Александр Володин - Дульсинея Тобосская

- Не знаю.

- Черт побери, Дульсинея - Марсела с родимым пятном! Ведь так, Санчо? рассердился отец.

- Так, - согласился Санчо.

- Кто Дульсинея?

- Марсела с родимым пятном. Отец обратился к жениху: Доволен?

- И пускай оповестит жителей Тобосо, что между Альдонсой и Дон-Кихотом ничего не было, - потребовал жених.

- Если она вообще не Дульсинея, зачем же оповещать, что между ними ничего не было? - вмешалась мать.

- Дурень, если Санчо начнет ни с того, ни с сего кричать, что между ними ничего не было, - это как раз и посеет ненужные подозрения. - поддержал ее отец.

- Хорошо, тогда пускай он скажет хотя бы нам, было что-нибудь между ними или не было? - настаивал жених.

- Изверг естества! Подвал гнусностей! Копилка небылиц! Неужели тебе еще не ясно, что между ними ничего не было? Санчо, повтори ему, что ничего не было!

- Ничего не было, - сказал Санчо.

- Ничего не было! Понял?

- Он и видел ее всего раза три, и то еще до того, как немного тронулся в уме.

- До того, понял?

- Она тогда и внимания на него не обратила.

- Она и внимания не обратила! Понял? Тут вступила Альдонса: Понял он, понял. А теперь, женишок, держись за скамейку, я тебе скажу правду.

- Вся правда сказана, и довольно, - беспокойно сказала мать.

- И нечего меня выгораживать, надоело. Скучно мне оправдываться перед тобой. А что было, то было, и не тебе меня судить.

- Опомнись, что между вами могло быть!

- Все.

Отец сразу поверил: Где?

- На сеновале.

- Когда?

- Весной.

- Весной ты коз пасла в горах! - возразила мать.

- Я молоко носила домой.

- Весной дожди шли, на сеновале все сено замокло!

- Матушка, какое это имеет значение?

- Я знал это! Я сразу это понял, только у меня еще не было доказательства! - торжествовал жених.

- Ты думал, раз в селенье мало мужиков, так я никому не нужна? Любая женщина хоть кому-нибудь да нужна.

- Вон из дома. - сказал отец.

- Хорошо, батюшка. Альдонса встала и пошла к двери. Жених стал удерживать ее: Нет, зачем же так! Это лишнее, батюшка. Куда она пойдет?

- Ты свое дело сделал, заткнись.

- Что до меня - так я прощаю. Если она раскаялась - я согласен: Ничего не было. Я хотел, чтоб я не один мучился, но и ты тоже. Может быть, я и хватил через край. Но я согласен. Несмотря ни на что. Несмотря на твой возраст.

- Скучные вы. Скучные. Я спать перестала от скуки, - сказала Альдонса.

- Не от скуки, а замуж тебе пора, - возразила мать.

- Вышла бы я за него, но только чтоб овдоветь в тот же час.

- Видите, сколько в ней злости? Но я все равно согласен, - сказал жених.

- Счастливо оставаться.

Мать бросилась к двери, преградив Альдонсе путь.

- Моя бабка была замужем, и я была замужем, и ты будешь!

- Будет, будет. Завтра свадьба, - усмехнулся жених.

- Ну и слава Богу, - сказал отец.

- А я вам скажу, Альдонса, что драгоценней всего на свете - свобода. И с нею не могут сравниться никакие сокровища, - убежденно сказал Санчо.

- Не безобразничай, пучеглазый. Пришел за шерстью - гляди, как бы самого не обстригли, - рассердился отец.

- И напротив того, неволя есть величайшее из несчастий, какие могут случиться с человеком!

- Какая же это неволя, замуж выйти? Спасибо, что человек согласен ее кормить! - воскликнула мать.

- А на это я вам скажу: блажен тот, кому небо посылает кусок хлеба, за который он никого не обязан благодарить, кроме самого неба!

- Ну, винный бурдюк, придется тебя приостановить, - сказал жених и отвесил Санчо оплеуху.

- Чтоб тебе блохи глаза выели! - вскричала Альдонса и отвесила оплеуху жениху.

- Ты еще и руки распускаешь, образина? - возмутилась мать и отвесила оплеуху Альдонсе.

- Не смей лупить девушку, окаянная! - завопил отец и отвесил оплеуху жене.

- Живодер! - рассердилась мать и отвесила оплеуху мужу.

Дом изысканных удовольствий

Комната была так обставлена и отделана, что всякому сразу становилось ясно: здесь живет достойная и приличная дама. В золоченых клетках посвистывали канарейки.

Альдонса в своем туалете сочетала сельскую наивность и моду больших городов. Что же касается сеньоры Тересы, то она выглядит так благородно, что благородней ее едва ли отыщутся две или три сеньоры в Толедо.

- Дон Лопес от бешенства ходил по потолку! Изорвал твою мантилью и вопил на весь город! Чем он не угодил тебе, пустоголовая? Что туг стряслось? - спросила Тереса.

