Первая любовь - Евгения Свирикова
– Знаешь, я хотела тебе сказать… – шепотом начала Вика, – а я тебе тоже изменила.
Дима изменился в лице.
– Врешь, – сказал он.
Вика отрицательно покачала головой и включила свет. Она буднично взяла с комода расческу и начала причесывать свои длинные волосы, стоя спиной к Диме.
– Я на той неделе ходила на кастинг, встретила на студии однокурсника. Вот с ним. Тоже ничего серьезного, как у тебя.
Вика повернулась к Диме в ожидании его ответа, но он молчал.
– А ты думал, это легко – простить измену? – спросила она. – Теперь сам давай прощай.
– Как это было? – строго спросил Дима.
– Какая разница?
– Я задал прямой вопрос.
Вика вздохнула.
– Мы выпили, разговорились о прошлом, вспоминали учебу. Потом поехали к нему…
– И что дальше? – настойчиво спросил Дима.
– Ты прекрасно знаешь, что бывает дальше.
– Понравилось?
– А тебе с Машей понравилось? – язвительно произнесла Вика.
– Понравилось! – отрезал Дима.
В одно мгновение он уже был в коридоре. Дима быстро обулся, схватил пальто и открыл входную дверь. Вика вышла из комнаты следом, хотела что-то сказать, но не успела – дверь с грохотом закрылась. Ожидая, что Соня проснется, Вика зажмурилась. Но как только шаги ее мужа смолкли, в квартире воцарилась тишина.
Спустя пару часов Дима был прилично пьян. Он бесцельно слонялся по улицам ночного города, пока, наконец, не сел на остановке. Дима смотрел себе под ноги, как вдруг в поле его зрения попали еще четыре ноги в одинаковых кроссовках – пара поменьше и пара побольше.
Дима поднял голову и увидел парня с девушкой. Обоим на вид было едва больше двадцати. Они подошли к остановке и встали рядом, очевидно, ожидая такси. Девушка мило держала своего кавалера под руку, парень улыбался ей.
– Плохо играешь! – крикнул Дима.
Ребята обернулись.
– Простите? – переспросил парень.
– Да я не тебе. Девчонке. Плохо играешь, говорю!
Ребята засмеялись, стараясь сдержаться.
– Ты врешь ему, потому что не любишь! Под руку его взяла – это же штамп, банальщина! Никуда не годится.
Парень напрягся.
– Нет у вас любви! Если бы ты его любила, не спала бы с другими! – отчаянно крикнул Дима девушке.
– Мужик, придержи язык, – строго сказал парень.
– А ты не лучше! – Дима обратился к парню. – Можно подумать, она у тебя единственная! Я же вас насквозь вижу, бездарные вы актеры. Покажите мне страсть, покажите мне любовь настоящую, наконец!
Дима встал со скамейки и, шатаясь, побрел к ребятам. Девушка испугалась и спряталась за парня. Он заслонил ее своей спиной.
– Все равно не-ве-рю, – Дима с расстановкой произнес последнее слово.
– Проваливай по-хорошему, – серьезно сказал парень, – а то втащу.
– Врешь! – крикнул Дима перед самым его лицом.
Парень размахнулся и ударил Диму в челюсть. Дима отшатнулся, не удержался на ногах и упал на газон.
– Олег! – крикнула девушка. – Олег, не надо! Он же пьяный! Или сумасшедший…
– Ничего вы не умеете, и любить не умеете… – сплевывая кровь, уже тише сказал Дима, продолжая лежать на газоне.
К остановке подъехало такси.
– Олег, поехали! – девушка схватила парня за руку и потащила к машине.
В районе переднего пассажирского места открылось окно.
– У вас все в порядке? – спросил водитель.
– Нормально, – ответил Дима, небрежно махнув рукой.
Парень и девушка быстро сели на заднее сиденье, захлопнули дверь и машина тронулась. Дима сел на газоне и потер рукой опухшую челюсть, провожая взглядом такси.
– Сонь, поторопись! А то опять на завтрак не успеешь!
Застегивая на ходу блузку, Вика подгоняла дочь, которая не спеша чистила зубы в ванной. Вдруг Вика замерла, услышав, как входная дверь открывается ключами с обратной стороны. Соня продолжала чистить зубы и что-то напевать. В квартиру зашел Дима. Он больше не был пьян. На его лице заметными темно-красными пятнами выделялись свежие ссадины. Дима смотрел на жену влюбленными глазами, словно они только познакомились. Вика застыла в нерешительности.
– Соня! Папа с гастролей вернулся! – наконец, обрадованно сказала она.
Танцы
Я живу по-настоящему, когда танцую. Я танцую всегда: когда радостно, когда грустно. Иногда на самом деле, иногда в душе. Мне 28, я живу в поселке, который носит мое имя – Никита. Это в Крыму. Кто-то скажет, что счастье – жить в таком месте, а для меня это тюрьма, потому что больше всего я мечтаю танцевать на большой сцене. Когда мне было 10, я оказался в детском доме. Мать умерла, а отец… фактически его не было. Он отказался от родительских прав и сдал меня в детдом. Видимо, ему так было проще.
Машка танцует вместе со мной. Я зову ее Мышь. Она маленькая и хрупкая, но ничего не боится. Я выпустился из детского дома на четыре года раньше ее, поэтому ей пришлось устроиться горничной в отель, ведь единственное танцевальное рабочее место в нашем задрипанном ДК занял я. Мышь не в обиде. Она вообще не умеет обижаться. Мышь понимает все, кроме одного – почему она не может иметь детей. Врачи говорят, что это невозможно, а мы все равно продолжаем мечтать о семье, которой у нас не было. Мышь придумывает имена нашим вымышленным детям, но почти все они плохо звучат в сочетании с отчеством.
Мы вместе танцуем в ДК, когда там нет занятий. Я договорился с директрисой, и она разрешила приходить нам в любое время. Мы танцуем на главной сцене и представляем полный зал, который рукоплещет нам. Мы вообще очень много представляем, и я верю, что эти мечты обязательно сбудутся. Ведь должно когда-то и нам повезти?
И вот, это случилось.
Я шел домой, когда на телефоне пиликнуло уведомление – пришел ответ из шоу-балета «Симфония», куда я отправлял наши танцы. Нас с Мышью пригласили приехать в Питер на прислушивание. Мышь ушла с тренировки раньше, ей нездоровится. В последние дни слишком жарко. Домой я не шел, а летел, танцуя. По пути я успел заказать билет на поезд до Питера с отправлением в 3:55. Мы как раз успеем доехать до вокзала в Симферополе.
– Мышь! Собирай вещи! Мы едем в Питер в «Симфонию»! – радостно прокричал я, едва войдя в квартиру.
Но Мышь не обрадовалась. В руке она держала тест на беременность с двумя полосками, а на лице была озадаченность. Два чуда в один день – это слишком. В договоре с «Симфонией» было ясно сказано о беременности: «исключено».
Мышь смотрела на меня испытующим взглядом, а я не мог, просто не мог поверить, что мы никуда не поедем. Мне 28, это единственный и последний шанс. Машка, не отбирай его у меня.
В тот день мы впервые поругались. Я хлопнул дверью и ушел вместе с тренировочными вещами и забронированным билетом. Мышь осталась в слезах.
Я долго бродил по ночному поселку, много курил. Когда на часах было почти четыре, я вернулся домой с надеждой уговорить ее. Ответ по прослушиванию нужно было дать в течение трех дней, у нас еще
