Олег Павлов - Эпилогия
Этот мальчик с индейскими волосами и в джинсах, не умеющий написать двух слов на том языке, на котором говорил отродясь, оказался обозревателем по связи в России ведущих мировых экономических журналов: маленький компьютер и рассылал его факс-колонки по всему миру (надо ли говорить, что и за телефон этот человек не платил). Как и все новоявленные прогрессисты-модернисты, Тима гордился, что знает толк в иностранцах и что вырвался на мировой простор. Его боссом был обрусевший англичанин, некто Патрик, вся фирма в России которого состояла из одного Тимура. Но что еще удивительней - Тимур сам этого своего босса и содержал: Патрик не платил Петрову зарплату, а брал у него в долг - и после с трудом, понемногу отдавал. Кроме того, Петров водил его за свой счет в рестораны. Было похоже, что Патрик, то есть иностранный босс, нужен был ему для престижа. А ходил он в рестораны, платил там за него, как за уроки, чтобы ощутить себя со вкусами и манерами англичанина. Именно так: он изучал Патрика, будто насекомое, чтобы приехать жить в тот мир готовым англичанином, таким же аккуратненьким насекомым. Если же и был у них общий бизнес, то вот такой: Патрик раз в полгода мотался на родину, где снимал для Тимура деньги с его счетов, что скапливались со всего мира в виде гонораров, укрываемых Тимуром от налогов... В общем, наши пути пересеклись, и я открыл для себя совсем неизвестную особь человека, тем же оказавшись интересным и для Петрова. А после, когда появился в моей жизни такой вот человек, появился в ней и компьютер. Был в моей жизни тот, кто дал первую сигарету и научил курить; кто налил первый стакан и научил пить - а вот человек, во всей своей красе, который дал поглядеть мне на компьютер и научил тому, чем сам был до мозга костей отравлен...
Купить компьютер просто - значило купить его за очень большие деньги. А за долларов триста - четыреста - там начинались сложности. Этой сложностью была жизнь. Имея двести - триста долларов в кармане и желая притом иметь компьютер, ты попадал в джунгли самодела и в непростую жизнь, которая от простой и легкомысленной отличалась, как супермаркет от одесского Привоза: там могли обмануть, могли украсть, могли б - за те двести триста долларов - даже убить. Многие исповедовали теорию "опрятной бедности", и частенько приходилось слышать: да, мы живем бедно, нам не хватает денег, зато у нас есть японский телевизор. Люди кинулись покупать японские телевизоры, копили по-муравьиному на него деньги, чтобы заставить себя уважать. В среде литературной нищета принимала опрятный вид, если на письменном столе у тебя всеми правдами и неправдами появлялся компьютер. Заработать денег литературной работой было нельзя - хоть умри. А вот именно что не заработать, получить их дуриком - пожалуйста. Японская телекомпания снимала дежурный эпос о России, одна из серий в котором была посвящена литературе. На то время в ней моложе меня никого не было, а им был нужен для съемок самый молодой, к тому же работал я к тому времени в больнице чем-то средним между охранником и санитаром морга - японцы потоптались несколько дней у меня в квартире с камерами, попросили познакомить их с моей работой и почему-то еще с моей "русской бабушкой" и заплатили за беспокойство в десять раз больше, чем только что я получил за роман. Так я расплатился с долгами и еще остались деньги - могло их хватить на полгода спокойной жизни, однако суждено мне было иное.
В те дни я со злорадством взирал на пишущую машинку. Знал бы дедушка, что наследство его начало прирастать и дало плоды! Мысленно я все еще рассчитывался с ним за машинку, доживая до того дня, когда наконец смогу не чувствовать страха и вины. Компьютер - это было бы уже мое, мной заработанное, так что я уже сам мог оставить его в наследство. Тимур пообещал найти мне по объявлениям подходящий вариант - и вот раздался его звонок. По нашему договору я должен был заехать за ним на "Пражскую" на такси, а после покупки накормить его ужином и отвезти на такси же домой; а он давал мне на год гарантию, что компьютер не сломается, а если бы сломался, то он бы уже оплачивал ремонт. Мы поехали по объявлению.
Подходящий по цене компьютер торговал молодой мужской голос в Марьине. Не будь дурак, я взял с собой еще одного друга - в прошлом боксера. Со стороны мы были похожи на телохранителей Петрова - имели такой же сосредоточенный, настороженный вид. На квартире нас ждали тоже... три человека, из которых два, очевидно, ничего не смыслили в компьютерах; они развалились в креслах и с угрюмым видом тянули из банок пиво. Хозяин квартирки - такой же дохленький, что и Петров. Нас попросили показать деньги. Мы попросили сначала показать компьютер. Возникла напряженная пауза. После чего все шестеро мы влезли в тесную комнатушку, где прятался компьютер. Стало как-то полегче - я вынул и снова спрятал доллары. Петров с хозяином квартирки засели тестировать и проверять. Тесты строчились на мониторы. Атмосфера в комнате была такая, будто строчит счетная машинка живые деньги. Время томительно затягивалось - пока они считали, мы стали о чем-то беседовать с двумя амбалами напротив.
