Истории Фирозша-Баг - Рохинтон Мистри
Она позвонила в дверь к Моди и стала ждать, поправляя свой матхубану. Открыл ей доктор Моди.
– Барзор-джи, простите, что мешаю вам с Джахангиром заниматься марками. Но мне нужно забрать его домой. Неожиданно пришли гости. Хочу послать его в иранский ресторан за прохладительными напитками.
– Ничего-ничего, он может прийти в следующее воскресенье, – ответил доктор, а потом добавил: – Он должен прийти в следующее воскресенье.
Он с удовольствием заметил, как отвернулась в бессильной злобе миссис Моди, которую, стоя в дверях, не могла видеть соседка.
– Джахангир! Тебя мама зовет.
Джахангир был рад, что его вытащили из бурлящего потока семейных разборок. Они ушли без лишних слов. Мать в замешательстве теребила узлы своего матхубану.
После этого неприятного всплеска эмоций обе женщины не могли не почувствовать неловкость. Миссис Моди, совсем не будучи болтливой, никогда не позволяла, чтобы ее семейные беды и разочарования становились частью вежливого общения с соседями, которое она всегда чтила и ценила. Теперь же впервые после их переезда в Фирозша-Баг в этом общении возникла пауза.
Когда на следующее утро пришел мучхивала[104], вместо того чтобы торговаться вместе, как это бывало раньше, миссис Моди подождала, пока закончит торговаться миссис Бальсара. Она не отрывалась от глазка, пока торговец рекламировал свежесть своего улова.
– Вы только посмотрите, бай, это же сафед паани[105], – говорил он, держа морского леща и сжимая его за жабры, пока не проступила белая жидкость.
И только когда миссис Бальсара заплатила и ушла к себе, из квартиры вышла миссис Моди, а миссис Бальсара в свою очередь заняла место у глазка. Так продолжалось несколько дней, пока неловкость не прошла и жизнь опять не вернулась в прежнее русло.
Но для Джахангира все было иначе. В воскресенье ему снова пришлось оставить дома свой так плачевно оскудевший альбом. А в еще большее замешательство его привела миссис Моди, пригласившая его войти со словами: «Проходи, бава, проходи». В ее улыбке сквозило коварство.
Доктор Моди ссутулившись сидел за письменным столом, и его руки свисали с поручней кресла. Стол был пуст – Джахангир не заметил ни одной марки. Шкаф в углу был заперт на ключ. Отсутствие привычного уютного беспорядка делало комнату холодной и невеселой. Доктор был в подавленном настроении, вместо «гусиных лапок» у краешков глаз пролегли морщины, говорившие о расстройстве и унынии.
– Снова без альбома?
– Да. Не достал новых марок. – Джахангир выдавил нервный смешок.
Доктор Моди почесал покрытые псориазом локти. Внимательно глядя на Джахангира, он произнес:
– С испанской танцовщицей случилась беда. Посмотри. – И он показал атласную шкатулку, в которой больше не было его сокровища. – Она пропала.
Он почти боялся посмотреть Джахангиру в глаза, потому что мог увидеть то, чего не хотел увидеть. Но это было неизбежно. Последняя фраза доктора Моди пробудила в памяти мальчика громовой тон старосты, несколько дней назад обратившегося к ним с речью, похожей на речь в дискуссионном клубе. И гнусность всей этой истории отразилась на лице Джахангира – последний позорный постскриптум к краху и разочарованию доктора Моди.
Он захлопнул шкатулку. Реакция мальчика, его молчание, отсутствие альбома подтверждали самые худшие подозрения. Что еще более унизительно, получалось, что жена права. В большой печали он поднялся из кресла.
– Мне пора уходить. Важные дела в колледже.
Они расстались. О следующем воскресенье не было сказано ни слова.
Больше Джахангир никогда не бывал у доктора Моди. Несколько дней он размышлял о пропаже марки и ломал голову, что могло с ней случиться. Дядя Барзор, всегда такой аккуратный, не мог положить ее в другое место. Кроме того, он никогда не вынимал ее из шкатулки. Шкатулка-то была на месте. Но Джахангир не обижался на доктора за то, что тот решил, будто это он украл танцовщицу. Чувство вины за Патла-бабу и Джхария-бабу, за Эрика и марки было таким сильным, а наказание за все это таким незначительным, почти незаметным, что он был готов стерпеть это незаслуженное обвинение. Фактически оно уравновешивало чаши весов справедливости.
Поначалу мать спрашивала, почему он по воскресеньям остается дома. Неубедительные объяснения, что надо делать домашнюю работу или что у дяди Барзора пока нет новых марок, а на старые смотреть скучно, ее не удовлетворяли. В конце концов она приписала отказ сына от марок его чувствительности и уважению плачевного состояния дел в семье Моди. Ей было приятно, что мальчик способен на сочувствие. Больше она его ни о чем не спрашивала.
IV
Песи больше не видели в Фирозша-Баг. Его отсутствие у большинства родителей сначала вызвало облегчение, а потом любопытство. Постепенно выяснилось, что его отправили в школу-интернат в Пуне[106]. Мальчишки Фирозша-Баг продолжали играть в свои игры на дворовой площадке. К счастью или к несчастью, но теперь явно не хватало той искры, которая добавляла непредсказуемости ленивым прибрежным вечерам Бомбея, вечерам, которые могли так легко поймать в ловушку людей неосторожных, как детей, так и взрослых, заключив их в круг апатии и депрессии, когда время давит тяжестью и не дает дышать.
Джахангир больше не сидел вечерами на каменных ступеньках корпуса «С». Ему было трудно каждый день встречаться с доктором Моди. Кроме того, ребята, за игрой которых он привык наблюдать, подозревали какую-то связь между отправкой Песи в школу-интернат, прошлой дружбой между Джахангиром и доктором Моди и постоянной грустью и унынием доктора (которые раньше он умудрялся успешно скрывать, но которые теперь стали всем очевидны). Мальчишки осуждали Джахангира за его роль в этом деле, какой бы она ни была, и открыто демонстрировали свою враждебность.
Доктор Моди больше не был тем весельчаком, которого они раньше любили. Когда его машина вечером поворачивала на площадку, он все еще махал им рукой, но «гусиных лапок» не появлялось в уголках его глаз, они не видели его улыбки, не слышали шуток.
Прошло три года после переезда семьи Моди в этот квартал.
В школе Джахангир был в такой же изоляции, как и в Фирозша-Баг. В последнее время присущие ему черты женственности в основном преобразились в несомненные признаки возмужания. Эрика Д’Сузу исключили из школы за попытку совратить ученика из младшего класса. Джахангир к этому делу отношения не имел, но большинство его одноклассников видели здесь связь с их тайными занятиями в юном возрасте и воровством марок. Патла-бабу и Джхария-бабу исчезли с тротуара
