У смерти два лица - Кит Фрик
— Я не знаю, что и думать. Я тут уже целый месяц. У меня была куча времени подумать, — пауза, затем Анна начинает напевать: — «Время ускользает, ускользает, ускользает в будущее…»
В ритме голоса Анны Мартина улавливает нотку истерики. Она откашливается.
— Я должна была бы уже во всем разобраться, — продолжает она. — Но похоже, что я сама не знала, о чем говорила.
Слова Анны — настоящая находка для подкаста. Она только что призналась, что солгала полиции. Разве не так? Мартина старается сохранить спокойствие, подавить легкое головокружение:
— Ты хочешь сказать, что не виновна в смерти Зоуи? Или что она умерла не так, как ты рассказала полиции?
Следует долгая пауза, и Мартине начинает казаться, что Анна больше не станет говорить. Что ее уже нет на том конце линии. Когда Анна наконец начинает говорить, она не отвечает на вопрос Мартины.
— Адвокаты говорят, что это хорошая новость. Они не хотели, чтобы я давала по интервью, но мне на самом деле все равно. Мне нужно знать, что случилось. Мне действительно нужно это знать. И я думаю, что ты во всем разберешься, Мартина. Я верю в тебя.
Мартина упирает ладони в стол. Она рада, что находится здесь одна и никто не видит, как блестят ее глаза, с каким трудом ей удается спокойно сидеть на месте. Она пробует зайти с другой стороны.
— В тот вечер, когда ты разговаривала с детективом Холлоуэй и помощником детектива Мейси, пятого августа… Ты говорила правду?
Анна вздыхает.
— Я рассказала им то, что помнила, и те воспоминания никуда не делись. Но в тот вечер я очень нервничала. Больше, чем мне казалось. Ты знаешь, что я провела в этой комнате для допросов семь часов? В конце концов мне просто захотелось, чтобы вопросы поскорее закончились. Поэтому я рассказала им все, что помнила, а мой мозг заполнил пробелы. Или они заполнили их за меня.
— Какие пробелы?
— Есть пробел после балкона в Уиндермере. Я не помню, как ехала к озеру Пэрриш или как положила Зоуи в лодку. Я ничего такого не помню. Но я помню, что потом была возле воды. Зная, что она была там, что я никогда не смогу вернуть ее. Я рассказала полиции, что, наверное, отвезла ее тело к озеру, потому что это казалось естественным. Потому что они сказали мне, что я, должно быть, это сделала. Тогда это казалось мне ответом на вопрос, который мучил меня все лето.
— Зачем ты созналась, Анна?
— Не знаю, как объяснить… Я помню ощущения, какие-то обрывки. У меня были эти обрывки, но я никак не знала, что с ними делать. А потом, после слов Кейдена, все вдруг встало на свои места. Это была единственная осмысленная версия.
— Ты убила Зоуи Спанос?
На мгновение лишь дыхание Анны говорит о том, что она еще здесь. Что она не повесила трубку, как опасалась Мартина.
— Я не верю, что убила Зоуи Спанос или спрятала ее тело.
Кровь приливает к голове Мартины, и она сосредоточенно смотрит в черный экран телефона:
— А у тебя есть хоть какая-то идея, кто мог это сделать? Хоть что-то, что помогло бы расследованию?
— Думаю, — медленно произносит Анна, — пришло время Кейдену Толботу поговорить с полицией.
ЧАСТЬ II
Конюшня
Мы никогда туда не вернемся, это бесспорно. Прошлое все еще слишком близко к нам.
Дафна дю Марье. Ребекка[3]
11. ТОГДА. Июнь
Риверхед и Херрон-Миллс, Нью-Йорк
Пейсли хочет поехать на «Встречу с пингвинами» в Лонг-Айлендский океанариум, поэтому утром в понедельник Эмилия заказывает по телефону два билета с группой в половине второго, потом вручает мне ключи от своей машины. Я уже ездила на ней пару раз по мелким поручениям в Херрон-Миллс, но до Риверхеда ехать минут сорок пять, и от предстоящей поездки я вся на нервах. У меня уже год как есть права, но опыта езды по шоссе почти нет. Плюс в этот раз со мной будет Пейсли. Я прячу страх под широкой улыбкой, напоминая себе, что училась ездить в Бруклине. С Лонг-Айлендом как-нибудь справлюсь.
Ехать предстоит по красивым местам. Пока Пейсли развлекается на заднем сиденье с айпадом Эмилии, я могу успокаивать нервы пейзажами по пути с южного зубца «Вилки» на северный: берега озер, виноградники, фермы и самое большое поле для гольфа, которое мне только доводилось видеть. Но расслабиться я не могу. Ладони на руле скользят от пота, а звоночки из игры, в которую играет Пейсли, всякий раз заставляют меня вздрагивать.
Примерно на половине пути пушистые облака над нами темнеют, и по ветровому стеклу начинают расплываться капли дождя. Это всего лишь легкая морось, и сквозь тучи по-прежнему пробивается солнце, но все мое тело напрягается. Капли колотят по крыше, асфальт на дороге темнеет от воды, и я живо представляю себе, как теряю управление, как шины начинают скользить по дороге и как наша крошечная машинка вылетает на встречную полосу. В глазах — дым, кровь, битое стекло. Я поворачиваюсь, ремень безопасности врезается в шею, и с губ срывается всхлип: я вижу искалеченное тельце Пейсли, распластавшееся на заднем сиденье. Сквозь разбитое стекло врывается темная вода, заполняя машину, проникая в нос, в легкие…
— С тобой все в порядке, Анна? — спрашивает Пейсли.
Я выдыхаю. Вода отступает.
— Все хорошо, — удается ответить мне.
Я поворачиваюсь обратно и сосредотачиваюсь на дороге. Я разминаю пальцы на руле, стараясь унять судорогу. Что это было? С Пейсли все хорошо. С нами обеими все хорошо. Сердце все еще бешено скачет, я еду на пять миль в час медленнее разрешенной скорости, пока небо не проясняется и дождь не остается позади.
По картам «Гугла» я нахожу стоянку, и остаток утра мы проводим в выставочных помещениях, где есть все, от аллигаторов до обезьянок, пока ожидаем назначенного времени встречи с пингвинами. И со мной по-прежнему все в порядке. Никаких мрачных видений. Никакой паники, сдавливающей грудь.
К тому времени, когда мы встречаемся с нашим экспертом по пингвином и экскурсоводом у вывески «Водные приключения», начинает казаться, что утренняя поездка произошла с кем-то другим. Макс Адлер — высокий и мускулистый, с густой копной каштановых волос. Выглядит он как человек, много времени проводящий на солнце. Он молод — может быть, чуть за двадцать — и обожает рассказывать об африканских пингвинах, с которыми нам
