Максим Горький - Том 12. Пьесы 1908-1915
Александр. Cher oncle, двадцать пять рублей, и — я уйду!
Яков. Возьми, пожалуйста… на столе под прессом. Но — я спрашиваю — неужели тебе не жалко мать?
Александр (искренно). А кто пожалеет распутного молодого человека — кандидата в помощники полицейского пристава? Мне предстоит бить морды человеческие, брать взятки понемногу и — получить в живот пулю революционера… Как вам нравится эта блестящая карьера? (Насильственно смеясь, уходит.)
Яков (не сразу). Как он похож на своего отца!
Софья. Я не знаю, как надо говорить с ним, что сказать ему! Зачем ты дал ему денег? Он снова будет пить всю ночь.
Яков. Но что же делать? Надо же было, чтобы он ушёл!
Софья. Мы тебя ограбим, Яков… Зачем ты с нами?
Яков. Оставь, дорогая Соня. Я хочу быть полезен тебе и сумею, ты увидишь! Вот приедет Иван…
Софья. Твоих денег ненадолго хватит…
Яков. Но разве только деньги, Соня…
Софья. Нам ничего не нужно, кроме денег…
Федосья. Сонюшка, Андрюша-то Рязанов — жив ли?
Софья (громко). Умер, няня. Я тебе говорила.
Федосья (качая головой). Да, да… Застрелили его… да…
Софья (равнодушно). Это Бородулина застрелили…
Федосья. Да, помню, помню… Андрюша-то… тоже мой выкормок… Много их…
Софья (взглянув на старуху). Ты знаешь, что Рязанов сёк крестьян в её деревне… может быть, родственников своей няньки.
Яков. Почему ты говоришь об этом?
Софья. Не знаю… Так…
Федосья. Да… мно-ого!
Яков (тихо просит). Я хочу поговорить с тобой о Любе. Можно?
Софья (подозрительно). Что такое?
Яков. Мне кажется, она что-то чувствует… чего-то ищет…
Софья. Все теперь чего-то ищут.
Яков. С нею обращаются грубо…
Софья. Я?
Яков. О, нет, конечно! Ты только… менее внимательна с ней…
Софья. Она тоже нехорошо относится ко мне… Впрочем, она со всеми одинакова…
Яков (тихо, намекая). Кроме меня, Соня…
Софья (помолчав). Нет! Она не может знать! (С силою.) И — не должна знать, Яков! (Порывисто, тихо.) Я мучительно люблю это несчастное существо, я люблю… Но моя любовь — трусливое чувство виноватой; я боюсь, что вскроется моя вина перед нею, и — люблю её издали, смею подойти к ней, говорить с нею…
Яков. Это напрасно, Соня. Скажи ей, скажи…
Софья. Не могу…
Яков. Потом, не сейчас, но — скажи!.. Теперь ты слишком мрачно настроена… это проклятое, безумное время подавляет тебя…
Софья. Я тоже ищу. Я хочу понять, что мне делать? Ведь дети мои погибают, Яков! Я спрашиваю себя: где ты была до этой поры? Чем вооружила детей для страшной жизни?
Яков. Голубушка — спокойнее! Кто же знал…
Софья. Я спокойна — господи боже мой! Я всё думаю, думаю, но я — спокойна!
Яков. Нет, Соня! Это глупое покушение на жизнь Ивана и затем его отставка ошеломили тебя, ты растерялась — понятно! И к тому же дикий вой газет… они клевещут, сочиняют…
Софья. Ты говоришь по совести — они клевещут?
