Сулейман Рагимов - Мехман
- Что это случилось с твоей Балыш? - спросил он. - Я что-то не вижу ее уже несколько дней...
- К отцу ушла... - ответил Мамедхан.
Милиционер недоверчиво посмотрел на него, но ничего не сказал больше и отошел. Мамедхан тут же побежал к Муртузову домой и, уединившись с ним, стал горько жаловаться:
- Видишь, что эта шлюха Балыш натворила со мной? Она погубила меня, угробила...
- А что такое? - спросил Муртузов. - Плохое что-нибудь?
- Хуже не может быть... Я думал, что она ушла к отцу...
- Куда же она ушла, если не к отцу?
- Она повесилась!
- Что? - воскликнул, вскочив с места Муртузов, но тут же овладел собой. - Повесилась? Почему, Мамедхан?
- Из-за ревности, в пылу гнева, чтобы досадить мне. Или из-за своих грязных проделок в клубе, которыми она мучила и терзала меня...
- Она еще висит? - деловито осведомился Мурту зов, наморщив лоб. - Или ты снял ее?
- Разве я дотронусь до повесившейся? Ни за что. Пусть все увидят, что эта бесчестная натворила, какой стыд обрушила на мою голову.
- Придется начинать следствие, Мамедхан! - сочувственно заметил Муртузов.
- Конечно. Ты сам должен установить, где правда и где кривда.
Муртузов задумался и важно произнес:
- Надо оповестить врача и объяснить ему, чтобы он... - И посмотрел прямо в глаза Мамедхану. - Понимаешь? Чтобы он составил правильный акт. Понял? Следствие будет в основном зависеть от медицинского заключения. Подобно зданию, стоящему на фундаменте, следствие должно опираться на эту бумажку - акт.
- Вчера я как раз встретил доктора. Он как будто был приветлив со мной, любезен...
- Когда ты узнал о ее смерти?
- Час тому назад. Вошел в комнату и вдруг вижу: подставила под ноги бочку и...
Мамедхан скривил лицо.
Муртузов пошел с Мамедханом прямо к Мехману.
- Товарищ прокурор, на плечи этого несчастного свалилось большое горе.
- Какое горе?
- Трудно даже сказать. Язык не поворачивается.
- Что случилось? Разве он тоже замешан в расхищении промтоваров для учителей?
- Нет, товарищ прокурор. Сколько раз за эти годы его проверяли, из всех ревизий он выходил чистым, как цветок. Беда в том, что жена несчастного повесилась. Как только он узнал об этом, прибежал сообщить.
- Повесилась? - отрубил Мехман, испытующе глядя на Мамедхаиа.
- Товарищ прокурор, эта женщина немножко... - Муртузов, стараясь выгородить своего друга, наклонился к Мехману и сказал вполголоса: - Она была немного легкого поведения...
Мехман с удивлением посмотрел на Муртузова. Тот опомнился.
- Конечно, все выяснится во время следствия. Но...
Как ни старался следователь сохранить беспристрастный вид, Мехман уловил все же, что Муртузов с самого начала пытался создать невыгодное впечатление о Балыш.
- Надо пойти на место происшествия, - сказал он лаконично. - Вызовите врача и начальника милиции.
Джабиров явился немедленно.
- А где врач?
- В больнице нет телефона, - ответил Муртузов, желая выиграть время. Придется послать человека.
- Пошлите скорее. Немедленно.
Муртузов вышел во двор поискать человека в калошах. Он коротко рассказал ему обо всем.
- Влип наш Мамедхан... - огорчился Калош.
Но Муртузов заметил строго:
- Беги за врачом. Все теперь зависит от его заключения. Понятно? Надо срочно доставить врача сюда.
- Понял, понял, вызвать врача. - Человек в калошах, сгорбившись, ушел, а Муртузов вернулся в кабинет прокурора.
- За врачом пошел Калош, - сказал он.
Мамедхан обрадовался. Его синеватые небритые щеки даже порозовели. "Калош хитер, находчив", - подумал он с облегчением. И в ту же минуту почувствовал на себе взгляд Мехмана. Мамедхан схватился за голову и закачался из стороны в сторону, показывая всем видом, как жестоко он страдает, как тяжело переживает смерть Балыш.
Наконец пришел врач.
- Вы конечно, знаете, доктор, зачем вас побеепокоили? - спросил Мехман.
- Нет, совершенно ничего не знаю. Может быть, в деревне что-нибудь случилось? В колхозе? К сожалению, я чувствую себя так плохо, что поехать мне будет трудно. Но если надо, то я...
Человек в калошах, прижавшийся к косяку двери, чуть подмигнул. "Браво, доктор!" - подумал он.
- Такое дело, доктор... - снова обратился Мехман к доктору.
- Пожалуйста, я вас слушаю.
- Сейчас мы пойдем в одно место...
- Я уже сказал вам, что очень нездоров... Когда я лечил Зулейху-ханум, мне было легче. Теперь не то, теперь я серьезно болем сам...
- Но это очень близко, доктор.
- Ну, тогда другой вопрос - тогда можно...
