. Сильвия почувствовала, что заражается чужой нервозностью, и отвернулась к окну. Прикрыв глаза, она ощутила, как скорость давит в грудную клетку, все глубже вжимая тело в спинку кресла. У нее заложило уши, она сглотнула. Вновь открыв глаза, Сильвия увидела в просвете между облаками фрагмент города. Затем картинка исчезла. По стеклу начала распускать свои ветви изморозь.
Пляж был белый, песок теплый, небо голубое. Весь день они провели на море. Сильвия сидела под зонтом и потягивала остатки коктейля. Мешала трубочкой кристаллы льда, подцепляя апельсиновую мякоть, и вообще чувствовала себя замечательно. Наблюдала за тем, как дети закапываются в горячий песок и играют в мумию. Мартин время от времени бегал для нее за коктейлями, а в остальное время прыгал на волнах и лихорадочно наслаждался морем. Сильвия вспомнила брошюрку из самолета, в которой объяснялось, как нужно вести себя при авиакатастрофе, и торчавший из того же кармашка журнал, где рассказывалось, как следует развлекаться на море. Мартин развлекался на море образцово. В его веселости сквозила та же театральность, с которой он возмущался утром у стойки администрации: Сильвия, сидя на чемоданах возле небольшого фонтана, слушала музыку, доносящуюся из невидимых динамиков, и наблюдала за тем, как Мартин скандалит: образцово и показательно. Он возмущался доставшимся угловым номером, в котором еще толком не высохла штукатурка: как выяснилось, их поселили в недостроенном крыле гостиницы. В коридорах то и дело попадались рабочие, лепившие по стенам пальмовые листья и морских птиц, из номеров периодически доносились приглушенные очереди перфораторов, повсюду стоял кислый запах мокрого цемента.
— Вы что, издеваетесь? — возмущался Мартин, добиваясь, чтобы отпуск соответствовал его представлениям. Женщина за стойкой пожимала плечами и объясняла по-английски, что ведутся некоторые косметические работы, но поделать с этим ничего нельзя. Номера полностью готовы к приему гостей. Она предложила ему другой номер — в противоположном крыле здания, только без вида на море и с отдельными кроватями, но Мартин счел это издевательством.
— Разгильдяи! — кипятился он.
За окном дрожал и колыхался полдень. Курильщики, потные и раздраженные, возвращались в вестибюль под сень кондиционера. Уже почти осень, а все равно такая жара, подумала Сильвия. Она рассеянно разглядывала мизинец у себя на ноге. Некрасиво — наползает на безымянный палец, и ногтя на нем почти нет. Ее телу такой мизинец явно не соответствовал.
— Разгильдяи! — повторил Мартин, как бы подтверждая тем самым свое негодование, но голос его звучал не слишком уверенно.
Сильвия устало подняла голову. Мартин скандалил из рук вон плохо. Злиться у него не получалось. Он был похож на котенка. На грозного щенка. Недовольство было его способом привлечь внимание. Сильвия давно уже заметила, что Мартин совсем не владеет своим телом.
— Ничего не поделаешь, — сказала Сильвия, пожав плечами, и отвела взгляд. Она чувствовала, как где-то внутри нее поднимается смех, но пока этот смех просачивался сквозь все препятствия на поверхность, он очистился и в своей