В конце концов Петров нашел какой-то небольшой изъян, какой понимали только он и плюгавый хозяин комнаты.
Тимур, забывшись, стал в ехидной высокомерной своей манере торговаться: "Нет, здесь надо долларов пятьдесят скинуть..." Он думал сэкономить мне денег, а мог отнять здоровье или даже жизнь... Атмосфера снова стала напряженной - амбалы замолкли и уставились угрюмо на Тимура, который что-то у их дружка хотел скинуть, как если бы отнять. Никто и не думал, что компьютер покупаю я, но здесь и прорезался мой голос: "Тима, скидывать не надо". "Да это почему?" "Потому что не надо... Делай, что сказал..." "Тогда я снимаю с себя гарантию". "Снимай. А я снимаю такси..." Наши невнятные переговоры стали их раздражать все больше, и со стороны им не иначе казалось, что мы подаем друг другу знаки. "Мы берем",- говорю я. "Это будет твой первый и последний",- ехидничает он. После мы с коробками потащились вшестером до ближайшего обменного пункта проверять доллары японцев, а он оказался закрыт, и банда наша из шести человек неприятной наружности побрела совсем неведомо куда. Мы с Петровым разругались: он хотел ехать со мной ужинать, а я уже считал, что он на этот ужин не имеет больше прав. Стремительно накатилась вражда: я его послал в поганую его Англию и обзывал фарцовщиком, а он глумился над моими жалкими долларами, над моим жалким компьютером и натурально проклял его матерно на английском языке; материться по-русски он уже успел себя отучить.
Писать всерьез и долго нет у меня сил, пусть простят мне иронию да и этот весь беглый рассказ. Суета, вовсе-то не главное, вдруг становилась главным, самой жизнью... Пишу я о суете, однако в ней и гнездятся бесы. Тыщу раз я себе говорил, что надо остановиться, обрести покой, но всегда гнал меня писать только вещий страх, заполученный будто вместе с дедушкиным наследством. Когда ж я купил компьютер, то мне отчего-то стало еще страшней, и этим страхом моим кормилась теперь умная, бездушная вычислительная машина, которая, как оказалось, имела свой непонятный подлый характер и которую я сам в конце концов одушевил. Свой компьютер после года работы на нем я называл просто: "Ну ты, падло..." Тут и вспомнилась мне послушная тупая пишущая машиночка - мой творческий метод делал меня зависимым от все более изощренных и все более самостоятельных в своей изощренности вещей.
Обрести твердую почву под ногами никак не удавалось. Японские доллары я грохнул, а мне будто во сне мечтательно думалось в пору моей дружбы с Тимуром, что они из компьютера, как из навоза, уже чуть ли не на другой день произрастут. Я говорил себе: компьютер облегчит мне работу и даст новые возможности, стало быть, я успею сделать вдвое больше и т. п., а мои факс-колонки тоже заполонят полмира. Но обнаружилось, что работать больше и быстрее я или не умею, или физически не могу. Также не мог я стать и легкомысленней, а цинизма хватило только, чтоб морочить голову в стенах собственной квартиры заезжим японцам, пугая их до смерти рассказами про своего дедушку - "генерала КГБ". Из-за компьютера я стал еще более мистиком, чем был, потому что между мной и нечистой силой появилась связь, как мне чудилось, навроде телеграфной. Мой компьютер сожрал в первый раз у меня главу романа. Как это могло произойти, никто из людей сведущих не мог мне объяснить, а я всегда забывал делать копии, потому что многажды влезал в компьютер и правил. Главу пришлось делать заново, но тогда я еще писал в свое удовольствие. Скоро же оказалось, что у меня снова почти нет времени три месяца проедали аванс от журнала, думал, что сроки всегда перенесут, но и всячески их умасливал, что работа "двигается", тогда как никуда она не двинулась. Уверенный в том, что сроки перенесут, я даже заявился в редакцию с мрачным независимым видом и попросил дать мне аванс во второй раз, так как работа над романом уже совершенно близится к концу. Мой решительный вид и мой будущий роман давно внушали к себе такое гипнотическое уважение, что дадено было без промедления, в тот же час, еще пятьсот тыщ.