Яков (не глядя на неё). Они преувеличивают… Иван, конечно, не очень… он слишком…
Софья. Нет, будем правдивы. Мы знаем, что газеты не клевещут…
Яков. Ах, Соня… Это, должно быть, страшно трудно — остаться честным, имея пятерых детей…
Софья. Не говори так! Ты сам себе не веришь…
Яков (сконфужен). Всё против человека в нашем обществе, вот что я хотел сказать! Невозможно быть самим собой…
Софья (всё время ходит по комнате, сняла цветы с головы няньки, бросила их в угол). Человека, имеющего пятерых детей, мы знаем лучше газет. Нам известно, что этот человек кутила и развратник; он устроил игорный дом рядом с комнатами, где спали его дети. Какие женщины бывали у него! Он оскорблял свою жену непрерывно десять лет — сколько любовниц имел он! Разве не он развратил Александра? А почему я не умела помешать этому? Он пьяный уронил Любу на пол, сделал её уродом — как я могла допустить? Поздно думать об этом? Поздно, да, я знаю…
Яков (качая головой). Как ты ошиблась однажды…
Софья. Я это знаю… Ты — мягок… да, с тобой было бы спокойнее жить… Ты честный человек. Мне было тридцать пять лет, когда я догадалась об этом, а Любе уж было десять. Десять лет я не думала о тебе… забыла про тебя и вспомнила в год, когда Иван, помещик, дворянин, — пошёл служить в полицию. Ты застрелился бы, но — не пошёл! И вот десять лет пытки и унижений и для меня и для него… Как он быстро развратился, прогнил… Когда в него стреляли — мне стало жалко его, я готова была простить ему всё, что можно… Но он вёл себя так унизительно, трусливо…
(Из столовой идёт доктор Лещ, человек средних лет, с больным жёлтым лицом. Он шагает осторожно, прислушивается, предупредительно кашляет.)
Лещ. Если помешал — приношу извинения! Вам сказала Надя о том, что подозреваемый в покушении заболел?
Софья. А зачем я должна знать это?
Лещ (поучительно). Человек этот не может быть безразличен для вас; странно вы говорите! Вы непосредственно заинтересованы в том, чтобы он понёс должное наказание, — как же иначе? (Считает пульс Якова, глядя в потолок.) Как спали?
Яков. Плохо.
Лещ. А сердце?
Яков. Замирает…
Софья. Он не сознаётся?
Лещ. Нет! Аппетит?
Яков. Плохой. Ванны меня ослабляют…
Лещ. Я это предвидел, разумеется.
Софья. Может быть, действительно не он стрелял?
Лещ. Не знаю. Меня это не касается. Ванны надо продолжать.
Федосья (улыбаясь). Доктор, полечил бы ты меня, а? Полечи-ка! (Тихонько смеётся, точно торжествуя.)
Лещ (солидно). Далее — Александр может получить должность помощника пристава, но это будет стоить пятьсот рублей.
Софья. Надо дать взятку?
Лещ. А как же? Разумеется.
Софья. У нас нет денег.
Лещ. Несомненно. Но я думаю, дядя Яков понимает насущную необходимость всей семьи…
Софья. У него тоже нет денег…
Лещ (пристально глядя на неё). Сенсационно. И — странный тон — как будто эту взятку требую у вас я сам!
Яков (торопливо). Это не совсем верно, Соня, я могу дать пятьсот…
Софья (зятю). Вам кажется, что Александр будет на месте в полиции?
Лещ. Я, как вам известно, человек правдивый, и скажу прямо: полиция — это единственное учреждение, где ваш сын может служить. Я отношусь к нему отрицательно и не скрываю этого даже от него. Разумеется, в нём есть и добрые чувства, но в общем — это анархист, человек, лишённый внутренней дисциплины, существо с расшатанной волей… недоучившийся юнкер…
Софья. Когда вы осуждаете людей, вы говорите охотно, но ужасно длинно.
Лещ (любезно). Тут виновато обилие недостатков в людях…
Софья (Якову). Мне не хочется, чтобы Александр служил в полиции…
Яков (бормочет). Что же делать?..
Лещ. Не вижу, где бы он мог служить кроме, положительно не вижу. У него есть некоторая военная выправка, он был вольноопределяющимся, имеет какой-то чин. Я думаю, он будет недурным полицейским… для провинции, разумеется!
Яков (осторожно). Главное, Соня, он уйдёт из дома, и дети избавятся от его влияния… Ты позволь мне дать эти деньги…
Софья (пожимает плечами). Я не понимаю, что надо делать.
Яков. Деньги — кому?
Лещ. Я дал слово, что не назову имени лица, которое желает получить деньги.
Яков (смущённо). Конечно… понимаю…
Лещ. Не очень приятное поручение давать взятки… Что, скоро обед?
Софья. Идёмте. (Помогая Якову встать.) Вот я и продала сына…
Лещ (наставительно). Продавая — получают деньги…
Софья. На душе у меня — нехорошо…
Яков (тяжело двигая ногами). Что делать! Без взяток не работает машина нашей жизни…
Лещ (идя за ними). Без денег — невозможна личная независимость…
