Мулен Руж - Пьер Ла Мюр
Они на мгновение задержались перед дверью.
– Спасибо вам, мадам Лубэ, – протянула руку графиня.
Мадам Лубэ проводила взглядом ландо, вскоре исчезнувшее из виду в конце улицы. На город опустилась ночь. В туманной темноте то здесь, то там зажигались желтые квадраты окон. Где-то вдалеке раздался протяжный гудок паровоза, походящий на жалобный крик раненого зверя. На душе кошки скребли. Печаль больших городов нависла и над Парижем.
А несколькими днями позже обитателей улицы Коленкур поразила необычная похоронная процессия. Катафалк, влекомый тощей, еле передвигающей ноги кобылой, был доверху нагружен плетеной мебелью и прочим скарбом, среди которого особенно бросались в глаза три мольберта, стол для рисования, высокая лестница и гипсовая копия Венеры Милосской в натуральную величину, очень напоминавшая оживший труп. На месте кучера восседал бородатый молодой великан, отчаянно щелкавший кнутом и горланивший фривольную песенку, прерываясь время от времени, чтобы вынуть изо рта длинную трубку и перекинуться шутками с местными прачками и выглядывающими из окон девицами.
За катафалком следовали четверо разбитных парней в потертых костюмах, в которых мадам Лубэ, наблюдавшая за странной процессией из окна, безошибочно распознала художников. Она узнала и нового квартиранта, ковылявшего позади всех и изо всех сил старавшегося не отставать от товарищей.
Когда шествие остановилось перед домом, молодые люди обступили повозку и принялись отвязывать веревки, которыми была закреплена мебель, Анри же направился в дом.
– Добрый день, мадам Лубэ, – учтиво поздоровался он, снимая с головы шляпу и стараясь отдышаться. – Мне не удалось нанять настоящих грузчиков, и друзья предложили свою помощь. Но вы не беспокойтесь, мы сделаем все очень тихо, не выходя за рамки приличий.
В следующий момент сонная тишина, царившая на лестнице, нарушилась громким топотом, выкриками и пением. Молодые люди взбирались по лестнице, перетаскивая мебель на плечах, царапая стены, натыкаясь на перила, перекликаясь между собой через этажи, отчего на лестнице поднялась веселая суматоха.
Взмокший от волнения Анри взволнованно расхаживал по огромной комнате, давая указания и порываясь помочь.
– Слушай, Лотрек. – Лукас возник в дверном проеме со связками холстов в обеих руках. – А это барахло куда свалить?
– Ну, куда-нибудь… Вот хотя бы здесь, в углу. Только осторожно. Один из них еще не совсем просох.
Лукас сложил картины и прошелся по комнате, с интересом озираясь по сторонам.
– Вот это я понимаю, настоящая студия! Эх, если бы мой старик позволил мне такой обзавестись!
– Если хочешь, приходи работать сюда.
Но Лукасу было неприятно уже даже одно упоминание о работе, и он поспешил к выходу, столкнувшись в дверях с Рашу, согнувшимся под тяжестью стола для рисования.
– Черт побери! – заворчал тот, опуская стол на пол и выпрямляясь. – Ты что, нарочно выбрал студию на четвертом этаже? Ты бы уж сразу на вершине Вандомской колонны обосновался, что ли… Или, может, тебе просто нравится карабкаться по лестнице?
Все еще тяжело дыша, он направился к кушетке у окна и рухнул на нее. С минуту сидел, озираясь, сложив огромные руки на коленях.
– Отличное место, – кивнул он наконец. – Северный свет и все такое…
– Тебе правда нравится? – Анри сел рядом. Ему очень хотелось взять друга за руку, однако он помнил, что студенческий этикет категорически отрицает любое проявление эмоций. – Спасибо, что помог достать катафалк.
Рашу лишь отмахнулся, а затем снова окинул взглядом комнату и с кряхтеньем поднялся с кушетки.
– Ладно, пойду я. Там, внизу, еще куча вещей.
Он направился к двери, и тут лестницу огласили возмущенные вопли. Анри поспешно вышел на площадку.
– Пожалуйста, потише! – взмолился он, перегибаясь через перила.
– Представляешь, этот недоносок Гози позволил себе нелестно отозваться о моей знакомой! – выкрикнул в ответ Анкетен, находившийся двумя этажами ниже. – Он обозвал ее старой ведьмой.
– И это чистая правда, – отозвался Гози из-за мольберта, который тащил наверх. – Все консьержки – старые ведьмы, а его подружка была консьержкой.
– Да, была, – попробовал оправдаться Анкетен. – Но при этом она оставалась настоящей красавицей. Обычно я спускался в каморку к своей крале, когда ее муж отправлялся развозить уголь. – Он опустил на пол складную ширму и свесился через перила, глядя сверху вниз на своего оппонента. – Иди сюда, – это уже походило на вызов, – и я покажу тебе, как называть Эмили старой ведьмой. Ты, тупой бабуин, никогда не спал с такой женщиной. Ты бы видел ее груди! Они были… они были словно выточены из мрамора!
Гози же лишь презрительно фыркнул в ответ. Всего неделю назад он нашел прощальное послание от очередной пассии, которое на сей раз было приколото к его выстиранной рубашке, а потому пребывал в скверном расположении духа.
– Да эта твоя Эмили, она была такой же, как все они! Старой каргой с обвисшим животом и сиськами до пупа!
– До колен! – поправил Лукас.
– Не, она на них сидела! – пробубнил Гренье из-под плетеного кресла, которое нес на голове.
– Она спотыкалась о них при ходьбе! – оглушительно загромыхал Рашу, сбегая по лестнице.
Молодые люди расхохотались. Двери квартир то и дело открывались, из квартир выглядывали жильцы, заинтригованные царящим на лестнице буйным весельем.
– Ради бога, заткнитесь! – чуть не плакал Анри с площадки верхнего этажа. – Ведь мадам Лубэ может услышать…
Она действительно все слышала и была тронута до глубины души подобной заботой о ее женских чувствах. Художники и в самом деле не блистали манерами и воспитанием, но он был совсем не таким, как они…
По пути в студию Гози и Анкетен все еще переругивались.
– И все-таки Эмили была красавица, – горячился Анкетен. – И такая страстная! Ты даже представить себе не можешь, какие вещи она вытворяла. – Прислонив ширму к стене, он вытер рукавом пот со лба. – Взять хотя бы…
– Да знаю я, знаю, – глумился Гози. – Она извивалась, крутила задницей, царапала тебе спину и стонала, что ты ее убиваешь. Но это слова, только слова. Женщины холодны, и ничего с этим поделать нельзя. У них рыбья кровь.
Мало-помалу переезд близился к концу. Один за другим друзья заходили в студию, сваливали на пол поклажу и устало опускались на кушетку, тяжело дыша и устремив отсутствующий взгляд в пространство.
– Все! – шумно выдохнул Рашу, сжимая в объятиях Венеру Милосскую. – Ну и тяжесть! Эта тетка потянет на целую тонну, не меньше. Но зато, друзья мои, вы только взгляните, какая задница! Я изучал ее все время, пока тащил сюда, и скажу я вам…
– Огромное всем спасибо, – вступил Анри, – за помощь…
– Умираю от жажды! – перебил его Гренье.
– Внизу дожидается катафалк, – объявил Рашу, – так что могу
