За чертой милосердия. Цена человеку - Дмитрий Яковлевич Гусаров
Еще бы не помнить… Эта пудожская корюшка, наверное, до конца дней будет преследовать своим запахом. Почти месяц не имела бригада другой еды, кроме корюшки… Шальские рыбаки привозили ее прямо на лодках, еще живую, трепещущую. А вечерами отрядные повара, чертыхаясь, выгребали ковшами из котлов не-съеденное варево. Сладковатый, приторный, бессолый корюшковый запах, казалось, висел в воздухе над всем онежским побережьем, а партизаны, почти с отвращением, заставляли себя съесть порцию корюшки — вареной, жареной, все равно какой…
В расположении отряда «Боевые друзья» Григорьев встретил Аристова, который, сидя на пеньке, что-то горячо втолковывал стоявшему перед ним невысокому, тихому и всегда чем-то смущенному Петру Поварову, недавно выдвинутому из политруков на должность комиссара отряда.
Григорьев хотел пройти мимо и не мешать их разговору, но Аристов догнал его и пошел рядом.
— Опять в войну играем… Люди недовольны.
— Чем? — Григорьев сразу уловил, что имеет в виду комиссар. Их неприязненные взаимоотношения с начальником штаба были для него хуже зубной боли.
— Посты, дозоры, наряды, дежурства… Треть личного состава занята… Разве есть в этом сегодня прямая необходимость?
Оттого, что Аристов задал свой вопрос почти теми словами, которыми полчаса назад Григорьев спрашивал себя, он вдруг разозлился:
— Нет, сегодня прямой необходимости нет.
— Почему же не отменишь?
— Потому что согласен с Колесником. Это все нужно нам делать не для сегодняшней, а для завтрашней необходимости.
— Общо и сложно. Такая формула годится на все случаи жизни.
— А нам, комиссар, и нужна такая система сторожевого охранения и готовности, чтоб годилась на все случаи. Сзади, спереди, слева, справа — откуда бы и когда бы ни напали… И чтоб каждый до автоматизма привык к этому. Не пугайся, автоматизм в военном деле вещь необходимая, и я не сам это придумал, у Энгельса вычитал. Ты говоришь, люди недовольны. Жаловался кто-либо?
— Не хватало, чтоб жаловаться начали… По настроению чувствуется.
— Я и то удивился… Ну ладно, пойдем перекусим, да отдохнуть пора.
— Связь с Беломорском была?
— Первую радиограмму отдал радистам.
Григорьев шел, слушал, разговаривал, а в голове все время держалась мысль: какая это странная и необъяснимая вещь — человеческие отношения… Люди по существу еще не знают друг друга, а уже наготове — или симпатия, или неприязнь. Не оттого ли и рождается неприязнь, что каждый торопится найти у другого симпатию к себе? Особенно у молодых, которым все подавай сразу и без всяких оговорок… Но ведь Аристов уже не молод, тридцать лет стукнуло, бывший секретарь райкома партии. Должен же он понимать, что нельзя строить свое отношение к человеку только на том основании, что при первой встрече тот не выказал тебе должного уважения! И Колесник тоже хорош! Строит из себя оскорбленную добродетель и с комиссаром держится с такой подчеркнутой вежливостью, от которой на версту разит плохо скрываемым презрением.
Началась эта история с первого дня.
Колесник появился в бригаде, хотел сразу же приступить к исполнению обязанностей, но письменного приказа из Беломорска не привез. Григорьев, основываясь на своем разговоре с Вершининым, написал приказ по бригаде, показал Аристову, но тот вдруг возразил:
— К чему такая спешка? Приказа из Беломорска нет, человека я почти не знаю… Не взводного назначаем.
Григорьев даже растерялся. Такого между ним и комиссаром раньше не бывало. Стал объяснять, что Колесник не кто-то со стороны, а свой человек, бывший начальник пограничной заставы, зимой командовал спец-отрядом, дважды ходил в тыл на операции, награжден орденом Красного Знамени. Чем больше он нахваливал нового начальника штаба, тем суровее и несговорчивей Аристов повторял:
— Не взводного назначаем. Будем ждать приказ!
Григорьев и теперь не знал — рассчитывал ли Аристов переубедить кого-то в Беломорске или просто хотел настоять на своем первом слове, но приказ по бригаде так и остался неподписанным.
Тогда Григорьев рассвирепел. Молча повернулся, вышел, велел собрать командиров отрядов, представил им нового начальника штаба.
Приказ из Беломорска о назначении Колесника пришел через неделю, 20 июня, за девять дней до похода.
Казалось, вся эта история должна была в первую очередь наложить отпечаток на отношение Аристова к нему, комбригу, но получилось как-то совсем странно. Их добрые отношения никак не пострадали, зато Аристов и Колесник едва переносили друг друга. Дважды за выпивкой Григорьев пытался мирить их, пили на брудершафт, но назавтра опять становились — один настороженно придирчивым, другой — подчеркнуто вежливым и слегка насмешливым.
2
Обед уже ждал командиров. Котелки с гороховым супом-пюре, с кашей и крепко заваренным чаем стояли возле догорающего штабного костра. Связные Василий Макарихин и Борис Воронов расстелили на земле плащ-палатки, достали сухари, ложки, кружки, но в это время подошедший Колесник сообщил, что командир батальона пограничников настоятельно приглашает командование бригады к себе на обед.
— Ну что ж, ребята! — весело сказал связным Григорьев. — Вам сегодня повезло. Ешьте сами, что наварили. Как, комиссар, сходим?
— Познакомиться не помешает, — поднялся Аристов.
Пошли втроем. Колесник знал дорогу, и минут через десять они входили в приземистый, покосившийся от бомбежек барак, укрепленный свежими подпорками.
Стол был накрыт в тесной комнатушке с полевым телефоном и железной кроватью в полутемном углу.
Комбат — моложавый, рослый капитан, одетый в суконную, чуть ли не до колен гимнастерку, с орденом Красной Звезды и медалью «XX лет РККА», четко представился по очереди Григорьеву и Аристову и в ответ на их представление дважды повторил:
— Очень рад, прошу… Очень рад, прошу…
С Колесником, как видно, они были старыми знакомыми.
Обед удался на славу. Было что и выпить, и закусить. В центре стола возвышалась огромная миска с кусками дочерна обжаренного мяса, да тут же еще две алюминиевые тарелки с прозрачно-красноватым, без жира, студнем.
— Неплохо нынче пограничники живут, — добродушно подмигнул Григорьев, когда выпили по полстакана водки и принялись за закуску.
Это замечание не очень понравилось комбату. Он сразу нахмурился и, выждав, пояснил:
— Лоси на минах подрываются… Тянет их к реке, а у нас там сплошные минные поля.
— Что ж, бесплатное доппитание — это неплохо…
— Да нет, товарищ майор… Хлопот больше. Мясо-то мы все равно приходуем, себе оставляем рога и копыта, как говорится… А каждый взрыв — тревога, проверка, рапорты, новое минирование. Участок большой, а людей все забирают и забирают.
— Финны часто на полосу выходят?
— В нейтралке следы встречаются. А сюда на линию… раза три-четыре были попытки небольшими группами. Вовремя обнаружили…
— А на Майгубу финны не через ваш участок вышли? — спросил Аристов, чтобы включиться в разговор. Они