- Поначалу все шло хорошо. Он сказал, что моя красота так его пленила, что он более не может с собой бороться, - отвечала Альдонса.

- Прекрасное выражение.

- Он сказал, что его вздохи испепеляют воздух.

- Удачно.

- Его жалобы утомляют внимающие небеса.

- Вот запомнила бы, при случае ты сама могла бы так выразиться! Как же ты ответила на это?

- Я ответила, что от его слов моя душа подступила к горлу и торчит там, как грецкий орех.

- Не слишком изящно, но простодушно. Этим всегда брала Кристина.

- Тогда он сказал про ланиты.

- Ланиты - это щеки.

- А я подумала, что это неприличное. Потом он сказал про ТантАл.

- ТАнтал, - поправила Тереса.

- Он сказал "жаждущий ТантАл".

- Ну, это тебе не обязательно знать. Надо просто слушать, скромно потупясь.

- Дальше я не помню, потому что у меня болела голова, наверно от угара. Я сказала, что я, наверно, угорела и сейчас мне не до этих тонкостей.

- А к чему было об этом докладывать? Зачем ему знать, что ты угорела или маешься животом? Ты - Дульсинея, ты должна быть высшее существо, как бы бесплотное!

- А он мне возразил, что я бесчувственное животное.

- И он был прав, и нечего обижаться.

- Я и не обиделась. Но он еще возразил, что я неблагодарная тварь. Тогда я обиделась и возразила ему: чтоб тебе дюжину жаб сожрать.

- С этим кабальеро покончено. Но, может быть, и к лучшему. Сегодня к тебе придет другой кабальеро. Единственный сын человека, которого из почтения я и назвать тебе не могу. Сейчас ожидает в наследство приличный майорат. Но и ты должна постараться. Кстати, когда тебя называют Дульсинея, ты не должна вздрагивать, как будто тебя ужалил в ягодицу овод. Да и есть поменьше надо. Дон Лопес был поражен: какая это Дульсинея, она здорова как яблоко! Пускай знатных сеньор уважают более, нежели нас, но в искусстве любви мы должны превосходить их, иначе нет никакого смысла. Да, мы предпочитаем любовников с деньгами, навьючь осла золотом - он и в гору бегом побежит. Но кабальеро должен быть уверен, что он добился твоей любви не с помощью денег, а благодаря своим личным достоинствам. Правда, положение осложняется тем, что ты Дульсинея. Раз ты Дульсинея, то вынуждена быть непорочно девственной. Цветок твоей девственности есть дар. Стоит только сорвать розу с куста, как она увяла. Сегодня у тебя ничего не болит?

- Нет.

- Юный Маттео, который к тебе придет, видел тебя только издали, на балконе, и влюбился до смерти. Если, бог даст, ты его не разочаруешь, и он скажет тебе слова любви - что ты должна ему ответить?

- Я знаю, что любовная страсть в человеке есть неразумный порыв, который выводит человека из равновесия. И он, попирая...

- Препоны, препоны. Можно проще: препятствия.

- Попирая препоны, неразумно устремляется вслед желанию. Но едва человек достигнет своего, как это теряет для него всякую цену.

- Так и будешь таращиться? У тебя должны быть очи, подобные сияющим звездам! Альдонса сделала.

- Боже мой. Допустим...

- Если вы, сеньор, пришли сюда за моим сокровищем, то получите его только после того, как свяжете себя узами брака. Ибо девственность может склониться только перед этим священным игом...

- Хорошо. Он готов, он согласен, ибо остаться без тебя или умереть для него одно и то же. Но сначала он хочет убедиться в твоей любви. Это опасный момент. Тут придется решать на месте, ибо откладывать решение нельзя. Можно все проиграть, но можно все и выиграть. И ты решилась. Как ты дашь об этом понять?

- Каждое слово ваше - пушечный выстрел, разрушающий твердыню моей чести...

- Это в самом крайнем случае. Ясно? Держаться надо до конца. Но вот свершилось.

- Вы сразили мою добродетель, так сразите же и самую жизнь! Убейте меня сию же минуту. Женщина, лишенная чести, не должна жить!

- Прелестно! Именно так одержала свою победу Инес.

- Но к восьми часам вечера кабальеро должен будет уйти.

- Что такое?

- Не могу вам сказать.

- Не завела ли ты себе какого-нибудь лоботряса, который всех нас оставит с носом? Я у нее девичества спрашиваю, а она, того и гляди, ребеночка донашивает?

- Я чиста и непорочна, донья Тереса, и никому не дам себя подковать.

- Надеюсь.

- Но к восьми часам я должна быть свободна.

- Если это достойный человек, то зачем ты его от меня скрываешь? А если недостойный, то к чему он тебе? В дверь условно постучали.

- Пришел Маттео. Скажешь ему, что у тебя привычка перед сном читать Часослов. И только поэтому ты просишь его удалиться.