Эдуард Караш - И да убоится жена
Интересным совпадением было и то, что начальником райотдела милиции был тоже Тофик Мамедов, которого в отличие от участкового Тофика называли "товарищ Мамедов" или "товарищ подполковник". Злые языки трепались даже, что он родственник - дядя, что ли, и покровитель участкового - "иначе как же такому плюгавому - да в милицию...", но со временем эти подозрения рассеялись. Эльхан вспомнил, как однажды "товарищ Мамедов" прилетел на промысел по какому-то поводу, а вечером в Красном уголке состоялась его лекция на тему о борьбе против алкоголя и наркотиков, в которой он, в частности, поучал: "... Вот, пиример, у одного Мирзаага Ахмедова в посёлке Шувеляны сделили обыску, и - пажалста, находили пять, даже болше килограмм анаши, пиривёз из Узбекистан. Ну, я понимаю - один килограмм, ну, полтора, это ещё туда-сюда, но пять, э-э, пять, даже болше... Ни в какой ворот не лезет!.. Вот вам всё хи-хи да ха-ха, - реагировал он на непонятный ему смех в зале, - а это настояши переступлени..."
- Извини, товариш подполковник, - поднял руку Тофик, - нам школе учили - за пят грамм можно турма сидет, тоже переступлени...
- Канешна, но я говору не за что сидет, а сколко надо возит...
...- Нет, наш Тофик умнее, такую глупость не сморозит, надо бы их местами поменять, - шутили нефтяники, расходясь...
...Шесть часов кружения с одной отлучкой с трассы на дозаправку машины оказались результативными только в смысле очистки совести.
- Тело может быть и на самом дне, если он успел нахлебаться воды, пояснял доктор Френкель инспектору Керженбаеву, - тогда оно только к весне всплывёт, а если бы плавало на поверхности, значит в воду уже неживой попал - или падая расшибся, или наверху помогли... Но кому это нужно - среди ночи живого человека избивать или убивать, а, Нурсултан? - вопрос получился не совсем логичным, и доктор продолжил свои рассуждения, - А с другой стороны, с чего бы ему самому предпринимать такое путешествие в один конец, да в такую погоду, как думаешь, сержант?
Нурсултан серьёзно, как всё и всегда, с минуту обдумывал риторический вопрос Михаила Петровича. За это время перед его глазами с типичным казахским разрезом пронеслось несколько возможных сценариев трагедии - от несчастного случая до криминала, но ни сердцем, ни разумом он не мог понять и принять ни один из них, поскольку несчастье случилось не на пожаре.
- Не знаем, доктор, не знаем..., - задумчиво ответил он, когда Френкель, уже отвернувшись, разговаривал с Бычковым.
Керженбаев умел быть безапелляционно решительным и твёрдым при исполнении своих прямых обязанностей по предупреждению возгораний. По его убеждению он осуществлял "профлактик", при этом точно зная, что "проф" свидетельствует о его, Керженбаева, профессионализме, что касается составляющей "лактик", то о ней предстояло ещё узнать, но прямо спрашивать было неудобно.
Стоило кому-то закурить в неположенном месте, как перед ним мгновенно вырастал инспектор Керженбаев и, откозыряв и представившись (хотя за десять минут до того вежливо здоровался с нарушителем), вынимал из чёрной папочки бланк протокола. Поскольку его и без представления нельзя было ни с кем спутать, вспоминался зарапортовавшийся спортивный телекомментатор : "... против нашего Тюрина выступает боксёр из Нигерии, э-э-э, Ликумба. Его вы легко отличите по голубым трусам..."
Особенно Керженбаеву нравилось уличать курящее "не по правилам" начальство. Там, где любой другой инспектор ограничился бы коротким замечанием или даже просто укоризненным взглядом, Нурсултан являл собой живое воплощение согласованных и утверждённых "Правил пожарной безопасности на морских объектах бурения и нефтегазодобычи", в соответствие с которыми не только предъявлял штрафные санкции, но и докладывал своему руководству "для обсуждения и принятия мер" (?). Естественно, сам Нурсултан Керженбаев всегда ставился в пример и по красным датам награждался Почётными грамотами и благодарностями. Эрнесту лишь однажды удалось приглушить кипучую бдительность инспектора, правда, ненадолго. Нурсултан был включён в комиссию по приёмке смонтированной буровой установки вместо чем-то занятых обычных её участников - начальника части или его заместителя и, конечно, отыскал кучу недоделок чисто формального характера, на устранение которых, однако, требовалось затратить столь дорогое в конце месяца время. Эрнест решил схитрить:
- Послушай, Нурсултан, у тебя очень серьёзные замечания...
- Канишна, сурьёзны...
