Сулейман Велиев - Усатый ага
- Ты не будь таким, как Мустафа, - говорил между тем Шапоринский Усатому аге. - Зайди ко мне вечерком на квартиру.
- К добру ли, хозяин? - спросил Усатый ага. Он не привык распивать чаи с капиталистами и ничего хорошего не ждал для себя от этой встречи.
Шапоринский ободрил его благодушной улыбкой:
- К добру, к добру, заходи!
Откинувшись на спинку сиденья, обитого бордовым плюшем, толстяк ткнул кулаком кучеру в спину - поезжай, дескать, - и фаэтон тронулся. Проводив его глазами, Усатый ага обратился к Мустафе:
- Как ты думаешь, зачем он пригласил меня?
Тот рассердился:
- Тупой ты, что ли? О наших делах выведать хочет. Видишь, каким добряком прикидывается!
Зурначи между тем продолжали играть, молодежь танцевала, а "хан" и его "помощник" вполголоса обсуждали, как быть Усатому аге - идти к Шапоринскому или не идти?
- Не пойду, - решительно сказал Усатый ага. - Похоже, он нас хочет перессорить. Меня хвалил, вроде бы в гости пригласил, тебя ругал, стращал. Почему он на тебя накинулся?
Мустафа зло улыбнулся.
- Он и меня сначала хвалил. И в гости так же вот приглашал, да ничего у него не вышло.
Усатый ага присвистнул:
- Вон оно что! Ну, так и со мной не выйдет. Не пойду...
Мустафа перебил его:
- Погоди, не спеши. Я не советую тебе отказываться. Может быть, и я зря отказался. Шапоринский что-то замышляет. Надо выведать его замыслы. Сходи. Прикинься простачком, послушай, что скажет. Нам важно знать, пронюхал он про забастовку или нет.
- Значит, идти?
- Непременно! - решительно подтвердил Мустафа. - Чего тебе бояться? Не съест же он тебя!
Усатый ага долго думал, потом сказал:
- Я не его боюсь, а...
- А кого? - с тревогой спросил Мустафа.
- Его жены боюсь.
Мустафа засмеялся:
- Ну вот еще! Можно ли бояться женщины!
Усатый ага тяжело вздохнул:
- Эх, друг! Ты не знаешь... Эта барыня не дает мне проходу.
Мустафа удивился:
- То есть как?
- А так... Что толку скрывать от тебя? Шапоринский уже стар, она молодая... Однажды я чинил у них печку. Работаю, а она стоит и глаза на меня пялит. Смотрит, как лиса на виноград. То с одного бока зайдет, то с другого и всякие слова мне говорит: "У вас золотые руки. Вы дивный мастер..." А потом вдруг: "Мне нравятся мужчины высокого роста, вот с такими усами, как у вас!"
- Вот тебе на! - изумился Мустафа. - Какая бессовестная женщина! Вот они, барыни-то!
Будучи уже не в состоянии исполнять шутовскую роль "хана-повелителя", Усатый ага тронул вожжами лошадей, и фаэтон вырвался из толпы. Вслед помчались голоногие ребятишки с криком:
- Хан уезжает!
- Беду с собой увозит!
- Тяжелой поступью уходит!
Праздничное настроение Усатого аги было безнадежно испорчено. Хмуро, нехотя он кричит на примостившихся на запятках фаэтона детишек и погоняет лошадей. Ему захотелось поскорее домой. А впереди поселок еще одного промысла. Там его тоже ждет праздничная толпа. Прямо у дороги - хозяин промысла.
Но веселья не получилось. Остановив лошадей и поздравив собравшихся с праздником, "хан-повелитель", принужденно улыбаясь, "оштрафовал" хозяина промысла на десять рублей и тотчас взмахнул кнутом. Лошади с места рванули вскачь и неслись вихрем до мечети. Тут была такая густая толпа, что поневоле пришлось остановиться. Зурначи грянули плясовую. Усатый ага, наклонившись к Мустафе, шепнул ему что-то на ухо, потом подозвал одного из толпы, видно знакомого, и ему шепнул что-то. Тот наклонился над задним сиденьем фаэтона и из-под ног музыкантов извлек большую корзину. Те сделали вид, что не заметили этого, и продолжали играть с особым усердием. Человек с корзиной исчез. Проследив за ним взглядом, Усатый ага громким голосом обратился к толпе:
- Друзья! Ветер уже подул. Игру свою мы закончили. До свидания!
И спрыгнул с фаэтона. Мустафа - за ним.
Зурначи перестали играть. Один из них подобрал вожжи, и фаэтон укатил куда-то. Остальные вместе с Усатым агой и Мустафой отошли в сторону, будто бы собираясь делить собранные деньги. Постояли с минуту и пошли по дороге, ведущей к замку. Дети, надрываясь, кричали:
- Хан уехал!
- Великий хан уехал!
- Беду с собой увез!
