Вениамин Каверин - Пятый странник
-- Любезный схоласт, -- быстро заговорил шарлатан, -- все бренно, все минет, ничему не суждено бессмертия.
-- Да, -- отвечал схоласт, -- не смею противоречить. Ничему не суждено бессмертия.
-- А этот дом, -- говорил шарлатан, -- а эти бутылки, этот колпак, эта комната -- они исчезнут, как дым.
-- Исчезнут, -- отвечал схоласт, -- как исчезнем когда-либо и мы сами.
-- Так для чего же вы все это купили? -- продолжал шарлатан: -- или вы сделали все это в ваших бутылках?
-- Чужестранец, -- отвечал Швериндох, -- ты меня удивляешь. Ты говоришь со мною так, как будто, мы знакомы много лет. Между тем я вижу тебя впервые.
-- Впервые? -- сказал шарлатан с обидой в голосе: -- мы расстались сегодня днем. Нас разделила толпа на площади.
-- Чужестранец, -- отвечал Швериндох, снова -- я не имею права не верить тебе, но ты меня удивляешь. Я видел много людей на своем веку и может быть ученые работы несколько осла били мое зрение.
-- Освальд Швериндох, ученый схоласт, -- начал было шарлатан, подходя к нему ближе, -- нас разлучила толпа на площади. Поглядите на моего осла. Неужели вы и его забыли?
-- Как ты назвал меня? -- переспросил Швериндох и нахмурил брови. -- Ты принял меня за кого-то другого. Имя мое Иоганн Фауст.
6.
Наступила ночь. Схоласт усталый и голодный шел по пустым улицам Вюртенберга.
-- Гомункулюс, -- говорил он, похлопывая себя по карману, -ты слышишь, Гомункулюс -- я покинут, я оставлен всеми. Мой единственный друг -- это ты, и ты никогда не покинешь меня, потому что я тебя выдумал.
Он сел на тумбу и сказал мысленно:
Навстречу мне целый вечер попадались бюргеры, что шествовали с чрезвычайной важностью. Каждый из них имеет дома жену, а по вечерам -- ужин. Но я не имею ни того, ни другого. Я -- ученый баккалавр. Я -- maqister scholarium.
Улица была темна и безлюдна.
-- Доктор Фауст, -- закричал вдруг, прямо перед ним голос, -- что делаете вы, одни, поздней ночью, на улице города?
Швериндох поднял голову. Никого не было вокруг?
-- С вами произошла какая-то странная перемена, -- продолжал голос, -- мне кажется, что на вашем благородном лице несколько разгладились морщины.
-- Простите, -- пробормотал огорченный Швериндох, -- прошу прощения, повидимому мои глаза несколько ослабли от ученых занятий и я никого не различаю в темноте.
-- Это -- странно, -- удивился голос, -- с каких пор вы, дорогой учитель, перестали узнавать ваших добрых друзей?
-- Друзей? -- переспросил Швериндох, тщетно пытаясь разглядеть что-либо перед собою, -- осмелюсь просить вам напомнить мне, где и когда мы с вами встречались?
-- Право, -- с беспокойством продолжал голос -- право, я боюсь, дорогой учитель, что чрезмерные занятия слишком утомили вас. Не лучше ли вам будет отправиться домой и отдохнуть немного.
-- Нет, нет, -- вскричал Швериндох, -- нет, нет, я прошу раз'яснения. Где и когда мы с вами встречались и почему я не вижу вас?
-- Извольте, -- отвечал голос с обидой, -- извольте. Мы встречались в вашем доме в Вюртемберге, и вы знаете меня так давно, что вероятно шутите, не узнавая.
-- Непонятно, -- отвечал Швериндох, -- непонятно. Назовите мне ваше имя.
-- Курт, сын стекольщика.
-- Сын стекольщика, -- переспросил Швериндох, -- это очень странное имя.
-- Доктор -- вы нездоровы, -- сказал голос и на этот раз с чрезвычайной решимостью, ночь близится к концу и вам пора домой, доктор!
С этими словами схоласт почувствовал, как нечто осязаемое схватило его под руки и повлекло по темным улицам Вюртемберга.
7.
Шарлатан сидел против доктора Иоганна Фауста и взирал на него с тайным почтением.
В окно заглянул уже серый утренний свет.
-- Сорок лет тому назад, -- заговорил доктор, -- старый еврей из Лейпцига подарил мне белый порошок, который обладает чудесной силой в нахождении философского камня.
-- Осмелюсь вас спросить, -- сказал шарлатан очень тихо и с некоторой печальной вежливостью, -- для чего вы ищете филосфоский камень?
-- Чужестранец, -- отвечал, оборотясь, доктор, -- ты получил приют в моем жилище. Ты -- мой гость, но я прошу тебя не мешать в моей работе.
-- Простите, -- промолвил шарлатан, -- но среди моих немногих друзей есть некто Освальд Швериндох. Он ищет средства оживить Гомункулюса, и я подумал, не одно и тоже ли служит целью ваших стремлений.
