Дождь в Токио - Ясмин Шакарами
– Малу-сан!
С первого раза услышать собственное имя в лабиринте незнакомцев – чистая удача. Это придаёт мне сил.
– Малу-сан! Коннитива!
Вот они! Ока-сан в элегантном розовом кимоно. Ото-сан в штанах цвета хаки и забавной гавайской рубашке. Харуто в чём-то похожем на наряд детектива Конана [1]. И Ая.
Сразу и не опишешь, во что именно одета Ая. Мне не хватает ума понять, что именно я вижу. Без понятия, какой реакции от меня ждут. Шока? Восторга? Или нужно сделать вид, что наряжаться как сумасшедшая наёмная убийца-шпионка – это совершенно нормально?
Брутальные сапоги на высокой платформе и со шнуровкой, пушистая мини-юбка с принтом под коровью шерсть, серебристый топ (наполовину рыцарские доспехи, наполовину алюминиевая фольга) в сочетании с длинным бежевым тренчем и беретом из серо-зелёного твида. Чёрные зеркальногладкие волосы до бёдер. Перчатки без пальцев из потёртой кожи и сумочка в форме револьвера.
– Привет, Малу, – небрежно бросает Ая, поправив солнцезащитные очки-вайфареры. Красные губы изгибаются в намёке на усмешку. Затем она кланяется, и вся семья следует её примеру.
– Додзо ёросику онэгайсимас, – тараторю я. Это вежливое приветствие, что-то вроде «приятно познакомиться».
Я глазела на Аю слишком долго и слишком пристально, поэтому теперь сгибаюсь в особенно уважительном поклоне.
Бумс!
С силой отбойного молотка я стукаюсь головой о выдвижную ручку чемодана. Харуто громко прыскает, но затихает под строгим взглядом отца.
– Ты не ушиблась? – озабоченно спрашивает мать семейства. По-английски она говорит с запинками, но я отлично её понимаю.
– Н-нет, всё в порядке, – вру я, густо покраснев и сморгнув слёзы, навернувшиеся на глаза.
За моим конфузом следует неловкое молчание, сопровождаемое нервным покашливанием и кряхтением. Вот стыд. Судя по кривой улыбке, Ая думает точно так же.
– Лучше отвезём Малу-сан домой! Она устала после долгого путешествия, – ласково треплет меня по плечу ока-сан.
Я глупо киваю.
– И проголодалась! – добавляет ото-сан, улыбаясь так сердечно, что его очки поднимаются до кустистых бровей.
Не придумав ничего остроумнее, я демонстративно потираю лоб и восклицаю:
– Ацуй дес!
То есть: «Мне жарко». О сказанном я сразу жалею: принимающие родители очень расстраиваются, будто лично несут ответственность за тропический климат Восточной Азии.
– Гомэннасай, – извиняется ото-сан. Ока-сан утаскивает его в сторону круглосуточного магазина.
– Ч-что происходит? – интересуюсь я у Аи с растерянным смешком.
Её глаза скрывают толстые чёрные стёкла очков. Непонятно, смотрит она на меня или нет – и это нервирует. Лопнув жвачный пузырь, она наконец холодно отвечает:
– Мы не хотим, чтобы гайдзин было жарко.
– Гайдзин? – переспрашиваю я.
Часто слышу это слово с тех пор, как прилетела.
– Неважно. Полагаю, ты из Германии?
– Д-да.
Ая вообще знает, что я её немецкая школьница по обмену?
– Я из Германии. Хотя уже начинаю в этом сомневаться. По ощущениям, я уехала оттуда целую вечность назад.
Молчание. Сложная публика.
– Навигатор, с помощью которого можно выбраться из этого проклятого вокзала, ещё предстоит изобрести. Двести выходов – и все норовят от тебя спрятаться. Клянусь, за последние двадцать минут у моих гугл-карт случилось выгорание.
– И всё же ты здесь.
Не слышу восторга.
– Ты говоришь по-немецки? – уточняю я на родном языке, понадеявшись, что Ая посчитает это интеллигентным.
Лёд становится ещё твёрже.
– Что? – спрашивает она на английском языке, скрестив руки на груди.
– Я поинтересовалась, говоришь ли ты понемецки. Эм… и задала вопрос на немецком.
– Я знаю, что это был немецкий. Мой друг на нём говорит.
– У Аи нет друзей, – злорадно заявляет Харуто, за что получает от сестры нагоняй на японском языке.
– Я подскажу тебе два-три слова. Поразишь своего друга.
Ура, губы Аи всё-таки трогает подобие улыбки! Но мой триумф длится недолго. Она быстро возвращается к роли неприступной загадочной шпионки. Токио отражается в её очках, будто недостижимый звёздный город.
А вот Харуто разглядывает меня с открытым ртом. Достаточно просто посмотреть на него, чтобы заработать кариес – такой он сладкий. Одетый в тёмно-синюю рубашечку, Харуто выглядит как профессор для радужных пони, а стрижка под горшок делает его особенно пухлощёким и забавным.
Харуто замечает, что я смотрю на него с не меньшим интересом, и спрашивает на впечатляюще хорошем английском языке:
– Хочешь познакомиться с моими друзьями?
– У Хару нет друзей, – весело фыркает его сестрица.
Малыш пихает её в бок. Снова спор на японском языке, однако стоит Ае приобнять Харуто за плечо, как воцаряется мир.
– Я с удовольствием познакомлюсь с твоими друзьями, – торжественно объявляю я. – И с твоим приятелем, Ая.
Та молчит. Я словно на краю чёрной дыры – неприязнь Аи настолько ощутима, что меня затягивает в её глубину.
Только я собираюсь извиниться (хотя и не понимаю, за что), как тут прибегают принимающие родители с полными пакетами. Через секунду я сжимаю розовый карманный вентилятор в одной руке и розовый зонтик в другой. Но это не всё: ока-сан заботливо надевает на меня розовую шляпу и розовые солнцезащитные очки (даже стёкла розовые). Затем настаёт черёд отосана: он с гордостью демонстрирует бутылку воды, холодный чай, крем от загара (фактор защиты 50), веер – кто бы мог подумать – розового цвета и батарейки для карманного вентилятора.
Чувство благодарности смешивается с полной растерянностью.
– Б-большое спасибо. Это было совсем необязательно.
Ото-сан открывает бутылку воды, и я послушно пью.
– Большое, большое спасибо.
Ока-сан включает карманный вентилятор и открывает зонтик.
– Правда, спасибо тысячу раз.
Харуто прыскает мне в лицо солнцезащитным кремом, и все весело хихикают. Я тоже громко смеюсь: несмотря на этот набор для выживания в Сахаре, голова у меня горит огнём.
2
Гайдзин
Никогда не спала так крепко и так хорошо. Никаких мыслей и снов, лишь невесомая темнота. Провалялась в нокауте целых десять часов: скорее полумёртвая, чем полуживая. Я проснулась некоторое время назад, но неподвижно лежу на футоне, уставившись в потолок. «Я в Токио, – доносится из сумеречного леса сознания. – Нет, я не готова»! Со вздохом закрыв глаза, представляю, что нежусь в своей уютной широкой кровати в Германии. Без шансов. Ничто большое в мою новую комнату не вписывается, даже воображаемая мебель. Я обитаю в миниатюрном мирке: крошечный письменный стол, крошечный табурет, крошечный комод, крошечные полки, крошечный матрас (не