Все вышли из прокуратуры и пошли за Мамедханом. Трясущимися руками Мамедхан достал ключ, отпер дверь. Стены и пол большой комнаты были убраны дорогими коврами. Яркие радужно-пестрые краски узоров, казалось, цвели по всей комнате. Муртузов очень внимательно, глазами ценителя, словно впервые видя эту комнату, посмотрел на ковры и сглотнул слюну. "Сам шах не откажется от таких ковров", - подумал он.
- Здесь только вы один живете? Это ваша квартира? - спросил Мехман.
- Да, наша, лучше бы стены развалились раньше, чем мы сюда въехали...
- Где повесилась ваша жена?
- Тут у нас есть кладовка. Там она повесилась, погубила меня... оставила одного... - Мамедхан подошел к маленькой двери... - Меня не было дома, когда она это сделала. Ой, Балыш, Балыш, ты меня погубила...
- Что вы увидели, когда вернулись домой?
- Ничего не увидел, ей-богу.
- И даже не задумались, где жена?
- У соседей, наверно, я считал. Жду, жду, жду - не приходит. Тогда я решил, может, она ушла в деревню к отцу. Или с бригадой клуба выехала в колхозы на концерты... Эта Балыш никогда не беспокоилась о муже, не раз я ел свой ужин в одиночестве...
- А наружная дверь?
- Она была открыта.
- Как же она оставила дверь открытой?
- Соседи у нас такие люди... Очень хорошие люди, честные. И потом я подумал, поторопилась, забыла. У нее же ветер был в голове... Только песни и танцы...
- Разве она говорила вам об этом?
- О чем? - притворился непонимающим Мамедха",
- О том, что она уедет к отцу или в колхоз на концерт?
- Говорила. Да.
- И вы согласились?
Начальнику милиции не терпелось. Он встал и направился к темной кладовой.
- Загляну на минуточку, товарищ прокурор.
Мехман остановил его.
- Не торопитесь, - сказал он и снова обратился к Мамедхану: - Вы согласились, чтобы она пошла к отцу или уехала в колхоз на концерт?
- А-а, понимаю, для чего вы спрашиваете...
- Я спрашиваю, давали ли вы свое согласие?
- Я понимаю, понимаю...
Муртузов жестом остановил Мамедхана.
- Вот человек, ей-богу. Ты выслушай вопрос до конца, прежде чем отвечать. Куда ты торопишься?
- Товарищ Муртузов, займитесь своим делом, не мешайте мне... - сурово сказал Мехман.
Муртузов наклонил голову.
- Извиняюсь, - сказал он. - Подчиняюсь... вашему указанию... я только. - и видя, что прокурор не слушает его объяснений, замолчал.
Мехман снова опросил:
- Как вас зовут?
- Мамедхан. Вы же знаете. - В голосе его звучала тревога, хотя он всячески пытался ее скрыть.
- Сколько дней прошло, как вы повесили свою жену?
Мамедхан пошатнулся, точно на голову ему свалился тяжелый камень.
- Как? Как вы оказали?
- Вы что оглохли? Я спрашиваю: сколько дней прошло с тех пор, как вы ее повесили?
Мамедхан бросил взгляд на Муртузова, ища у него помощи. Он тщетно пытался взять себя в руки, сдержать свое волнение.
- Десять дней я ждал ее, думал, она уехала к отцу или на концерт в колхоз.
- Почему же за десять дней вы не спрашивали, где она, не попытались узнать...
- Думал, сама вернется. Ждал.
- Как же она могла вернуться, если вы послали ее туда, откуда никто не возвращался?
- Она погубила себя, наложила на себя руки - при чем тут я? В чем я виноват?
- В убийстве! - крикнул Мехман. - Понятно? В убийстве! Вы хотели, чтобы женщина была рабой, как когда-то... Вы задушили ее, чтобы задушить новое!..
Мамедхан съежился и побледнел.
- Вешайте тогда и меня, если я виноват.
Мехман взял себя в руки и ответил спокойно, не горячась:
- Суд установит, какую меру наказания вы понесете. Не сомневаюсь только в том, что она будет тяжела...
29
Явер готовила на кухне обед. Шехла-ханум давала ей указания. А Зулейха, давно уже забывшая про свою болезнь и тяжелые переживания, прихорашивалась в комнате перед зеркалом, любовалась собой.
Человек в калошах увидел, что она одна, и смело переступил порог. Зулейха вздрогнула, повернулась.
- Ой, это вы? А я подумала...
- Да, это я, доченька моя, - прошептал человек в калошах и умолк с горестным видом, опустив голову. Он так и стоял с опущенной головой, пока Зулейха не спросила:
- Вы хотите что-нибудь сказать мне, да? Говорите же.
- Одно словечко, всего одно словечко, дочь моя...
- Так говорите, что же вы смущаетесь? Мы ведь не смотрим на вас, как на чужого...
- А разве близкому человеку все скажешь? Иногда стесняешься его больше, чем чужого. Еще подумают: дали Калошу материю, так он еще и подкладку хочет получить. Оказали старику уважение, а он сел на голову. Вот так получается, Зулейха-ханум. Человек не всегда может раскрыть свою душу даже родному ребенку...
