Все их деньги - Анна Теплицкая
Михеич весь подобрался и важно загудел:
– Мы не обвиняем тебя, я бы и сам по молодости, по глупости, поступил бы так, как ты, но вот ты снял с отцовского счёта деньги после того, как он умер. На что ты рассчитывал?
Ого, этого я не ожидал. Смачные козыри у Президента с Михеичем! Я уставился на мальчика, он молчал, а Михеич говорил:
– Это уголовщина. Причём нехило так можно залететь, кража-то в особо крупном размере.
– Так это же папа мой… Он мне сам дал все пароли, честное слово!
– Мы верим, – сказал Президент. – Только это совершенно неважно. Ты должен был официально вступить в наследство, а сейчас это всё превратилось в большую проблему.
– Что мне делать? Что-то ведь можно сделать? Я же не могу идти в тюрьму… мама останется совсем одна, она и так уже без отца! Это её убьет.
– Не можешь, – согласился Бульд. – Поэтому у нас есть для тебя обоюдовыгодное решение: мы выкупаем твою долю и отмазываем тебя от статьи – больше никаких проблем с законом! Получишь деньги, много денег, будешь вкладывать их на своё усмотрение, сам себе хозяин: захочешь – начнёшь собственное дело, захочешь – положишь в банк под проценты. Это будут не наши общие деньги, они будут твои собственные. Если спросишь меня, то я считаю, что для тебя это идеальный вариант.
– Вы тоже так думаете, Антон Павлович? – неожиданно обратился ко мне Боря.
– В принципе, да, – сказал я, и это прозвучало с самоубийственным сладострастием.
Мы были приветливы и вежливы, но при этом он наверняка чувствовал, что за показным равнодушием и отстранённостью скрывалось стремление побыстрее выдавить его из этого кабинета, из нашей Компании. Я вспоминал, как Бёрн брал Борьку к себе на работу, и он с огромным интересом наблюдал, как тут всё работает. Ему хотелось всё знать!
– На самом деле я принял решение, ещё до того, как сюда пришёл, – сказал Боря.
Президент вопросительно посмотрел на него, но я-то знал, что он тоже уже давно всё понял.
– Нам сложно будет найти общий язык, – продолжил Боря. – Мы из разных поколений, я всегда буду чувствовать себя здесь лишним. Всё, что касается папы, для меня сложно, я не всегда его понимал, не всегда знал, о чём он думает… Поэтому, как вы и сказали, нам лучше разойтись.
Пелена слёз, видно, что ему больно, что ему тяжело.
– Я сделаю так, как вы меня просите, и буду вам благодарен.
«Боже, он совсем не глуп», – поразился я.
– Спасибо тебе, – сказал Президент. – Тогда решено. Я приглашу юристов на следующий понедельник, мы подпишем бумаги. Тебе точно не надо ещё раз обсудить это с матерью?
– Нет, она уже поддержала меня.
Боря встал и пожал всем нам руки. Будет ли у него чувство, что он обокраден, обделён? Поймёт ли он, что мы в очередной раз воспользовались ситуацией? Будет ли об этом думать?
У двери мальчик обернулся:
– Совсем забыл. Я нашёл в папином кабинете это. – Он протянул Президенту потрёпанный блокнот в чёрной кожаной обложке.
– Его дневник, записи из жизни. Я пролистал, но, думаю, вам будет интереснее.
– Спасибо.
Президент бережно взял блокнот.
– Он даже не сопротивлялся, – сказал Бульд после того, как Боря ушёл.
Глава четырнадцатая [1991. ИЗ ДНЕВНИКА БЁРНА: Запись про то, как полезно смотреть телевизор]
– Парни, началось!
Старый бросил карты и резво вскочил со стула, Бульд красноречиво взглянул на меня, и мы втроём перешли из кухни в гостиную. Там уже в кресле перед телевизором сидел Егор. На экране по красной ковровой дорожке под торжественные звуки труб поднимался на сцену Борис Николаевич Ельцин в синем костюме и красном галстуке.
– Ну, чисто пионер, – восхитился Бульд.
– Он и есть пионер, – ответил Егор. – Ему предстоит строить новую страну.
«Граждане Российской Федерации, клянусь, при осуществлении полномочий Президента Российской Советской Федеративной Социалистической республики, соблюдать конституцию и законы РСФСР, – доносился из динамика зычный голос, – …и добросовестно выполнять возложенные на меня народом обязанности».
– А мне всегда Ельцин нравился, – зевнув, сказал я. – Хотя на самом деле всё равно кто, лишь бы не коммунисты.
– Есть такая старая московская традиция – за всю страну решать, кого ей в президенты, – сказал Классик.
– Да уж.
– А он вообще откуда, московский?
– Да нет, откуда-то с Урала.
– Смотри, а Горбачёв со Ставропольского края, – заметил Бульд. – Из глубинки лезут все в номенклатуру.
– Слышали анекдот про Михаила Сергеевича? Типа он приехал в Ленинград, шутит: ну, как живёте, товарищи? – Хорошо живём, – шутят в ответ колхозники, – засмеялся Старый, но никто юмора не оценил.
Бульд продолжал гнуть своё:
– Амбиций, похоже, у них больше. Ни при коммуняках, ни при новой власти, смотрите, питерских и московских особо не видно.
– Да, да, – с расстановкой ответил Классик. – Что коменданты в общаге, что старосты групп… Все понаехали.
– Ну, нас-то политика особо не интересует, главное, стать богатыми. А если станем, то и политиков ручных будем иметь, – сказал Бульд. – Помнишь, как в «Крёстном отце»?
– Ага… – Старый не помнил, но добавил. – Теперь будем зарабатывать. У меня хорошие отношения с замом Собчака.
Я решил их подколоть:
– Не хотел бы я жить в стране, которой вы будете управлять.
– Чего это? – одновременно вскинулись Бульд и Старый. – Ты бы жил в шоколаде!
Я смотрел на нас и думал, неужели мы когда-то изменимся? Понятное дело, уйдёт румянец со щёк Бульда, мои кучерявые волосы поседеют и поредеют, возможно, даже мускулистые руки Михеича усохнут, но других изменений попросту не может быть. Мы навечно останемся друзьями, готовыми прийти друг к другу на помощь, умными и весёлыми, самыми лучшими.
А Ельцин тем временем продолжал: «Достойная жизнь не даруется свыше и не наступает сама собой. К ней невозможно прийти, построившись в колонны и слепо выполняя приказы сверху».