Доктор не отвечал ему. Подойдя к столу, он собрал пепел, оставшийся на стекляной пластинке, смешал его с другим порошком и всыпал полученную смесь в реторту. Снова запылал маленький горн и два пламени соединились в одно, раскаляя железо.
-- Гомункулюс? -- сказал он, вспоминая о вопросе Гансвурста, -- пустое, Гомункулюса выдумал я еще в молодых годах, и оживить его -- невозможно.
-- Вероятно, так же невозможно, -- пробормотал шарлатан, -как найти золотой помет от осла, усеянный драгоценными камнями.
Он умолк. Голубая жидкость кипела в реторте, маленькие пузырьки отделялись от нее и через стеклянную трубку выходили под прозрачный колпак и оседали на его стенках блестящими каплями.
-- Работай при восходе солнца, -- снова сказал Фауст и снова более себе, нежели своему собеседнику, -- с запада иди на север, туда, где полная луна. Он был уже в моих руках, философский камень.
Но шарлатан никогда не узнал о причинах исчезновения из рук Иоганна Фауста философского камня, потому что на улице раздались неверные шаги, и дверь распахнулась, как бы под сильным ударом.
8.
Добровольное условие, дано в городе Вюртемберге в день седьмой мая месяца, года 14.
Закреплено в оный день советником магистрата Фридрихом Бауером.
Мы, бургомистры и совет, выслушав согласные речи нижепоименованных граждан Вольных Германских городов о добром путешествии, ими замышляемом, с целью разысканья многих, полезных науке, мираклей и соответствуя твердому настоянию, ими утвержденному, сим положили:
В день восьмой, месяца мая, года 14.. доктор и магистр философии и многих наук Иоганн Фауст из Вюртемберга, схоласт и также магистр многих наук Освальд Швериндох, шут из Берна, именем Гансвурст и мастеровой из Вюртемберга, цеха стекольщиков, именем Курт, покидают город для вольного путешествия сроком на полтора года. По прошествии же положенного времени должны возвратиться в город наш и кто из них возвратится ранее прочих, имея цели свои решенными, тот получает право на, остальными странниками открытые и полезные науки, миракли.
Таковая воля магистратом утверждена и печатью вольного Вюртемберга запечатана.
Советник магистрата: Фридрих Бауер.
Примечание к памяти: Упомянутый мастеровой Курт города нашего, подлинного телесного вида, при заключении сего договора, показать не пожелал, отговариваясь неимением. Однако звучал голосом и был признан существующим по уверению почтенного доктора и магистра философии Иоганна Фауста. Советник Фридрих Бауер.
Глава II. Путь схоласта Освальда Швериндоха.
1.
Дни проходят и дни уходят и Рейн протекает так же, как он протекал сотни лет тому назад. И как сотни лет тому назад на берегу его виден Кельн, сложенный из камней. Город этот очень древний город, но камни, из которых он сложен, -- древнее его. Старая ратуша не однажды жаловалась дому бургомистра: -разница лет между мною и моими камнями все та же и та же, меня огорчает эта неизменность -- и она двигала стрелками своих часов с неизменной последовательностью: час за часом, минута за минутой, пока сторож Фрунсберг из Шмалькальдена не позабыл завести часы.
Это было ранним утром и в тот самый день, когда схоласт прошел через городские ворота. Он первый увидел, как стрелки часов дрогнули последний раз и остановились.
-- Увы, -- сказал он, пораженный горестью, -- граждане города Кельна расточают драгоценное время -- бесплодно.
И так как он был человек добрый, то не замедлил сообщить о своем открытии первому встречному бюргеру.
-- Herr, -- начал он, подступая к нему с вежливостью, -Herr, простите меня за то, что я столь нечаянным образом нарушаю ваше спокойствие. Никакие обстоятельства не могли бы принудить меня к такому поступку, но судьба наша неведома нам совершенно и сторож ратуши, быть может, и не подозревает даже, какое ужасное событие случилось с ним.
-- Herr, -- отвечал бюргер, так же с вежливостью, однако же и с чувством собственного достоинства. -- Ему впрочем, чрезвычайно понравилась обходительность Швериндоха. -- Herr, не тревожьтесь о моем спокойствии, ибо мое спокойствие есть плод долгих размышлений и зрелого возраста. Впрочем, если вы чужой в нашем городе, то я сочту своим долгом дать вам приют. Позвольте также переспросить вас, какое замечание изволили вы высказать относительно сторожа ратуши?
-- Herr, -- отвечал Швериндох, отступая на шаг и низко кланяясь, -- ваша догадка относительно моего происхождения поражает меня своей прозорливостью. Я, действительно, пришлец в вашем городе и ваше гостеприимство делает ему честь. Впрочем, Herr, я упомянул о том, что наша судьба нам совершенно неведома и сторож ратуши, быть может, напрасно не заботится о своей безопасности.