- Так вот, на тебе чистый лист, перепиши их по порядку, подпишись, дату поставь и держи у себя для контроля, а акт приёмки подпиши...
Инспектор, польщённый уровнем оценки своей работы и доверия со стороны самого председателя комиссии, согласился, но утром был первым в кабинете главного инженера:
- Тавариш инженер, я же не для себе же замичани писал - для мастер Трунов, для порядок, для профлактик...
- Правильно, Нурсултан, но пока бумага у тебя в кармане лежала мастер Трунов успел пробурить больше трёхсот метров и одновременно твои замечания устранить, можешь ехать проверять, а то бы буровая до сих пор стояла, план бы погорел...
- Э-э, план... План сгорит - люди целый будут, буровой сгорит - ни план, ни люди не будет, - резонно бурчал Керженбаев, покидая кабинет...
... Вернувшись к вечеру в Управление, Эрнест узнал, что начальник вместе с председателем профсоюзного комитета последним рейсом вертолёта вылетели на берег сообщить о случившемся семье пропавшего.
- Там же двое детей малых останутся, если, не дай бог, погиб... вытирала слёзы сердобольная Людмила Анатольевна - "секретарская начальница и папок командир", то бишь начадмхозотдела управления, - Ариф Аббасович весь день совещался с начальником милиции и следователем прокуратуры, на буровую выезжали, и профорг с парторгом с ними, людей много я к ним приглашала, беседовали, три чайника чаю выпили, девчонок загоняла - чай туда, пепельницы оттуда, да разыскать то того, то другого... А у вас что, Эрнест Аркадьевич, увидели хоть что-нибудь? - спросила без надежды...
- Нет, Людмила Анатольевна, ничего похожего... Завтра пошлём водолазов, свяжите меня с Управлением подводно-технических работ.
- Ой, господи, горе-то какое...
II
Корни и ветви.
Пятью годами ранее.
Ширинбек медленно шагал через центр города в направлении Приморского бульвара. Где-то, совсем недавно, то ли у Чейза, то ли у братьев Вайнеров ему попалось и запомнилось выражение, что герой "продефилировал по аллее", и сегодня он не сомневался в своём праве именно "дефилировать" по самым людным улицам Баку, поглядывая чуть свысока на встречный "сухопутный" народ. Для придания большей солидности своему "дефилированию" Ширинбек вооружился старинными чётками, доставшимися ему от покойного деда по отцовской линии, и на ходу степенно перебирал их обеими руками то спереди у пояса, то заводя руки назад - на уровне копчика. Пластиночки чёток из ценного полированного чёрного дерева с нанесённой на них вязью арабских письмен еле слышно цокали при переборе и приятно холодили пальцы.
Его переполняло желание встретить кого-нибудь из однокашников по нефтяному техникуму или бывших сослуживцев по Апшеронской конторе бурения, где он по распределению оттрубил три года, начав с рабочего и до техника за сто шестьдесят рэ в месяц. Очень хотелось после обычных радостных приветствий по поводу встречи этак небрежно бросить: "Да вот, задержался на пару дней в море, на прошлой неделе буровым мастером назначили, ответственность - люди, оборудование... Инженерная должность, между прочим... А ведь в море начинал всё сначала, с рабочего...". И уже потом обстоятельно ответить на все вопросы собеседника - и об условиях работы, и, конечно, о трудностях, и о зарплате, недоступной для береговых трудяг. А затем обязательно пригласить приятеля в шашлычную и там уже поболтать на тему "а помнишь...". И совсем неважно, что расплачиваться он будет деньгами, заработанными в должности техника, правда, уже морского - впереди он видел себя настоящим главой семьи, как дед.
Ширинбек никогда не равнялся на отца, во-первых, потому что тот бросил семью, когда мальчику не было и пяти лет, а во-вторых, отцовские дела и из собственной памяти и позже, из рассказов матери выглядели уж больно неблаговидно.
Судьба не баловала Расула Расулова. Тринадцатилетним мальчишкой он попал в интернат для детей "врагов народа", родителей своих с тех пор не видел и не знал, за что их "забрали", знал только, что оба до ареста работали в азербайджанской газете "Коммунист", где отец возглавлял сельскохозяйственный отдел, а мать - инспектором по кадрам.
Жизнь в интернате сделала Расула, главным образом, изворотливым и эгоистичным пройдохой. Кое-как закончив в интернате школу-семилетку, он с шестнадцати лет нанялся помогать продавцу магазина стройматериалов, но в 41-м был мобилизован в армию. До фронта он так и не добрался, их эшелон разбомбили в пути, а Расулу "повезло" - он получил осколочное ранение коленного сустава, и после госпиталя был комиссован с несгибающейся левой ногой.