2
Быглы-ага, или, как давно уже все его звали, Усатый ага, родился в деревне Кендамаг, Карадагской области Южного Азербайджана. Там прошли его юношеские годы. Бойчее и смелее его в деревне парня не было. По верховой езде и по стрельбе он считался первым.
После смерти родителей Быглы-ага задумал жениться на дочери деревенского пастуха Гызбест. Но исполнить это ему было нелегко. Впервые он узнал, что для бедной девушки быть красавицей - большое несчастье. Сваты не давали покоя пастуху. За черноглазой, шустрой Гызбест охотились самые богатые женихи деревни. А пастух смотрел на дочь как на ценный и выгодный товар, который должен обогатить его. Сватов бедняка Быглы-ага пастух попросту выставил за дверь.
Шли дни. И вот однажды Быглы-ага услышал, что пастух выдает свою дочь за сына лавочника. Такого известия он давно ждал, и все-таки оно потрясло его. Как говорят, от сердца Быглы-аги к сердцу Гызбест лежала прямая дорога. Девушка поклялась выйти замуж только за Быглы-агу, а ее отец и слышать не хотел об этом. Тогда Быглы-ага тайно увел девушку из деревни в Карадаг, а оттуда они переехали в Баку. След их для пастуха затерялся, и все обошлось благополучно. Быглы-ага стал работать на Раманинском промысле. Жизнь вроде налаживалась. Но среди незнакомых людей он чувствовал себя одиноким и тосковал.
- Почему ты не в духе? - спросил его однажды рабочий Гамид.
- Одинокий я тут... Ни родственников, ни друзей. Чему же радоваться? Только дома и отвожу душу с женой.
Гамид успокаивал его как мог:
- Иметь родных и друзей хорошо, да не всегда. Бывают такие родственники, что лучше бы их и не было. Они - друзья твоего кармана, а в трудное время не только тебе не помогут, а даже обрадуются твоей беде. У меня в городе есть двоюродный брат. Лавочник. Ни богу свечка, ни черту кочерга. Когда я, изредка, бываю у него дома, то сижу как на иголках. Хвастается, говорит о райском блаженстве, показывает ценные вещи, чванится. В последний раз граммофон показывал, заводил только что купленные пластинки, угощал чаем, но, даже не покормил. Даже не спросил, не голоден ли я. Вот тебе и богатый родственник...
- Правду, видно, говорят, что сытый голодного не разумеет, - подтвердил Быглы-ага. - Голодному бы кусок хлеба, а сытый ему музыку и чай предлагает.
- Вот-вот! А попадешь в хижину бедняка - все, что есть, на стол подадут и голодным из дома не выпустят. К чему, думаешь, я тебе все это толкую? Не в родственниках счастье. Надо искать дружбу у таких же, как сам, тружеников. Дружба! Что есть в мире лучше подлинной товарищеской дружбы!
Гамид умолк и задумался. Быглы-ага сказал:
- Среди богатых из ста можно встретить одного хорошего человека.
Гамид отрицательно покачал головой.
- Одного из тысячи. Э, все они одного - поля ягоды! Разве бывают хорошие воры? Только в сказках. А богатые - те же воры. Если они не будут обворовывать нашего брата - рабочих, то откуда у них возьмутся богатства? Иногда встречаются и такие богачи, которые приглашают рабочего человека в гости, даже подарки ему преподносят. Но только это хитрость. В таком разе гляди да гляди! Либо обмануть тебя хотят, либо подкупить. Поэтому, как говорится, будь проклята и черная и белая змея! Овце с волком не дружить. А волки везде одинаковы, что на твоей родине, что тут. Для уничтожения капитализма нужна дружба не пятерых-шестерых, а крепкое единство всего рабочего класса. Вот так-то, брат! Не сторонись коллектива и не считай себя одиноким. Народ у нас на промысле хороший, боевой. Чувствуй себя как дома и со всеми рабочими обращайся как с друзьями.
Прошло немного времени, и Быглы-ага действительно почувствовал себя своим человеком на промысле.
Вначале Быглы-ага работал подручным у старого печника, а после его смерти заменил его. Так как нужда в печнике на промысле случалась не часто, Быглы-агу по совместительству назначили тарталыциком. Платили мало, но он прирабатывал: после трудового дня кое-кому чинил печи, клал новые. Времени не оставалось даже на сон. Поздними вечерами домой возвращался как пьяный. Но что же делать? Богатые везде мучают бедных. Вот он работает днем и ночью. Не щадит здоровья и все-таки живет в нужде. Пятеро детей - не шутка! Чего-чего, а детей у бедняков всегда много. Старшему, Салману, десять лет, младшему - меньше года.
Жил Быглы-ага на окраине рабочего поселка, в "собственном доме". Так в шутку именовал он купленную за гроши жалкую лачугу. С женой они потратили много сил, чтобы приспособить эту конуру под человеческое жилье. Однако же приспособили. Получилось даже две комнатки. Товарищи по работе завидовали: особняк! Они не знали, что прежде в этом помещении была конюшня...
Перед домиком Быглы-ага разбил крошечный садик.
