Акарат а Ра, или Исповедь военного летчика - Сергей Михайлович Крупенин

не подала. Она долго выстраивала свою систему с двойным дном и не ему уж, конечно, было ее ломать. Далее, поскольку, кроме него в коллективе из 15 женщин мужиков не было, он допустил еще один промах. Уже фатальный. Он позволил себе глупость думать что, относясь ровно и уважительно ко всем, он, тем самым, улучшит рабочий климат и, как следствие, производительность труда. Михаил, как большинство мужчин в женском коллективе, был глухим слепцом среди зрячих и слышащих. Ему совершенно не видна была иерархия коллектива где, по его мнению, царила всеобщая любовь, равенство и взаимовыручка. Имеет ли границы мужское скудоумие!? Он буквально умилялся семейности обстановки в трудовом коллективе, где справлялись все дни рождения работников, а также множество государственных и религиозных праздников многоконфессионального по составу предприятия. Умиляли и ежедневные коллективные и обильные обеды домашними харчами, кои приносились в судках и кастрюлях из дому и щедро метались на общий стол. Несколько озадачивала, правда, регулярная добавка спиртного ко столу персонально от директора, которая принималась на «ура». Ведь по чуточке-то можно! Для шустрости бухгалтерской мысли мол. От этой ежедневной радости его, кстати, спасало только постоянное сидение за рулем казенного авто. Несколько озадачила также и секретность величины заработной платы сотрудников. Они были вызываемы в кабинет начальства строго по одному, где и вручалось им кровно заработанное, но такое потаенное. То, что зарплату платили «в конверте» вовсе не странно. Так все делали, ускользая от бремени налогов. Но почему внутри коллектива это тайна – вот вопрос? В конце концов, он выяснил причину – зарплата была примерно вдвое ниже, чем в аналогичных фирмах. Старая лиса создала свой личный и отлично функционирующий курятник. И управляла им мудро. Да так, что куры были счастливы в нем отдавать все силы на общее благо. Они называли ее мамой! В управлении ей помогали две особо приближенные курицы. Они пользовались льготами. Финансовыми, в том числе. Информированность оплачивается всюду. Но также с их точки зрения были законны и претензии на его, зама, «особое» внимание, которого он легкомысленно не проявлял. И, тем более, что из всех женщин предприятия, не отличавшихся изяществом и притягательностью форм по причинам пристрастия к желудочным утехам, эта парочка совсем уж не пролезала в параметры. После некоторого ожидания, поняв его дремучесть в межполовых вопросах, дамы откровенно заявили о своих претензиях ошарашенному слепцу и, не получив желаемого, обратились за разъяснениями к лисе. А лиса, поняв уже, что ее заместитель бесперспективен в плане счастливого самопожертвования ради яйценоскости курятника, дала отмашку. Ату его, мол. Мало, что есть более алогично-агрессивного и жестокого, чем куриная стая. Короче, надо было увольняться, пока хуже не стало. В это утро сия данность была как-то особенно очевидна. Михаил написал заявление, предвосхитив театрализацию со стороны директора, громко и четко, чтобы все слышали, изложил, семейные якобы, обстоятельства увольнения и, прихватив расчет, был таков еще до обеда.

Бодро выскочив на волю, он пошагал по улице. Минут через пять быстрого шага и, дыша полной грудью, задался вопросом «Куда иду-то?». Вокруг простирался миллионный город, а пойти некуда. И не к кому. Домой в пустую квартиру тем более не влекло. На душе после некоторой эйфории пустота. А ведь и вправду некуда идти. Знакомые (не друзья, их у него в этом городе вовсе не было), все были на работе. Сына, жившего своей семьей, он, оберегая от стресса, вообще держал в неведении о развале отношений с женой. Жена тоже. Сел на лавку в сквере, закурил. Так вот живешь, живешь, карябаешься, а, что в итоге? Закрутилась мысленная жвачка воспоминаний. Ну, родился. Рос смышленым и резвым мальчиком. Давалось все легко, играючи. В школе, музыкальной школе, не корпя над книгами, все сдавал вовремя. В летном училище был одним из лучших на курсе курсантом. Тоже без напряга. Далее служба. Летал хорошо, отмечали, награждали, предоставляли. Доверяли не по годам. Все путем, без напряга. Женитьба. Жена красавица – все заглядывались. Сын учился так же легко – порой не знали, в каком классе учится, на каком курсе. Смышлен во всех отношениях. Стала разваливаться страна – уволился. Тоже все путем. Первым из бывших военных пошел в бизнес. Быстро освоился. Вышел на уровень. Писали республиканские газеты. Нормально, без напряга. Единственно, куда сунувшись, тут же выскочил сам – политика. Уж больно воняло там! Но без потерь. Все путем. Снова бизнес.

И тут понесло! Все начало рассыпаться в прах. Стремительно! Когда все началось? Где эта точка, с которой началось? И заходилась в вопросе мысль: « Я никому не делал плохого. Честно служил, любил, воспитывал, вел бизнес. Без напряга, конечно, но ведь честно! За что ж меня так-то вот?». Закончились сигареты, собрал окурки в пачку и побрел искать урну. Вот бардак! Лавка есть, а урны нет. Видать уперли на металлолом. Никогда не мог бросить мусор на землю. Всегда было неудобно перед дворником, которого и в глаза-то не видел никогда. Все ведь бросают. Дворников для того и выдумали, между прочим. Такой вот комплекс, понимаешь ли.

Урна нашлась метрах в двухстах от лавки. Пока шел, снова захотелось курить и поесть да и выпить чего-нибудь после всего, что было с утра. В кармане, к тому же некоторое излишество дензнаков как некое подслащение неприятного, в общем, события – увольнения с работы. Огляделся, вокруг тихие дворики старого центра города. Не злачное, прямо говоря местечко. К удивлению метрах в десяти обнаружилась скромная вывеска «Горячие блюда». Без претензий, правда, но если и впрямь горячие – это то, что надо прямо здесь и сейчас. Модный слоган застрял в голове как гвоздь. За дверью оказался зал с низким, оформленным деревянными рейками лет пятнадцать назад потолком, сравнительно чистый. С десяток совершенно пустых столов и бар разумно расположенный для радости посетительского глаза прямо напротив двери. И никого, включая персонал. Правда, запах свежеприготовленной пищи присутствовал. Это вселяло надежду исполнить замышленное. А бар напрочь отметал сомнения в принятии решения.

– Эй, хозяин!

Воззвал он негромко. На зов вышла дама в белом переднике и нелепом кокошнике из целлулоида, бисер на котором подтверждал, что это именно кокошник. Дама была дородна телом и спокойна лицом. Она обстоятельно заняла свое место за стойкой бара, не торопясь, взяла бокал, полотенце и, только начав его протирать, спросила.

– Чего изволите?

Михаил был слегка ошарашен этим оборотом речи, примененным в данном заведении.

– Будьте любезны, посоветуйте мне чего-либо достойного к