Наваждение - Вениамин Ефимович Кисилевский
Что-то поделывает сейчас мой неутомимый и неустрашимый сыщик Глеб Крымов? Раскалывает загнанного в угол Андрея Гуркова? Торит дорожку к исчезнувшему Виталию Михайловичу Линевскому? Бедный Виталий Михайлович, сколько злоключений предстоит ему вынести по недоброй моей воле! Но ведь уже не я решаю его судьбу, а четверка злоумышленников, собравшихся на даче за городом. И пока он, благодушный, разморенный хорошей выпивкой, закуской и льнущей к нему красавицей Галкой, посиживает за столом, они, за стеной, копаются в листках из так хорошо знакомой ему зеленой папки…
— Ну, — сказал Кеша, с надеждой вглядываясь в затуманенное лицо хозяина, — то, что нужно? Проколов не будет?
Хозяин еще раз, совсем уже медленно, прошелся глазами по записям, сокрушенно цокнул языком:
— Увы, худшие предположения мои оправдались. — Укоризненно посмотрел на Кешу: — Я же говорил, что Линевского нужно держать до последнего, одной папки может оказаться недостаточно. Как в воду глядел! А то туда же: «зачем нам этот пикничок! зачем маскарад! заполучили ключи — и баста!»
Кеше явно не понравились ни слова его, ни тон, каким они были сказаны.
— Не строй из себя мыслителя. И не спекулируй тем, что единственный из нас кумекаешь в этой химической галиматье. Ты уверен, что без самого Линевского не разобраться? На кой тогда черт он вообще прячет записи за стальной дверью, если ничего нельзя понять?
Хозяин окинул его снисходительным взором:
— Не суди, о чем понятия не имеешь. В каждом деле есть свои нюансы. Формулы все на месте. Да только мостиков переходных нет.
— И где же взять эти твои мостики? — вмешался в разговор лысый. — Завтра ведь нужно передать материалы. Хочешь на бобах нас оставить?
— Что значит «я хочу»? — возмутился хозяин. — Я сейчас выступаю всего лишь в роли эксперта! Пожалуйста, передавайте, я свое слово сказал. Остальное — ваше дело.
— Погодите, погодите, — примирительно сказал Кеша. — Поцапаться всегда успеем. Я правильно тебя понял: без автора эти бумажки полной цены не имеют? Это точно?
— Как в швейцарском банке, — сумрачно пошутил хозяин. Кеша взял у него из рук папку, аккуратно сложил в нее исписанные листки, завязал тесемки, раздумчиво побарабанил по ней пальцами.
— Что ж тогда… Придется, значит, переправлять папку вместе с ее владельцем, другого выхода не вижу.
— Каким, интересно, образом? — впервые подал голос густобровый. — Завернуть в один конверт? Или пойти к Линевскому — простите, дорогой товарищ, но не можем без вас разобраться, не соизволите ли дать необходимые пояснения, очень уж, знаете, нужно!
— Такой вариант отрабатывался. — Кеша его даже взглядом не удостоил. — На самый крайний случай. Очень, предупредили меня, нежелательный, но, повторюсь, другого выхода не вижу. Только хлопотно очень.
— Еще бы! — помрачнел хозяин. — Может, малой кровью отделаться, договориться как-нибудь с Линевским?
— Там, где не помогают деньги, помогают большие деньги! — Густобровый слыл острословом.
— Вряд ли, — вздохнул Кеша. — Я за ним не один день наблюдаю, со всех сторон повертел. Клиент тяжелый, можно, конечно, попробовать, но много времени займет, а дело — не терпит.
— А через Галку его? — предложил лысый. — Взять эту кралечку в оборот…
— Тоже дохлый номер. Там вообще ниточка такая тоненькая — того и гляди оборвется. Знал бы, чего стоило уговорить ее просто приехать сюда с ним. Заодно и этого пентюха Андрея пришлось тащить, чтобы наверняка. Кстати, она видела, как ты брал из кармана ключи, так что еще одна сложность возникла. Грязно работаешь!
— Да я… — начал было лысый, но Кеша не дал ему договорить:
— Оправдываться будешь перед шефом. Я, кажется сумел притушить пожар, но не завидую тебе, если это дело вдруг всплывет.
— Но каким же образом взять Линевского? — спросил хозяин. — К тому же с девицей он. Накачать его, что ли?
— Брать мы его не будем, — впервые усмехнулся Кеша. — Сам прибежит, как миленький. Нам лишний риск не нужен.
— Это каким же образом? — вскинул брови хозяин.
— Я ведь говорил, что не один день уже возле него кручусь. Обойдемся без накачки, хватит обычного телефонного звонка…
10
Писалось мне в самом деле неплохо, но начала побаливать голова. Мне еще хотелось набросать, как допрашивал Глеб Андрея, я выпил таблетку анальгина, минут через десять полегчало.
Никогда не мог понять, зависит ли качество написанного от моего состояния. Бывает, так хорошо работается, слова сами на бумагу просятся, а утром прочитаешь — с души воротит. Порою же мучаешься, насилуешь себя, каждую строчку клещами из головы вытаскиваешь — а потом буковки ни одной не поправишь. Но, в любом случае, писать все-таки надо, когда пишется, иначе каторга перестанет быть не только сладкой — вообще всякий вкус потеряет. Даже с головной болью. Так что будем равняться на целеустремленного Крымова, он-то, небось, никакого послабления себе не даст, характер не тот. Не глуп Андрей, изворотлив, к тому же неминуемой кары боится за «убийство» в парке, да не устоять ему против капитана Крымова. Но нельзя, однако, недооценивать и то, что Андрей до унизительного пинка в грязь и Андрей после него — два разных человека. Такие вещи бесследно не проходят. Теперь уж опаздывать по крымовскому вызову не станет, раньше назначенного срока примчится. О, Господи, как же он может примчаться? — его ведь Юрка доставит, по всем протокольным правилам! Юрка войдет в кабинет и скажет…
Юрка вошел в кабинет Крымова и сказал, улыбаясь:
— Привез красавца. Мог бы и раньше, но видел бы ты, каким он домой заявился! Весь в грязи, синий от холода, зуб на зуб не попадает! Где, спрашиваю его, резвился? В роще, говорит, гулял, воздухом дышал. Шизик какой-то! Пришлось ждать, пока он душ примет и переоденется. Заводить?
— Давай, — кивнул Глеб.
Юрка вышел, вернулся с Андреем. Андрей уселся на знакомый уже ему стул напротив Глеба, Юрка — на другой, поодаль. Крымов на этот раз повел себя иначе — в диспуты ввязываться не стал, молча подошел к сейфу, извлек из него самодельный нож с черной костяной ручкой, положил перед Гурковым:
— Ваш?
— Нет, — быстро, едва взглянув на него, ответил Андрей и отчужденно застыл.
— Бросьте, Гурков, — поморщился Глеб. — Это же несерьезно. Я ведь могу набить полный кабинет людьми, которые видели у вас этот нож. Начиная от соседки со второго этажа, которой вы замок открывали, и кончая многочисленными вашими собутыльниками. Какой смысл запираться?
Ни одна мышца не дрогнула на узком Андреевом лице, только еще туже обтянула побелевшая кожа выступающие скулы. Ровным, без выражения голосом ответил:
— Таких ножей в
